Пленить сердце горца

Джиллиан было нелегко целый день скрываться в своих покоях — она никогда не была любительницей уединения. Но она была достаточно умна и понимала, что должна составить план, прежде чем снова встретится лицом к лицу с последствиями родительских козней. Когда день подошел к концу и наступил вечер, Джиллиан охватило сильное раздражение. Она больше не могла сидеть взаперти в своей комнате — ей хотелось разыгрывать невинность, хотелось наброситься с кулаками на первого встречного, хотелось увидеть Зеки, в конце концов, она хотела есть. Джиллиан думала, что кто-нибудь придет к ней в обеденное время — она была уверена, что верная Кейли уж точно зайдет проведать ее, если она не выйдет к обеду, но служанки даже не появились, чтобы убрать ее покои или разжечь огонь. С каждым часом уединения раздражение Джиллиан росло. Чем более девушку охватывала злоба, тем менее объективно она оценивала свое положение, и в конце концов она решила просто игнорировать нежданных гостей и жить, как ни в чем не бывало.

Теперь она думала только о еде. Дрожа от прохладного вечернего воздуха, Джиллиан надела легкий широкий плащ и накинула капюшон. Если она встретит одного из мужчин, то темнота и неприметная одежда позволят ей остаться неузнанной. Лишь бы только это был не Гримм — двое других еще не видели ее в одежде.

Джиллиан тихонько закрыла дверь и проскользнула в коридор. Она выбрала выход для слуг и начала осторожно спускаться по тускло освещенной винтовой лестнице. Кейтнесс был огромен, но Джиллиан знала каждый угол и каждую щель в замке: девять пролетов вниз и налево, сразу за кладовой будет кухня. Она всмотрелась в длинный коридор. Освещенный мерцающими масляными лампами, он был абсолютно пуст, в замке не было слышно ни звука. Где же они все?

Пройдя вперед, Джиллиан услышала за спиной голос, доносящийся из темноты.

— Извини, детка, не подскажешь, где здесь кладовая? У нас закончился виски, а служанки, как назло, исчезли.

Джиллиан замерла, лишившись дара речи. Куда подевались все служанки, и как мог этот человек появиться как раз в тот момент, когда она собиралась ускользнуть из покоев?

— Я просила тебя удалиться, Гримм Родерик. Почему ты все еще здесь? — холодно сказала она.

— Это ты, Джиллиан? — он подошел ближе, вглядываясь в темноту.

— Неужели в Кейтнессе столько женщин, требующих тебя убраться, что ты сомневаешься, кто я такая? — мягко спросила она, пряча дрожащие руки в складки плаща.

— Я не узнал тебя в капюшоне, пока ты не заговорила, а что до женщин, так ты знаешь, как они относятся ко мне. Я думаю, ничего не изменилось.

Джиллиан чуть не поперхнулась — он был самонадеян, как обычно. Она раздраженным жестом откинула капюшон. Женщины были без ума от него, когда он воспитывался здесь, — их привлекал его мрачный, опасный вид, мускулистое тело и непоколебимое равнодушие. Служанки бросались к его ногам, приезжие дамы предлагали ему драгоценности и отдельные комнаты… Ей всегда было противно на это смотреть.

— Ну что ж, ты стал старше, — неуверенно парировала она. — Знаешь, когда мужчина стареет, его внешность часто страдает.

Губы Гримма слегка дрогнули в мерцающем свете ламп, он шагнул вперед. Мелкие морщинки в уголках его глаз были светлее, чем загорелое лицо — пожалуй, это делало его еще более привлекательным.

— Ты тоже стала старше, — он рассматривал ее, сузив глаза.

— Не очень-то вежливо напоминать женщине о ее возрасте. Я отнюдь не старуха.

— Я этого и не говорю, — спокойно ответил Гримм. — Годы превратили тебя в прекрасную женщину.

— И? — спросила Джиллиан.

— Что?

— Ну, продолжай. Не заставляй меня ждать гадостей, которые ты собираешься произнести. Говори, и давай покончим с этим.

— Каких гадостей?

— Гримм Родерик, ты не сказал мне ни одной приятной вещи за всю мою жизнь. Не стоит и сейчас притворяться.

Губы Гримма вновь вздрогнули, и Джиллиан поняла, что он по-прежнему не любит улыбаться. Он боролся с улыбкой, скупился на нее, и редко кому удавалось усыпить его неизменный самоконтроль. Очень жаль — он казался еще более красивым, когда улыбался, правда, случалось это крайне редко.

Он подошел ближе.

— Стой, где стоишь!

Гримм проигнорировал ее возглас, продолжая приближаться.

— Я сказала, остановись!

— А что ты сделаешь, Джиллиан? — его голос прозвучал мягко и удивленно. Он склонил голову набок и скрестил руки на груди.

— Что я… — она вдруг осознала, что не может приказывать ему, куда, как и зачем идти. Он был вдвое больше ее, и она никогда не сможет с ним справиться. Ее единственным оружием был ее острый язык, отточенный годами общения с этим человеком.

Гримм нетерпеливо повел плечами.

— Скажи мне, девушка, что ты сделаешь?

Джиллиан не ответила, завороженная видом его скрещенных рук, его мускулов, играющих при малейшем движении. Она вдруг ощутила всю силу его тела, возвышающегося над ней, отметила изгиб его губ, выражающих не обычное гневное высокомерие, а страсть.

Он приближался, пока не остановился в нескольких дюймах от нее. Джиллиан невольно попятилась и сжала руки в складках плаща.

Гримм наклонил к ней голову.

Джиллиан не могла бы пошевельнуться, даже если бы стены коридора стали рушиться на нее. Если бы пол ушел у нее из-под ног, она бы так и осталась стоять в сонных облаках мечты. Она смотрела в его бриллиантовые глаза, завороженная и очарованная его шелковыми темными ресницами, ровным оттенком его кожи, гордым орлиным носом, чувственным изгибом губ, ямочкой на подбородке. Гримм придвинулся ближе, и она почувствовала его дыхание на своих щеках. «Он собирается меня поцеловать? Может ли такое быть, что Гримм Родерик поцелует меня? Неужели он действительно согласен с планами отца насчет меня?». Она почувствовала слабость в ногах. Гримм откашлялся, Джиллиан дрожала в ожидании. Что он сделает? Спросит ли он ее разрешения?

— Миледи, так где же, скажите на милость, кладовая? — его губы дотронулись до ее уха. — Я помню, этот смехотворный разговор начался с моих слов о том, что у нас закончился виски, а рядом нет ни одной служанки. Виски, детка, — повторил он странно огрубевшим голосом. — Нам, мужчинам, нужна выпивка. Уже десять минут прошло, а я так ничего и не нашел.

«Поцелует, как же! После дождичка в четверг!». Джиллиан сверкнула глазами.

— Одно не изменилось, Гримм Родерик, и не забывай этого: я тебя все так же ненавижу!

После этих слов она, сломя голову, бросилась мимо него в свою комнату.

Глава 5

Когда на следующее утро Джиллиан открыла глаза, ее охватила паника. Он отступил из-за переполняющей ее ненависти?

«Он обязан был отступить», — решительно напомнила она себе. Она хотела, чтобы он отступил! На ее лбу пролегла глубокая морщина — она осознала всю противоречивость своих чувств. Сколько Джиллиан себя помнила, она всегда страдала от этой противоречивости, когда дело касалось Гримма: сначала она ненавидела его, потом боготворила, но всегда хотела, чтобы он был рядом. Если бы он не был таким злым, она бы постоянно им восхищалась, но он достаточно резко показывал, что ее восхищение — последнее, что ему нужно. Очевидно, что ничего не изменилось. С первого же момента, когда она встретила Гримма Родерика, ее безнадежно влекло к нему. Но после многих лет, когда он отталкивал ее, игнорировал, ей, в конце концов, пришлось отказаться от своих детских фантазий.

Действительно ли она от них отказалась? Определенно, ее опасения были небеспочвенны: теперь, когда он вернулся, она вновь могла повторить старые ошибки и вести себя с таким могучим воином, каким он стал, как малолетняя дурочка.

Быстро одевшись, она схватила домашние туфли и поспешила в Главный зал. Войдя в него, она остановилась как вкопанная. «Боже мой», — пробормотала Джиллиан. Поглощенная мыслями о Гримме, она совершенно забыла, что в ее доме живут еще двое мужчин. Они сидели у камина, а несколько служанок убирали с массивного стола, стоящего посреди зала, дюжины деревянных тарелок и блюд. Даже вчера, спрятавшись за балюстрадой и наблюдая за тремя верзилами, Джиллиан была поражена их ростом и мощью.