Страница 152 из 258
Я ухватился за эту возможность. Тогда мне пришла другая мысль, придавшая ещё больше сил. Я понял, что, размышляя над этой чуждой "вселенной" и воспринимая её как случайную и абсурдную, я совершал старейшую из человеческих ошибок, полагая, что слово "вселенная" подразумевает "внешнюю вселенную". Разум же, как я уже хорошо знал, сам по себе был Вселенной.
Паразиты сделали свою первую ошибку, не напав на меня, когда мои силы были подорваны, и я был истощён. Сейчас же они допустили ещё большую. Они увидели, что я каким-то образом оправился и атаковали в полную силу.
Я впал в панику, так как знал, что у меня не было сил, чтобы дать им отпор. Взгляд в бездну истощил всё моё мужество, восстанавливалось же оно крайне медленно.
И в этот момент до меня дошёл полный смысл моей идеи насчёт ребенка. Ребёнок может быть запуган из-за своего незнания потому, что он недооценивает свои силы. Он не осознаёт, что потенциально он уже взрослый — возможно, учёный, поэт или какой-нибудь важный деятель.
Я тут же понял, что, возможно, делаю то же самое. И неожиданно мне вспомнились слова Карела о его первом сражении с Паразитами — о том, как собрались его собственные глубинные жизненные силы, чтобы ударить по ним. Существуют ли какие-то более глубокие источники силы, к которым я ещё не взывал? Я сразу же вспомнил своё частое за последние месяцы чувство, что на нашей стороне была какая-то странная удача — которую я называл "богом археологии", некая благотворная сила, защищавшая жизнь.
Несомненно, верующий человек отождествил бы эту силу с Богом. Для меня же это было неприемлемо. Я лишь внезапно понял, что у меня, должно быть, есть неожиданный союзник в этой битве. И когда я подумал об этом, то словно услышал трубы армии, идущей мне на выручку. Меня охватило самое неистовое возбуждение, какого я не испытывал никогда прежде, и никакая эмоция не смогла бы выразить это чувство облегчения и торжества — плач, смех или вопль были бы бессмысленны, словно попытка осушить море напёрстком. И как только эта сила пришла, она разнеслась подобно атомному взрыву. Я боялся её почти больше, чем Паразитов. И в то же время я знал, что она высвобождалась именно мною. В действительности это не была "третья сила", вне меня и Паразитов. Я вошёл в контакт с некой пассивной благотворностью, которая сама по себе не обладала силой действия — её нужно было достигнуть и использовать.
Я преодолел страх, схватил эту силу и, стиснув зубы, подчинил её своей воле. К моему изумлению, я мог ею управлять. Я направил луч своего внимания на врагов и ударил по ним, ослеплённый и опьянённый этой силой, видя смысл там, где я едва ли когда-нибудь ожидал увидеть его, и совершенно никак не мог его ухватить. Все мои слова, идеи, представления были словно листья, подхваченные ураганом. Паразиты увидели опасность слишком поздно. Очевидно, в некотором смысле они были также неопытны, как и я — это была борьба слепого со слепым. Неописуемо обжигающий порыв ударил по ним, как гигантский огнемет, уничтожая их словно уховёрток. У меня не было желания использовать эту силу больше нескольких секунд, мне показалось это даже не совсем честным — словно стрелять из пулемёта по детям. И я намеренно отвернул её и почувствовал, как она проносится сквозь меня волна за волной, треща вокруг моей головы подобно электрическим искрам. Я видел сине-зелёный свет, исходящий из моей груди. Она всё продолжала и продолжала накатываться, подобно громовым раскатам, но я больше не применял её — это уже было ненужно. Я закрыл глаза и принял её всем телом, зная, что она могла уничтожить меня. Постепенно она пошла на убыль, и, несмотря на своё исступление и признательность, я был рад видеть, что она уходит. Слишком уж невероятной она была.
Затем я снова оказался в своей комнате — ведь в течение многих часов я был где-то в другом месте. Снизу доносились звуки с улицы. Электрические часы показывали половину десятого. Кровать была насквозь пропитана потом — она была такой мокрой, что, казалось, на неё вылили целое ведро воды. Моё зрение было поражено — всё слегка раздваивалось, и было как будто окружено кругами света. Цвета казались неправдоподобно чёткими и яркими, и я наконец-то понял, какие зрительные эффекты произвёл мескалин на Олдоса Хаксли.
Я также знал, что теперь нахожусь в другой опасности: я не должен пытаться осмыслить произошедшее, потому как только безнадёжно запутаюсь и впаду в депрессию. По сути эта опасность была даже больше, чем около получаса назад, когда я заглянул в бездну. Поэтому я решительно направил свои мысли в другое русло, обратившись к повседневным вещам. Я не хотел задаваться вопросом, зачем я сражаюсь с Паразитами разума, если обладаю такой силой, и зачем люди так страдают, если могут мгновенно разрешить любую проблему; не хотел и думать о том, а не было ли всё это просто игрой. Я поспешил в ванную умыть лицо и даже испугался, увидев себя в зеркале совершенно нормальным и свежим — никаких следов схватки не было, если только я казался несколько похудевшим. Когда же я встал на весы, меня поджидал ещё один сюрприз: я потерял почти тридцать фунтов.
Зазвонил видеофон — это был директор ЕУК. Я посмотрел на него, словно он был из другого мира, но заметил, что он почувствовал облегчение, увидев меня. Он сказал, что репортёры пытаются связаться со мной с восьми часов, поскольку за эту ночь погибли двадцать моих коллег: Гиоберти, Кёртис, Ремизов, Шлеф, Херзог, Хлебников, Эмис, Томсон, Дидринг, Ласкаратос, Спенсфильд, Зигрид Элгстрём — в общем, практически все, за исключением братьев Грау, Флейшмана, Райха, меня и — Жоржа Рибо. Первые четверо, очевидно, умерли от паралича сердца. Зигрид Элгстрём перерезала себе запястья, а затем горло. Хлебников и Ласкаратос выпрыгнули из окон высотных домов. Томсон, судя по всему, сломал шею в припадке сродни эпилептическому. Херзог застрелил всю свою семью, а затем себя. Остальные приняли яд или смертельную дозу наркотиков. Двое скончались от поражения головного мозга.
Ройбке очень нервничал, думая о плохой рекламе для ЕУК, так как за несколько прошедших недель почти все жертвы были моими гостями — и, естественно, гостями ЕУК, — и Ройбке лично встречал большинство из них. Я успокаивал его, как мог — хотя сам был потрясён, — и велел ему, чтобы он не давал журналистам связаться со мной. Когда же он сказал, что пытался дозвониться до Райха, но не получил ответа, я весь похолодел. Медленно начала наступать реакция на произошедшее. Я бы предпочёл лечь спать, но позвонил Райху по специальному личному коду. Невозможно передать моё облегчение, когда его лицо наконец появилось на экране. Его первые слова были:
— Слава Богу, ты в порядке.
— Да, всё нормально, с тобой что? Ты ужасно выглядишь.
— Они приходили к тебе ночью?
— Они были у меня всю ночь. Они пришли ко всем нам.
Через пять минут я был у него, мне только пришлось задержаться, чтобы сообщить Ройбке, что с Райхом всё в порядке. Но, когда я увидел его, я понял, что это было преувеличением. Он выглядел словно человек, только начинающий оправляться после полугодовой болезни. Он весь потемнел и выглядел постаревшим.
Райх пережил примерно то же самое, что и я, лишь с одним примечательным отличием. Паразиты не применяли к нему технику "полного разрушения", они просто мощно давили на него всю ночь, насылая на него волну за волной. Ближе к утру они сделали трещину в его ментальной броне, вызвав утечку его сил — именно после этого он так и истощился. И когда он уже начал думать, что поражение неминуемо, атаки прекратились.
Я без труда догадался, когда именно это произошло: когда я ударил по ним "энергетическим взрывом". Райх подтвердил это: всё прекратилось примерно за полчаса до моего звонка. До этого он слышал, как звонит видеофон, но был слишком измучен, чтобы отвечать.
Известие о других повергло его в жесточайшее уныние, но затем мой рассказ вновь вернул ему надежду и мужество. Я постарался объяснить ему как можно понятнее, как Паразитам удалось подкопаться под меня, и как я вызвал божественную силу, разгромившую их. Большего ему и не надо было: он понял, что ошибался, полагая нас беспомощными против Паразитов. Особенность "инициированных" в феноменологический метод заключается в том, что они могут оправляться после физических или умственных потрясений с огромной скоростью — и это вполне понятно, ведь они находятся в непосредственном контакте с источниками силы, управляющими всеми людьми. Через полчаса Райх уже совсем не выглядел больным и говорил так же взволнованно, как и я.