Страница 149 из 172
— Она была чистая или грязная?
— Ах, голубчик, грязная не то слово! Они попросили меня ее открыть, и я с ней сражался, как только мог. Комочки отравы летели мне прямо в лицо. Было до того страшно, ужас! Но крышка так и не поддалась.
— Кто первый предложил устроить обыск?
— А вот этот вопрос посложнее. Конечно, можно допустить, что когда мы размышляли над появлением той жуткой книжицы в судке для сыра (скажу вам сразу: лично я считаю, что это работа Панталоши), то все хором, не сговариваясь, вскрикнули: «Крысиная отрава!» — и в едином порыве вступили на тропу войны. Но в такое трудно поверить, правда? Насколько я помню, кто-то тогда сказал: «Все же нет дыма без огня», и Полина — да, это была Полина — спросила: «Но откуда она могла взять мышьяк?», и тогда Милли (моя мама) — а может быть, это был даже я — вспомнила про исчезнувшую банку с крысиной отравой. Короче говоря, как только упомянули крысиную отраву, Полина и Дези завопили, что надо немедленно обыскать покои преступницы. Кстати, вы бы видели ее гнездышко! Ах, милейшая Соня. Впрочем, милейшая с оговорками. Спальня — буйство ядовито-розовых оборок, надругательство над шелком и тюлем, кругом таращатся куклы: они у нее и на подушках, и верхом на телефонах — представляете картинку?
— Мне бы очень хотелось взглянуть на тот чемодан, — сказал Родерик.
— Да что вы? Чтобы снять с него отпечатки пальцев, да? Естественно, вы его получите. И вероятно, вы не хотите, чтобы об этом знала Соня?
— Да, нежелательно.
— Я сейчас же сбегаю наверх и сам вам его принесу. Если Соня у себя, скажу, что ее зовут к городскому телефону.
— Спасибо.
— Тогда я пошел?
— Одну минуту, сэр Седрик, — остановил его Родерик, и Седрик с тем же подкупающим вниманием снова придвинулся ближе. — Объясните, зачем вы вместе с мисс Соней Оринкорт разыграли целую серию шуток над вашим дедом?
Смотреть, как у Седрика отливает от лица кровь, было малоприятно. Веки и мешки под глазами приобрели лиловый оттенок. Возле ноздрей пролегли бороздки. Бесцветные губы надулись, а затем разъехались в кривой ухмылке.
— Ах, вот, значит, как! — Седрик захихикал. — Что и требовалось доказать. Выходит, милейшая Соня вам все рассказала? — И после секундного колебания он добавил: — Если вас интересует мое мнение, мистер Аллен, то я считаю, что этим признанием милейшая Соня сама вырыла себе яму.
— Вероятно, я должен вам кое-что объяснить, — помолчав, сказал Родерик. — Никаких заявлений по поводу этих розыгрышей мисс Оринкорт не делала.
— Не делала?! — Эти слова прозвучали так резко, что, казалось, их произнес не Седрик, а кто-то другой.
Опустив голову, Седрик глядел себе под ноги, на ковер. Родерик увидел, как он медленно стиснул руки.
— Так идеально купиться! — наконец заговорил Седрик. — Ведь этот прием стар как мир. Что называется, с бородой. А я-то клюнул и продал себя с потрохами. — Он поднял голову. Лицо его успело вновь порозоветь, и в глазах застыла почти мальчишеская досада. — Только пообещайте, что не будете на меня так уж сильно сердиться. Я понимаю, это звучит по-детски, но умоляю вас, дорогой мистер Аллен, оглянитесь вокруг. Постарайтесь ощутить атмосферу, царящую в нашем. Домике-прянике. Вспомните, что представляет собой его фасад. Кошмарная архитектурная дисгармония. А интерьер — этот чудовищный викторианский коктейль! А пропитывающая все насквозь мрачная тоска! Особенно обратите внимание на эту тоску.
— Боюсь, я не совсем понимаю ход ваших мыслей, — сказал Родерик. — Вы что же, хотите сказать, что очки и летающие коровы, которых вы пририсовывали к портрету вашего деда, должны были оживить архитектуру и интерьер Анкретона?
— Но я ничего этого не делал! — протестующе закричал Седрик. — Портить такой ска-а-зочный портрет?! Поверьте, это не я!
— А краска на перилах?
— Это тоже не я. Миссис Аллен сама прелесть! Мне бы и в голову не пришло.
— Но вы по меньшей мере знали об этих шутках, не так ли?
— Я ничего не делал, — повторил он.
— А послание, написанное гримом на зеркале? И раскрашенный кот?
Седрик нервно хихикнул.
— Ну, это… это…
— Не отпирайтесь. У вас на пальце было пятно от грима. Темно-красного цвета.
— Боже, какое у нее острое зрение! — воскликнул Седрик. — Ах, дражайшая миссис Аллен! Как она, должно быть, помогает вам в вашей работе!
— Короче говоря, вы…
— Старец был наиболее ярким примером всей этой фантасмагорической напыщенности, — прервал его Седрик. — И я не мог устоять. Кот?.. Да, это тоже моя идея. Потому что очень смешно: в актерской семье даже кот красит усы — своего рода наглядный каламбур, понимаете?
— А шутка с надувной подушечкой?
— Излишне грубовато, конечно, хотя в этом есть что-то такое раблезианское, вы не находите? «Изюминку» купила Соня, а я — не стану отрицать, — я подложил ее в кресло. Ну а почему бы и нет? Если мне будет позволено протестующе пискнуть, то разрешите спросить, дорогой мистер Аллен, разве все эти шалости имеют хоть какое-то отношение к вопросу, который вы расследуете?
— Как мне кажется, эти шутки могли быть задуманы с целью повлиять на условия завещания. А поскольку у сэра Генри было два завещания, согласитесь, что у нас есть причины для серьезных размышлений.
— Боюсь, такие тонкости не для моих утлых мозгов.
— Ведь все знали, что до последнего времени в завещании на первом месте стояла младшая внучка сэра Генри, верно?
— Старец был непредсказуем. Мы все по очереди то ходили у него в любимчиках, то впадали в немилость.
— Если так, то разве нельзя было, приписав Панталоше эти проделки, серьезно понизить ее шансы? — Родерик помолчал, ожидая ответа, но его не последовало. — Почему вы допустили, чтобы ваш дед поверил в виновность Панталоши?
— Этому мерзкому ребенку вечно сходят с рук самые хулиганские выходки. В кои веки пострадала без вины — для нее это наверняка новое ощущение.
— Понимаете, — упорно продолжал Родерик, — летающая корова была последней в серии этих шуток, и, насколько нам известно, именно она окончательно побудила сэра Генри изменить в тот вечер свое завещание. Ему весьма убедительно доказали, что в истории с коровой Панталоша ни при чем, и, вероятно не зная, кого подозревать, сэр Генри решил отомстить всей семье разом.
— Да, но…
— Итак, тот, кто причастен к этим шуткам…
— Согласитесь по крайней мере, что я вряд ли стал бы прилагать усилия, чтобы меня вычеркнули из завещания.
— Я думаю, такого исхода вы не предвидели. Возможно, вы рассчитывали, что, устранив главного конкурента, то есть Панталошу, вы вернете себе утраченные позиции. Другими словами, получите примерно то, что отводилось вам в завещании, зачитанном на юбилейном ужине, или даже намного больше. Вы сами сказали о своем соучастии с мисс Оринкорт в одной из этих проделок. Более того, вы дали мне понять, что по меньшей мере были осведомлены обо всех разыгранных шутках.
— Ваши разговоры о каком-то соучастии меня просто коробят, — скороговоркой сказал Седрик. — Я возмущен этими инсинуациями, и я их отвергаю. Своими домыслами и таинственными намеками вы ставите меня в крайне неловкое положение. Да, я вынужден признать: мне было известно, что она делает и почему. Эти проказы меня веселили, они хоть как-то оживляли всю эту юбилейную тягомотину. А Панталоша — отвратительное, мерзкое создание, и я нисколько не жалею, что она вылетела из завещания. Уверен, она была до смерти довольна, что незаслуженно прославилась благодаря чужим шалостям. Вот так-то!
— Благодарю вас. Ваше заявление многое прояснило. А теперь вернемся к анонимным письмам. Итак, сэр Седрик, вы утверждаете, что вам неизвестно, кто их написал?
— Понятия не имею.
— Можете ли вы с такой же уверенностью заявить, что это не вы подложили книгу о бальзамировании в судок для сыра?
Седрик вытаращил глаза.
— Я?.. А зачем это мне? Ну нет! Я вовсе не хочу, чтобы вдруг оказалось, что Соня убийца. Вернее, тогда я этого не хотел. Я тогда рассчитывал, что я… что мы с ней… ну, да это неважно. Но должен сказать, я все-таки хотел бы узнать правду.