Страница 13 из 18
– Чрезвычайно мудрое решение, – Холмс кивнул. – Это может очень помочь делу.
– Насчет накладных расходов не беспокойтесь. Я проинструктировал своих помощников, можете обращаться в банк в любое время – затраты вам возместят немедленно.
Банкир вежливо проводил нас до дверей и мы откланялись.
Вскоре мы уже были в Брумхилле, у входа в дом на Ашгейт-роуд, где Бут квартировал последние семь лет[15]. На звонок вышла горничная, которая и сказала, что хозяйка, миссис Парнелл, сейчас как раз показывает квартиру некому джентльмену. Когда мы объяснили девушке, по какому делу пришли, она тут же провела нас в кабинет бывшего жильца, располагавшийся на первом этаже. Там мы увидели миссис Парнелл (невысокую, пухленькую, миловидную и донельзя разговорчивую даму лет сорока) и «некого джентльмена», оказавшегося нашим давним знакомцем Лестрейдом. Инспектор как раз заканчивал осмотр помещения.
– Доброе утро, Холмс, – по лицу Лестрейда блуждала чрезвычайно самодовольная улыбка. – Вы, как то частенько случается, прибываете к месту действия чуть слишком поздно. Похоже, что я уже получил всю информацию, необходимую, чтобы поймать этого субчика!
– Искренне рад слышать это, – сухо сказал Холмс. – И столь же искренне готов буду поздравить вас, если этой информации действительно окажется достаточно. Возможно, после того как я произведу хотя бы беглый осмотр, мы сможем сверить свои мнения.
– Как пожелаете, – ответил инспектор с вальяжностью человека, успехи которого столь велики, что он может позволить себе великодушие. – Лично я думаю, что вы просто зря потратите время. Может быть, сразу сказать вам, что именно я обнаружил? Просто для экономии ваших сил?
– Нет-нет, давайте пока обождем. Если угодно, отнеситесь к этому как к моей прихоти.
Прислонившись спиной к каминной доске, Холмс, негромко посвистывая, оглядел комнату. Через минуту его взгляд вернулся к миссис Парнелл.
– Ваш жилец, наверное, снял комнату уже меблированной? Вся обстановка принадлежит вам?
Хозяйка многословно подтвердила эту догадку.
– А картина, которая до утра прошлой среды висела вот здесь… – мой друг, не оборачиваясь, указал на стену за своей спиной. – Она, наверно, принадлежала мистеру Буту?
Присмотревшись, я увидел прямо над каминной полкой, чуть повыше головы Холмса, прямоугольный участок обоев, до недавнего времени защищенный от солнечного света и потому менее выцветший. За многие годы я хорошо изучил рабочие методы своего друга, поэтому ни на миг не усомнился, что этот прямоугольник он заметил сразу же, как только вошел в комнату. С несколько большим трудом, но все же удалось понять, как Холмс сумел столь точно определить время: на стене не было и следов паутины, которая неизбежно должна была скопиться за рамой, висевшей несколько лет, – следовательно, сама миссис Парнелл или служанка успели пройтись по этому прямоугольнику метелкой от пыли. А поскольку мистер Джервис уже днем в среду предупредил хозяйку, чтобы в квартире ни к чему не прикасались, значит, уборка была произведена до этого, а картина снята со стены еще раньше.
Но это мне удалось проследовать за логикой Холмса; полицейский же и домохозяйка буквально замерли с открытыми ртами.
– Д-действительно, мистер Бут снял ее со стены в среду утром, – запинаясь, произнесла женщина. – Это была даже не просто его собственная картина, а картина, которую он собственноручно нарисовал. Этот, ну, эскиз – незавершенная работа: он сам так говорил. Правда, он, кажется, и не пытался ее завершить. Так вот, мистер Бут ее взял и унес с собой. Объяснил – мол, собрался другу подарить. Сказать, что я была удивлена – это, сэр, еще слишком слабо сказано будет: я ведь знала, как он ею дорожит, у меня ни тени сомнения не было, что он с этим эскизом никогда в жизни не расстанется. Ну, если подумать, то понятно, отчего он решил избавиться от своего имущества, но я-то этого не знала и удивилась, сэр, вот право же слово – ну так удивилась, что…
– Хорошо-хорошо, – Холмс сделал нетерпеливый жест. – Эскиз, если я правильно понял, был совсем небольшой. Акварель?
– Она самая, сэр, миленький такой рисунок, хотя и мрачный. Вересковая пустошь, холм, и на голой его вершине – три или четыре стоячих камня, а поверх них другие глыбы положены, на манер стола, сэр. Мистер Бут это еще называл как-то… вроде как «дружеский круг»…
– Скорее, «друидический», но дело не в этом. А что, он часто рисовал такие акварельки?
– Ни разу, сэр, во всяком случае, пока жил здесь. Говорил, в отрочестве много занимался живописью, пока еще родители были живы, а потом не до того стало, он и забросил это дело…
– Понятно…
Холмс снова осмотрел комнату – и я увидел, как глаза его вспыхнули, когда он заметил какой-то предмет, стоящий на фортепьяно. Это была фотография в рамке.
– Надо думать, это и есть ваш жилец, миссис Парнелл? Во всяком случае, черты его лица совпадают с тем описанием, которое я получил.
– Да, сэр, это его фотография. И очень хорошая, если хотите знать мое мнение: мистер Бут на ней ну прямо как живой!
– Как давно она была снята? – Холмс взял фотографию в руки.
– О, совсем недавно: всего несколько недель, сэр. Я как раз была здесь, стояла на этом самом месте, когда прибежал мальчишка-посыльный от фотографа с пакетом. Мистер Бут сразу же при мне и вскрыл его, то есть пакет, а не мальчишку. Там было только две фотографии, вот эта и еще другая. Ту, вторую, он подарил мне, не знаю уж зачем, а эту оставил здесь.
– Вы меня чрезвычайно заинтриговали, – Холмс внимательно посмотрел на хозяйку. – Этот полосатый пиджачный костюм, в который ваш жилец одет на этом снимке… Скажите, когда он уехал от вас в среду, на нем действительно была эта же самая одежда?
– Да, сэр, насколько я могу припомнить, он был одет точно так же, как тут.
– Спасибо, миссис Парнелл. Не припомните ли: когда ваш жилец уходил отсюда в тот последний раз – он, случайно, не сказал чего-то необычного?
– Ох, сэр, я, право, и не вспомню ничего такого. Да мы тогда почти и не разговаривали. Разве только утром, когда я приготовила ему чашку горячего шоколада, он сказал…
– Одну минуту. Мистер Бут всегда пил поутру горячий шоколад?
– Ой, сэр, что да, то да. И зимой, и летом. Уж такая у него была привычка: сразу, как проснется, еще до завтрака, звонит мне – и я ему готовлю. Мне так кажется, он скорее бы на службу без всего другого пошел, а вот про шоколад не забыл бы. Да, так вот, в среду утром, как я эту чашку ему принесла, он сперва что-то сказал о погоде, а потом вдруг заявляет: «О, между прочим, миссис Парнелл, забыл вам сказать: сегодня вечером я уезжаю на пару недель. Багаж свой я уже упаковал, после обеда пришлю за ним носильщика».
– И вы, вне всякого сомнения, были очень удивлены этим? – понимающе кивнул Холмс.
– Да, честно-то говоря, не так чтобы очень, сэр. Он ведь по службе часто ездил с ревизией или, уж не знаю, не разбираюсь в этом, по иным делам во всякие там банковские филиалы. Такая уж у него была работа: чуть ли не ежедневно могут приказать – и сорвешься с места, что делать-то. Особенно в последнее время его, бедняжку, все время в командировки посылали. Такого, чтоб он аж на несколько недель уезжал – этого, сэр, не было, разве что в отпуск. Но на несколько-то дней – запросто. Тут уж привыкнешь не удивляться…
– Вот оно как… А позвольте поинтересоваться, миссис Парнелл: «последнее время», когда мистер Бут постоянно ездил в служебные командировки, – это пару месяцев назад, не так ли?
– Больше, сэр. Сразу после рождественских праздников началось. Уж так его заваливали работой, так заваливали…
– Понятно… – казалось, что этот разговор Холмса совершенно не интересует и продолжает он его исключительно из вежливости. – Да, конечно, кому такое понравится, когда работодатель постоянно придумывает новые поручения, к тому же связанные с отъездами из дома…
– И не говорите, сэр. Да еще и вечерняя работа, после службы: он тогда же брал на дом какие-то документы, сидел за ними дотемна… буквально с ног валился. А ведь мистер Бут – он не здоровяк какой: тихий такой джентльмен, необщительный, из породы домоседов…
15
Некоторое нарушение внутренней логики рассказа. Получается, что события происходят в 1888 г. – тогда как в начале однозначно указан 1895. Эта последняя дата хорошо согласуется с фактом железнодорожного движения через Тотлейский туннель. Впрочем, сам рассказ, судя по ряду косвенных данных, был создан на рубеже XIX и XX вв., так что такие подробности могли и забыться, особенно если вспомнить, что мы имеем дело с черновой версией, не вычитанной для печати.