Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 106 из 258

Чувствовалось и то, что происходящее сейчас как-то противоречит тому, что он усвоил от Хайди Грондэл и Миранды Штейиберг. В обоих случаях тогда необязательно было вставлять пенис во влагалище: обмен жизненными флюидами шел также через пальцы и губы. Теперь казалось, что основой из основ сексуальной мистерии является полное поглощение женским телом. Идеальным было бы полное слияние. Для этого, похоже, Фарре понадобилось бы лечь на Карлсена спиной и погружаться, погружаться в него, покуда их органы, совместившись, не сольются воедино, мошонка срастется с влагалищем, а из лобка проступит пенис. Вот что явилось бы полным сексуальным экстазом. Лежать же сверху, вставив пенис, было бледной полумерой, поскольку энергии тела не хватает на то, чтобы слиться полностью.

И все равно лежать на ней было величайшим из удовольствий. Он каждой клеткой сознавал контакт: ее язык у себя во рту, щекочущие выступы сосков, прижавшиеся снизу живот, бедра и лобок, свою мошонку у ее прорези. Даже то, что бедра у него находятся меж ее раздвинутых ног, усиливало чувственность. Сознание Карлсена находилось сейчас в ее теле, одинаково остро чувствуя и входящего к ней мужчину.

Тут разом стало ясно, почему груоды — «мятежные» — чувствуют превосходство к своим «безобидным» родственникам по Уббо-Сатхла. Сам смак от ощущения неприличия, погрязание в грехе давали максимум живительности. А то, что эта женщина также предается пороку, давало несказанно пикантную смесь обожания и ненависти, что они, принадлежа друг другу, вместе с тем ведут друг друга к погибели. Он разом и восхищался этой связью и хотел совершить над Фаррой что-нибудь немыслимое, так, чтобы у нее с хрустом сломались кости.

Неуловимо для себя он утратил собственную сущность, сделавшись женщиной, в лоно которой сейчас входил. Прежде всего, обнаружилось, что у нее самой возбуждение гораздо острее, чем сознание распаленного соитием мужчины. Она была средоточием женского, вечной богиней, добровольно отдающейся мужчине, который служит ее цели и цели природы. Кто он — безразлично, важно лишь, чтобы имел должную силу наполнить ее здоровым семенем. Когда семя выделено и узы прерваны, его можно хоть в утиль. В конце концов, она и создала его прежде всего для того, чтобы он ее орошал. Вот почему — понял Карлсен той частью, которая оставалась подвластна — ему доставляло какое-то мазохистское удовольствие, когда кузина во все глаза следила, как он достигает оргазма: незрелая богиня, по — стигающая отрешение мужчины от семени — ну не прелесть ли!

Забавно было пользовать налегающего сверху самца, пронзающего экстазом. Ох уж эти мужчины, считают себя хозяевами мира, тогда как сами на деле всего лишь рабы, обязанные услаждать своих хозяев и орошать их семенем:

Но вот подоспел момент эякуляции, впрыскивания в утробу сока жизни, сути мужского естества. В этот самозабвенный миг он позволил ей пить свою жизненность, вплоть до полного истощения. Сама она одновременно втягивала его жизненное поле к себе в тело, пополняя коллекцию поглощенных прежде мужчин. Какая разница, кто он — в утиль так в утиль. Сам Карлсен поглощению не противился: получался как бы вполне логический исход этого пылкого и насквозь неправедного соития. Изливаясь семенем, слиться с ней — казалось, нет в мире желания жарче.

Фарра чутко уловила звук открываемой двери — муж вернулся. Бестактность просто редкая: знал же, что ей сейчас некогда!

Карлсен слишком был поглощен, и не расслышал звука шагов. Что-то забрезжило лишь тогда, когда поколебалось внимание партнерши. За софой — о ужас! — стоял Крайски, любуясь на его голый зад. Но и желание оставалось таким сильным, что он не попытался выйти. Какое-то даже садистское удовольствие затлело от того, что застали на чужой жене. Судя по сомкнувшемуся влагалищу, Фарра подбивала его к оргазму.

— Нет, пока рано, — вмешался Крайски. — Ему надо еще увидеть Ригель-10.

— Как?! — негодующе выпалила она.

Раздражение передалось и Карлсену.

— Я Грондэлу обещал.

— Этому…! — до Карлсена дошло, что разговор происходит на уровне телепатии, а потому четкого словесного выражения нет.

— Все равно, — тянучий техасский акцент как-то усиливал раздражение, — я дал слово. — Он легонько шлепнул Карлсена по заду. — Давай-ка, вытаскивай штопор.

Фарра отлепила губы…

— Извини, — голос прозвучал с неподдельной теплотой.

Карлсен, шелковисто выведя член из влажной прорези, неуклюже поднялся и начал натягивать брюки. Крайски смешливо наблюдал, как он заправляет все еще колом стоящую свою принадлежность в ширинку.

— Хорошо, что я на самом деле не из Техаса. А то бы ведь круто мог обойтись: заходишь, а жену твою долбит какой-то ухарь, аж пыль столбом! Карлсен пропустил юмор мимо ушей.

— Вы сказали про какой-то Ригель-10?

— Да. Нам нужно туда наведаться.

— Как, в буквальном смысле?

— Безусловно.

— К-когда??

— Чем скорее, тем лучше. Ты готов?

На затылке будто разом стянуло кожу. Встала Фарра. Полностью расстегнутое платье соблазнительно приоткрывало обнаженное тело. Ловким движением она прильнула к Карлсену губами, руку вкрадчиво положив на выступ в брюках. Желание было так велико, что хотелось, наплевав на Крайски, подхватить даму и отнести ее в спальню.

— А позднее? — лукаво спросила она.





Крайски кивнул, и она поцеловала Карлсена еще раз.

— Ну что, ненасытный мой донжуанчик, пойдем занырнем.

Заходя уже в спальню, Карлсен понял, что муж позволяет жене умертвить гостя.

Спальня такая, каких в Нью-Йорке миллионы: на столике меж двумя одинаковыми кроватями пустые кофейные чашки, по ковру разбросаны туфли, тапки, сиротливо лежит клетчатая рубаха, флаконы с деодорантом стоят на туалетном столике. В приоткрытую дверь ванной виднелись колготки, трусики, лифчик, пара мужских носков на сушилке.

Крайски, открыв дверь стенного шкафа, потянулся внутрь, задняя стенка бесшумно отъехала, открыв взгляду небольшую комнатку. Такие комнаты вошли в обиход с прошлого века, служа обычно хранилищем ценностей. У этой были темно-красные стены и такой же расцветки ковер, потолок зеркальный (и приглядываться особо нечего: видно, что искажает).

Из мебели в комнате стояли единственно застекленный вверху столик, стилизованный под старину стул и мусорная корзина. На столике громоздился компьютер из породы ветеранов. Крайски коснулся выключателя, и стенка гардероба задвинулась с той стороны.

Крайски сел перед компьютером и, включив, понабирал на клавиатуре. Карлсен настороженно вздрогнул, когда потолок ожил эдаким чешуйчатым поблескиванием, словно переродившись в поверхность пруда. Стоило свету выровняться, как из его поверхности проплавились два квадратных предмета и стали медленно прорастать в комнату. Предметы, похожие вначале на какие-то стеклянистые кубы, постепенно приняли вид округлых полупрозрачных столпов, вытянувшихся, наконец, всплошную от потолка до пола.

— Что это? — недоуменно спросил Карлсен.

— Наш транспорт на Ригель-10.

— Он как-то… действует?

— Энергетической вибрацией. Ригель-10 на три энергетических уровня выше Земли. То есть энергия там распространяется в три раза быстрее скорости света. Так что с телом придется расстаться.

Сильный техасский акцент в речи больше не чувств вовался. Голос отточенный, сдержанный, без эмоций — артист, сошедший со сцены и сразу заговоривший по-нормальному.

— Расстаться… А сам я?

На душе было неспокойно, и как-то разом ощутилась полная зависимость от Георга Крайски.

— Тебя перенесет на Ригель-10.

— И что там?

— Твое энергетическое тело воссоздастся в приемнике.

— А физическое-то, физическое тело?

— Оно останется здесь, в полном порядке.

— На какой срок?

— Не важно. При переходе на третью вибрацию нормальное время стопорится.

На вопросы Крайски отвечал терпеливо и серьезно, очевидно понимая беспокойство Карлсена.

— А если сердце остановится?

— Нет, оно будет так же биться, как во сне. — Шагнув вперед, он коснулся ближайшей стеклянистой колонны, где сразу же, без всякой ручки очертился проем. — Схожу сейчас проверю приемник, все ли там в порядке.