Страница 15 из 70
Голос Глазенапа вывел кронпринца из задумчивости. Он вскинул голову и недоумённо уставился на барона, всем своим видом говоря, что визит женщины, пусть и царицы, пусть и со стальными нервами, пусть и бывшей жены императора, сейчас не совсем уместен.
- А нельзя как-то отказать? Помягче...
- Она говорит, что чувствует, что с сыном что-то случилось! Она же мать! Кроме того, она верховная жрица культа Археев, а это кое-что значит, ваше Высочество, - барон постарался придать своему голосу максимум убедительности. Он всегда восхищался Дамаской и любил её как человека и как женщину, насколько это позволяли правила приличия. И сейчас Девон был готов сделать невозможное, но выполнить требование этой потрясающей дамы. - Думаю, его Императорское Величество не был бы против, если бы царица Ка-Дамас помогла в эту трудную минуту Гадриану. Я правильно думаю, господин граф? - Барон выразительно посмотрел на Саубера.
Эйрл снисходительно хмыкнул, поражаясь догадливости Хранителя трона, который из незначительных фактов успел сделать правильные выводы, и согласно кивнул. Помощь матери сейчас, действительно, была бы очень кстати.
- Хорошо! Пусть её сюда проводят, - Ассандр подчинился обстоятельствам, и сам для себя отметил, что, доведись ему в такой ситуации отстаивать собственное мнение, он бы не нашёл нужных аргументов, чтобы обосновать отказ в просьбе. Следовательно: отец прав. Не готов ещё кронпринц к самостоятельному правлению. Учиться ему ещё и учиться!
***
Генерал Саарский старательно притворялся тяжело раненым и не подавал признаков жизни, надеясь на свою счастливую судьбу и отличный астрологический прогноз на сегодняшний день. Ведь недаром же они так долго готовились и тщательно выбирали дату покушения. Он считал, что всё ещё можно изменить, повернуть в свою пользу. Плаут с минуты на минуту умрёт. В покушении обвинят Фанагора. Выскочку графа Саубера можно пристрелить из его же пистолета, или задушить голыми руками! Шаурмана запугать, и старый лекарь будет молчать с усердием глухонемого. С Сигизмундом тоже можно расправиться, надо только выбрать удобный момент...
Голос барона Глазенапа прервал перспективные размышления Квинта. От досады он чуть не застонал и не выдал себя врагам. Если с графом и слугой генерал ещё надеялся справиться в одиночку, даже, несмотря на ранение, то Хранитель трона уже не вписывался в эту схему. А тот, к кому он обратился, вообще спутал все карты мятежного генерала.
'Откуда вы здесь все взялись в такую рань? И гадёныш Гадриан, и изворотливый Саубер, и вездесущий Глазенап? Почему статс-лекарь Шаурман оказался во дворце? Где подкупленный Фарсавией бездарный Ботинэ?'
Вопросы, вопросы... Они сменялись в голове Квинта с невероятной скоростью. Продуманный, тщательно выверенный план летел в тартарары, погребая под своими обломками надежду на трон, на власть, на величие. Он так мечтал о короне. Спал и видел себя на вершине власти!..
Любящая и любимая мать Супи-Авгуда с младенчества внушала ему, что он более достойный кандидат на престол, чем Плаут. И Квинт верил ей. Считал себя избранным, любимчиком судьбы. Лишь одна незначительная, как он считал, деталь отделяла его от мечты: личность отца.
Герцог Ставкирк принадлежал к роду Курей, одному из семи родов-основателей Септерри. Его владения были обширны, земли богаты, власть огромна. Он очаровал молодую императрицу и стал закулисным правителем страны. Если бы Супи была королевского рода Румов, то он официально женился бы на любовнице, добился бы признания, сначала знати, потом народа, а там уж и до коронации бы дело дошло. Но императрица была иностранкой, да ещё и самой младшей дочерью правителя Визира. Так что самому стать императором герцогу Ставкирку не удалось. Но он надеялся, что сын добьётся этого, свергнув Румов с престола. Супи клялась ему в том, что нелюбимый сын от нелюбимого мужа никогда не станет императором. И она держала слово, организовывая одно покушение на Плаута за другим. Но кронпринца словно охраняло Провидение. Он выкручивался каждый раз, и выживал, как не тяжелы были ранения.
А потом Супи скоропостижно скончалась, оставив свою клятву неисполненной. И Квинт принялся за дело самостоятельно. Но, похоже, и у него ничего не вышло.
Когда солдаты подняли тело раненого генерала, им никто не приказал делать это аккуратно и осторожно. Глазенап не счёл нужным заботиться о самочувствии государственного преступника. Ассандр в настоящий момент вообще желал дядьке всего самого наихудшего, и у него случился приступ мизантропии по отношению к одному, отдельно взятому человеку. Внимание Шаурмана было направлено исключительно на Плаута и Гадриана. А граф Саубер догадывался об истинном состоянии раненого, но молчал по известной лишь ему причине.
Боль, пронзившая Квинта, стала для него и мукой и избавлением, так как он потерял сознание. Он не почувствовал, как солдаты, с молчаливого одобрения сопровождавшего их офицера, несколько раз ощутимо треснули его болтающейся головой об углы и колонны, а в довершении кинули его на каменный пол подземного каземата, так что досталось и многострадальной голове, и спине. В довершении сдвинулась пуля в ране, и вновь открылось кровотечение. Но этого уже никто не видел. По иронии судьбы, генералу выделили ту же камеру, из которой он рано утром вывел Фанагора.
Темнота и безвременье отступили, и Квинт с удивлением увидел прямо перед собой невероятную картину: колдун и император сидели спина к спине и мирно о чём-то беседовали. Гадриана же видно не было, и это немного озадачило генерала, но особого значения этому факту он не придал. Квинт сделал несколько шагов в сторону переговаривающейся парочки, удивляясь, что они на него никакого внимания не обращают.
- Эй! Господа смертники! Вы меня слышите?
Голос гулко отозвался в видимом мглистом пространстве, но собеседники никак не отреагировали на его призыв. Возможно, Фанагор что-то услышал или почувствовал. Колдун замер на секунду, словно прислушиваясь, но потом спокойно продолжил разговор с императором.
'Странно... Что это за место? Эти... сидят, словно лучшие приятели, языками чешут. Шаурман сказал, что они живы, но опасность смерти велика. Стало быть, это какой-то переход от жизни к смерти... - Квинт замер, до конца осознав эту мысль, и сделал единственно возможный вывод. - Так я что, тоже нахожусь между?.. Нет!! Это несправедливо! Они не должны были меня убить! Ведь прогноз был благоприятным! - мужчина с ужасом вспомнил все слова, сказанные астрологом, дословно: - Обвинений не будет. Тюрьмы не будет. Будет свобода и независимость... полная. Дурак!.. Ну, я и дурак! Поверить какому-то проходимцу, который за деньги скажет тебе то, о чём ты мечтаешь!'
Квинт грустно улыбнулся, поняв, что ушлый звездочёт так преподнёс правду, что они с Фарсавией с восторгом ему поверили, а ведь он предрекал им смерть. Ни обвинений, ни суда, ни тюрьмы... и полная свобода!
С левой стороны от генерала с небольшим скрипом открылась материализовавшаяся из ниоткуда дверь, за которой он разглядел уютный будуар с коврами и горящими свечами.
'Уж лучше, чем сидеть тут, как эти остолопы', - ехидно подумал Квинт, и шагнул в дверной проём.
***
Венок из золотых листьев царапал кожу головы и был невероятно тяжёлым. Принц пытался незаметно почесаться и хоть чуть-чуть приподнять неудобную корону победителя.
- Беспокоит? - заботливо поинтересовалась Афротида, чуть склонив к нему голову.
Гадриан и богиня в данный момент восседали на золотых креслах, водружённых на высокий постамент - пирамиду и внимали театральному действу, героем которого был сам принц. Драматург ли успел написать оду в честь высокого гостя, или артисты были столь талантливы, что сочиняли текст по ходу действия, но речь в пьесе шла именно о Гадриане. Он был так восхищён этим, что гордость просто распирала его. Юноша был бы на вершине блаженства!
Если бы не венок!..
- Уши натирает... - как можно равнодушнее сообщил он женщине и натянуто улыбнулся, так как неловким движением сдвинул головной убор, и острые кромки ещё сильнее врезались в кожу.