Страница 25 из 68
— Голодранец! Ты што-о, большевистский холуй, поносишь честного человека?! — завопил Гибин, хватаясь за рукоять бебута[3].
— В клинки его! — рявкнуло сразу несколько голосов, и сторонники Гибина прихлынули к крыльцу.
Фронтовики и беднота поднажали сбоку, оттеснили станичников. И началось! Каждый хотел перекричать других, пустить в ход кулаки и оружие.
— Кончай базар! — гаркнул Гладков и так хватил кулаком по столу, что граненый стакан, подскочив, упал на пол и разлетелся вдребезги. — Народ притих, а Федор продолжал: — Очумели, что ли, черти полосатые? А вас, гражданин Гибин, за угрозы оружием можем привлечь к ответственности.
— Заткнуть ему, Мохнатому Псу, брехалку! — выкрикнул кто-то из фронтовиков.
— В холодную его, обдиралу, — поддержали другие.
— Нашумелись? — спросил Томин. — Теперь давайте спокойно о деле поговорим. Так вот, чтобы гражданин Гибин и ему подобные не верховодили, надо с оружием в руках защищать родную власть, свои права. Вы помните, о чем мы с вами договаривались зимой?
— Помним! — отозвались однополчане.
— Раз так, то пришло время точить клинки и седлать коней. Вчера Чрезвычайный съезд Советов Троицкого уезда принял решение о создании кавалерийского полка. Кто хочет вступить в полк красных казаков, стройтесь в две шеренги! Кто думает отсидеться в такую годину в кустах — может идти до дому!
Наступило гнетущее, тяжелое молчание. Федор Гладков медленно спустился по ступенькам, повернулся лицом к Совету, вытянул в сторону правую руку и скомандовал:
— Становись!
Добровольцы построились, выровнялись.
— Завтра с восходом солнца выступаем, — объявил Томин. — А сейчас по домам, готовиться в путь.
Всю ночь не спала станица. Одни готовили обмундирование, сбрую, другие до рассвета проговорили о будущих походах, о том, успеют ли справиться с врагом до сенокоса, давали наказы близким, родным. С рассветом добровольцы собрались на площади. Провожать пришла почти вся станица.
Казаки, окруженные семьями, тихо беседуют. В одном месте слышится плач, здесь — наставления беречь себя, в другом — отец наказывает ребятишкам слушать материно слово.
Федора Гладкова провожает вся большая семья.
— Не любишь ты нас, Федя, — шепчет жена.
— Люблю я вас, Настенька, всех люблю, да без Советов жизни нам все равно не будет.
— По коням! — раздается команда.
Площадь заголосила, застонала.
— Не пущу! Не пущу, не уезжай, тятенька!.. На кого ты нас покидаешь? Погибнем без вас!.. Замучают нас проклятущие!
Добровольцы, отрывая от себя близких, садятся на коней.
— Дай хоть за крепость проводить, — умоляюще просит Анастасия Гладкова.
— Не надо, Настенька: дольше проводы — больше слез.
С первыми лучами солнца отряд в шестьдесят сабель выехал из станицы. Впереди Томин и Гладков с развернутым Красным Знаменем.
Когда кони вступили на мост, грянула старинная песня казаков:
Справа от дороги потянулись пашни: в трубку выходила рожь, зеленым ковром тянулась пшеница, кустился овес. Возле берега реки раскинулись заливные луга с белесыми кустами тальника. Склонились кисточки метлика; голубеют колокольчики; бодро держит фиолетовые головки дикий клевер; бледные ниточки вязиля обвивают дудочки камышинки; кустится дикий лук; распускает шапки над пышной порослью молочай. С реки тянет прохладой.
Песня смолкла, добровольцы призадумались.
— Управимся ли до Петрова дня? — тяжело вздохнув, спросил один казак своего соседа.
— Бог даст, небось, справимся…
Из молодого березового колка выехали два всадника и рысью направились к отряду.
Первый — Аверьян Гибин, младший сын того Гибина, который выступал против Томина. Картуз ухарски сидит на затылке, из кольца в кольцо вьются смоляные кудри. От быстрой скачки и утреннего солнца горят щеки. Острый нос с горбинкой нависает над тонкими губами. Темная вышитая косоворотка перетянута узким ремешком, на ногах — хромовые сапоги.
С ним работник Гибиных — Павел Ивин. На его голову словно брошен пучок переспелой соломы, серые глаза с желтым оттенком наивно улыбаются, круглое лицо усеяно конопатинами. Домотканая рубаха подпоясана плетеным пояском, пестрядинные полосатые штаны засучены до колен, босые ноги мокры от росы. За спиной старенькая балалайка с красным бантом на грифе.
— Аверьян?! Зачем пожаловал? — настороженно спросил Гладков.
— В отряд записаться, — выпалил тот.
— А знаешь ли ты, кудрявый, куда и зачем мы едем? — задал вопрос Томин.
— Знаю, — поспешил Гибин. — За Советы биться едете.
— Это как же так? Твой отец наш вражина, а ты к нам? — допытывался Гладков. — Убег, что ли?
— При Советах, говорят, кого любишь, на той женишься, — объяснил Аверьян и покраснел.
— Интересно, интересно! Расскажи-ка поподробней, — попросил Томин, отъезжая в сторонку.
И Аверьян поведал о том, что в селе у него есть любимая девушка, а отец хочет женить его на горбунье из хутора, единственной наследнице богача. Так он поступил со старшими сыновьями, а теперь добирается и до него. Когда отец узнал, что Аверьян будет отцом, а его любимая — матерью, сильно разгневался, выпорол Аверьяна и подачкой решил откупиться от бедной сироты.
— Правду он говорит? — спросил Томин товарищей.
— Правду, — ответили казаки.
— Что же ты в отряде будешь делать?
— Что? Рубить!.. — Парень вдруг вздыбил коня, помчался по дороге.
Аверьян мастерски выполнил «ножницы», на полном скаку сделал на руках стойку. Вот он повернул Игривого, бросил повод и вскочил коню на спину. Даже у бывалых рубак оборвалось сердце. Аверьян бултыхнулся вниз головой, обвив шею жеребца ногами, повис безжизненно. Конь остановился, а в следующее мгновение Аверьян был уже у него на спине.
— Молодец! Молодчага! — похвалил Томин. — Ну как, товарищи, возьмем?
— Возьмем, — хором ответили добровольцы.
— А что ты умеешь делать? — спросил Томин Ивана.
Павел улыбнулся:
— Я целый день могу играть на балалайке и куплеты складывать.
— Прихвастнул! Так уж и целый день?
— Вот те крест, — сказал Павел и перекрестился.
— Ну, раз побожился, то проверим и возьмем. Бой без музыки, что чай без самовара.
Дружки заняли место в строю рядом с Томиным. Павел ударил по струнам и запел:
Он передохнул и заиграл снова. Аверьян продолжил:
— А ведь и впрямь здорово получается! — воскликнул Томин. — А ну, что-нибудь повеселее…
Под собственный аккомпанемент Павел загорланил:
И с этими словами он повернулся к Аверьяну. Тот надулся и грубым басом прогудел:
Раздался взрыв хохота.
Гибин привел восемнадцать лошадей. Добрый подарок сотне.
3
Бебут — короткая шашка, находившаяся на вооружении казаков-артиллеристов.