Страница 36 из 80
— Грабительская или не грабительская приватизация — не мне судить, — нажимал я. — У меня есть указ президента, есть закон, принятый депутатами, и, будучи чиновником, я исполняю эти документы в соответствии со своими должностными обязанностями. Не нравятся вам этот закон и этот указ? Вперед, в Верховный Совет — добивайтесь принятия решения, останавливайте приватизацию. Как только решение
об отмене приватизации будет принято, я возьму под козырек и остановлю ее. Если же вы пойдете на сепаратные решения о приостановке приватизации у себя в регионе, вы только нанесете удар по челябинцам, своим избирателям.
И дальше мы стали усиленно развивать эту тему. — Жизнь будет продолжаться, — живописал я своим оппонентам, — чековые аукционы пойдут по всей стране, и все граждане России получат право использовать свои приватизационные чеки. Все, кроме россиян, проживающих в Челябинской области. В результате вашего недомыслия ваши избиратели не получат своей доли собственности. Мы не будем ждать, пока вы передумаете, мы будем продолжать приватизацию. Вот план действий на ближайшее время. Вот крупнейшие предприятия, которые будут выставлены на аукционы. Вся страна сможет поучаствовать в приватизации этих предприятий, и только челябинцы — нет. Вы обманываете своих избирателей. Вы лишаете их права.
И дальше в том же духе, снова, снова и снова. Короче, раздолбали мы их. А так как усилиями самого же облсовета было нагнано на совещание много прессы, все наши прогнозы на следующий день в обилии появились во всех местных газетах.
После совещания с представителями советов мы отправились на Челябинский трубный завод. Там — митинг. Выступили: “Сумин в своих политических целях, готовясь к выборам, пытается принять решение, которое выгодно ему. Но вам это решение совершенно не выгодно. Оно лишает вас прав…” Митинг был довольно бурным. После я дал 10–15 интервью различным СМИ. Короче, попытался огласить свою позицию как можно шире.
А Сумин в этой схватке проиграл. Он быстренько отыскал какие-то неотложные дела в Москве и уехал. Замечательно, и это было нам на руку. Уехал? Как так? В советские времена, если приезжал министр, второе должностное лицо в области должен был встречать его у трапа самолета. Значит, чего-то испугался. Значит, не готов к разговору. Я же свои аргументы привожу, готов и ваши выслушать. Может быть, аргументов-то и нет?.. Короче, учинили мы достаточно сильное политическое действо. Но было понятно, что это еще далеко не все. Ведь отменять надо было не решение губернатора: на него надавили — он подписал. Задача стояла технологически гораздо более сложная: нужно было заставить 100 или 150 депутатов этого самого совета собраться, провести заседание, поставить вопрос в повестку дня, написать проект решения, поднять руки и проголосовать, записать решение, оформить его, как полагается, исходящий номер на нем поставить. Как быть?
Тогда я им выдвинул ультиматум примерно следующего содержания. Либо решение о приостановке приватизации будет отменено. Либо я приезжаю через 13 дней и трое суток перед выборами провожу у вас: буду заниматься только тем, что стану рассказывать челябинцам, как Сумин их обманывает и для чего ему это нужно. (А у них как раз шла подготовка к областным выборам.) Сумину же я назначил встречу у себя в кабинете назавтра, в 14 часов.
Возвращаюсь — Сумин у меня. Часа четыре мы с ним просидели. С ним я был еще более агрессивным. Я ему сказал: “Вы — серьезный человек, решайте: если вы на своей линии настаиваете — война на уничтожение. Я для этого использую все ресурсы, которые у меня есть. Посвящу этому все свое время. Я вам обещаю: вы не решите в Москве ни одного вопроса, с которыми приехали, — ни в Минфине, ни в каком другом ведомстве. Я вас просто задушу. Или вы меня уничтожите. Но последнее маловероятно.
Короче, уломал я его. Пообещал он мне отменить решение совета. Но обещания обещаниями, а надо было проконтролировать их исполнение. Послал я тогда в Челябинск Казакова, и он свою дозу тоже сполна получил: до последнего момента они там все выворачивались и уклонялись. Область большая, расстояния в тысячи километров, людям сложно приехать, денег нет. Но Александр Иванович давил сопротивление на месте всеми возможными аппаратными способами. И додавил-таки. Угрозы сработали. За неделю до выборов они приняли постановление об отмене своего прежнего постановления.
Ну, тут я, конечно, развернулся по всем остальным бунтовщикам, которых было не так уж мало: Новосибирск, Брянск, Ульяновск, Воронеж, Мурманск, Кострома, Архангельск, Калмыкия… Собрал совещание в своем кабинете, заявил: “Челябинск мы сломали, и так будет с каждым. Обещаю реакцию — беспощадную! Мы еще не начали использовать настоящие рычаги! До первого июня в России не должно остаться ни одного региона с запретом на приватизацию!”
Казакова назначил лично ответственным за такие крупные регионы, как Мурманск и Архангельск, а сам занялся Калмыкией. Приостановка приватизации в Калмыкии для меня была неприятной неожиданностью. Там вроде недавно победил молодой реформатор Илюмжинов, такой “капиталистический президент”, и вдруг — запрет на приватизацию!
Вызвал я его к себе, очень крупно с ним поговорил. Он стал оправдываться: что-то там приватизировали до него и без него, а он вроде хотел переделать все правильно. Стал рассказывать о том, что хочет создать единую корпорацию “Калмыкия”, передать туда всю госсобственность республики и лично эту корпорацию возглавить. После чего-де эта корпорация будет эффективно развиваться. Короче, какие-то безумные проекты.
Я стал доказывать ему, что первые же акты продажи госимущества этой корпорации попадут в арбитраж и даже если на месте он каким-то образом отобьется, то потом, на стадии апелляции в федеративном арбитраже, проиграет все. В общем, убедил. Но для меня было важно, чтобы он не только в приватной беседе согласился с моими аргументами, мне нужен был пропагандистский эффект. Важно было, чтобы появилось публичное заявление по итогам встречи. Текст этого заявления я готовил сам. И как только встреча завершилась, средства массовой информации передали: “Илюмжинов сообщил, что приостановка приватизации связана с исправлением допущенных нарушений и носит временный характер — до 15 июня 1993 года… Илюмжинов подчеркнул, что не может идти и речи о запрете или о свертывании приватизации в республике… Чубайс обещал поддержать специалистами ГКИ готовящиеся в Калмыкии меры по осуществлению программы приватизации в республике…”
В конце концов удалось сбить и региональную волну. С большущим трудом. Психологическая нагрузка была просто дикая. При этом драматизм ситуации заключался в том, что отбивать приходилось не только внешнюю угрозу — со стороны регионов, Верховного Совета. Существовала и угроза внутренняя: из недр самого правительства и его аппарата с пугающей регулярностью осуществлялись антиприватизационные и антиреформаторские вылазки, которые временами ставили приватизацию буквально на грань существования.
АППАРАТ МЕЧТАЛ НАС ЗАДУШИТЬ
Первая драка произошла в январе 1993 года, сразу после назначения Черномырдина премьером. 31 декабря 1992 года Виктор Степанович подписал постановление правительства о госрегулировании цен. Представьте себе психологическую ситуацию: с приходом Черномырдина многие представители рыночных структур в России и западники напряженно ожидали отката в реформах. И вот в эту разряженную атмосферу — постановлением о регулировании цен! Постановление имело эффект разорвавшейся бомбы. Резонанс огромный — и у нас, и на Западе. Надо было срочно закрывать пробоины, восстанавливать пошатнувшееся здание реформ. А “закрывать” и “восстанавливать” было особенно некому, разве только мне да Борису Федорову, тогдашнему министру финансов. И хотя сфера была не моя и регулирование цен напрямую приватизации не касалось, я понимал: такие меры могут похоронить приватизацию вместе со всеми остальными реформами. Естественно, кинулись в контратаку. Устроили скандал и внутри правительства, и в средствах массовой информации.