Страница 17 из 23
В комнате оракула ключа к разгадке не обнаружилось. Конан вернулся в большой тронный зал и подошел к трону. Тот оказался тяжелым, но ему все-таки удалось сдвинуть его с места. Лежавшая под ним толстая мраморная плита тоже была цельной. Он возобновил поиски в алькове, подозревая наличие подземной часовни или тайника в комнате оракула. Киммериец принялся тщательно выстукивать стены и вскоре услышал глухой звук в месте прямо напротив узкого выхода из коридора. Приглядевшись повнимательнее, он заметил, что щель между соседними мраморными плитами чуточку шире обычного. Сунув в нее острие кинжала, он осторожно нажал на него.
Панель медленно распахнулась. За нею обнаружилась ниша в стене, но она была пуста. Конан с чувством выругался. Непохоже, чтобы в ней когда-либо хранилось сокровище. Сунув голову в нишу, он вдруг заметил в стене ряд маленьких отверстий, как раз на уровне рта. Он пригляделся к ним и удовлетворенно фыркнул. Оказывается, эта стена служила перегородкой между альковом и комнатой оракула, и со стороны последней отверстия не были видны. Конан ухмыльнулся. Тайна оракула открылась, хотя и оказалась грубее, чем он предполагал. Должно быть, в эту нишу залезал сам Горулга или кто-нибудь из его приспешников, а потом вещал через отверстия, и легковерные аколиты[7], сплошь чернокожие, принимали его голос за подлинный глас самой Елайи.
Вспомнив кое-что, Конан извлек из-за пояса свиток пергамента, который он забрал у мумии, развернул его, очень осторожно, поскольку тот уже готов был рассыпаться в прах от старости, и хмуро уставился на едва видимые значки, покрывавшие его. Во время своих скитаний по свету гигант-киммериец нахватался кое-каких отрывочных знаний, в особенности тех, что касались умения читать и говорить на разных языках. Многие из почтенных схоластов поразились бы лингвистическим способностям киммерийца, поскольку в его жизни нередко бывали случаи, когда знание чужого языка спасало его от смерти.
Значки эти озадачили его. Они казались знакомыми и непонятными одновременно, и вскоре он понял почему. Это были символы архаичного Пелиштима, сильно отличающиеся от современного начертания букв, с которыми он был знаком и которые триста лет назад претерпели изменения после завоевания страны кочевыми племенами. И вот этот древний, изначальный шрифт привел его в смущение. Однако Конан вскоре заметил повторяющееся сочетание букв, в котором узнал имя собственное: Бит-Якин. Он решил, что так звали того, кто написал этот свиток.
Нахмурившись и шевеля губами, он принялся продираться сквозь текст, бóльшая часть которого ему была попросту непонятна, а значение остального оставалось смутным.
Но Конан сумел-таки уяснить, что этот загадочный Бит-Якин, написавший манускрипт, пришел издалека вместе со своими слугами и проник в долину Алкмеенона. Дальнейшие каракули показались киммерийцу бессмысленными, поскольку фразы и символы были ему по большей части незнакомы. Из того немногого, что он сумел перевести, следовало, что прошло очень много времени. Часто встречалось имя Елайи, а ближе к концу рукописи стало очевидно, что Бит-Якин почуял близость смерти. С содроганием Конан сообразил, что мумия в пещере и есть останки того, кто составил этот манускрипт, таинственного пелиштимца по имени Бит-Якин. Тот скончался, как и предсказывал, а его слуги, очевидно, поместили его в открытую пещеру под гребнем гряды, в полном соответствии с указаниями, которые он оставил перед смертью.
Странно, но об этом самом Бит-Якине не упоминалось ни в одной легенде Алкмеенона. Очевидно, он прибыл в долину уже после того, как ее покинули первые обитатели, – но тогда почему жрецы, приходившие сюда в древние времена, чтобы получить совет оракула, не упомянули ни о нем самом, ни о его слугах? Конан был уверен, что мумии и свитку пергамента исполнилось намного больше ста лет. Бит-Якин, несомненно, уже обосновался в долине в те времена, когда древние жрецы приходили сюда поклониться мертвой Елайе. Но легенды хранили странное молчание на его счет, повествуя только о заброшенном городе, в котором жили одни лишь духи мертвых.
Почему этот человек вообще поселился в столь безлюдном месте и куда подевались его слуги после того, как избавились от тела своего господина?
Конан передернул плечами и решительно сунул свиток обратно за пояс – а потом вздрогнул, и по спине у него пробежали мурашки. В зловещей сонной тишине дворца вдруг раскатилось гулкое эхо большого гонга!
Он резко развернулся и присел, как большая кошка, сжимая в руке меч и пристально вглядываясь в узкий коридор, из которого, похоже, и долетел звук. Неужели прибыли жрецы Кешии? Он знал, что это невозможно; они никак не могли успеть добраться до долины. Но хриплый звук гонга безошибочно обозначал присутствие живых людей.
Конан был человеком действия. Утонченное коварство, которым он обладал, было благополучно приобретено им после контактов с более хитроумными народами. И, захваченный врасплох каким-либо неожиданным событием, он повиновался инстинктам, а не разуму. Поэтому сейчас, вместо того чтобы спрятаться или скрыться в противоположном направлении, как поступил бы на его месте обычный человек, он побежал по коридору в сторону источника звуков. Его ноги в сандалиях производили не больше шума, чем лапы крадущейся пантеры; он прищурился, а губы его непроизвольно раздвинулись в зловещем оскале. Паника лишь на мгновение коснулась его души, когда по дворцу столь неожиданно раскатилось хриплое эхо гонга, но теперь его охватила первобытная слепая ярость, что всегда дремала под тонким налетом цивилизации. Вскоре он выскочил из извилистого коридора в небольшой открытый дворик. Внимание его привлек какой-то блеск. Это оказался гонг, большой золотой диск, свисавший с золотой перекладины, которая торчала из полуразрушенной стены. Рядом лежало бронзовое било, а вот людей нигде не было видно. На него слепо смотрели пустые глазницы арок. Конан присел в дверном проеме и замер. В огромном дворце не раздавалось ни звука. Терпение его истощилось, и он двинулся вдоль внутреннего изгиба дворика, поочередно заглядывая в арочные проемы, готовый или отпрыгнуть в сторону, или нанести разящий удар своим мечом.
Подойдя к гонгу, он внимательно осмотрел ближайший арочный проем. Взору его предстало тускло освещенное помещение, заваленное гниющими обломками. На полированных мраморных плитах под гонгом не осталось никаких следов, зато в воздухе ощущался еле уловимый запах – аромат разложения, определить происхождение которого он затруднялся; расширенными ноздрями, словно дикий зверь, он вбирал в себя воздух, пытаясь распознать его, но тщетно.
Конан повернулся к арке – и вдруг с пугающей быстротой кажущиеся прочными плиты выскользнули у него из-под ног. Падая, он успел расставить руки и повис на локтях над зияющим проемом. Но тут края осыпались, и он полетел в темноту, а потом его с головой накрыла ледяная вода и помчала прочь с ужасающей быстротой.
2. Богиня просыпается
Поначалу киммериец даже не пытался сопротивляться течению, которое несло его в полной темноте. Он лишь изредка загребал руками, чтобы удержаться на плаву, зажав в зубах меч, который не выпустил из рук даже во время падения. Мысль о том, какая участь его ожидает, даже не пришла ему в голову. Но вдруг мрак впереди прорезал луч света. Он увидел черную поверхность воды, которая бурлила так, словно из глубин поднимался неведомый монстр, и отвесные стены по бокам, которые впереди смыкались в арочный туннель. Вдоль каждой стены под самым сводом тянулись узкие уступы, но они были расположены слишком высоко. В одном месте крыша провалилась, и в дыру струился свет. Ниже по течению царила кромешная тьма, и Конана вновь охватила паника, когда он представил себе, как его уносит мимо этого столба света в полную неизвестность.
А потом он увидел кое-что еще: с уступов к воде через равные промежутки сбегали бронзовые лестницы, и одна виднелась как раз впереди. Не раздумывая, он рванулся к ней, борясь с течением, которое стремилось удержать его на середине потока. Вода, как живая, цеплялась за него скользкими холодными пальцами, но он отчаянно сражался с ней за каждый дюйм. Вот он оказался напротив лестницы и последним усилием преодолел разделявшее их расстояние, вцепился в нижнюю ступеньку и повис на ней, переводя дыхание.
7
Аколит – неразлучный спутник, помощник; церковнослужитель-мирянин, выполняющий определенное литургическое служение.