Очищение (ЛП)

Тридцатью шестью часами ранее Децим решился на последний отчаянный бросок костей.

Враги полагали, что уничтожили весь флот. Они ошибались.

Оставался один корабль – громадная «Праведная ярость», гордость сектора. В опустошительном пустотном сражении ее обездвижили, однако не прикончили. Безжизненная, не имея энергии на двигателях, она вращалась вокруг планеты вместе с обломками и останками флота. Несущие Слово действовали тщательно, но недостаточно тщательно, чтобы проверить, нет ли пульса у какого-нибудь из трупов.

Она медленно кружилась и делала оборот вокруг планеты за восемь с половиной часов, так что требовалась лишь простая арифметика, чтобы определить точный момент, когда корабль окажется в правильном месте.

Звук отчаянной схватки, которая шла за запертыми пневматическими дверями, был приглушен, но Октавиону каждая смерть казалась пронзающим его душу копьем. Пол содрогался при каждом шаге «Контемптора». До его падения оставалось недолго. Королос заслужил покой, но Октавион больше всего надеялся, что тот сможет продержаться еще немного дольше.

Сорок пять секунд. Сорок четыре. Сорок три.

Узнав, что их выследили, они испытали шок. Опозоренных Ультрадесантников охватило отчаяние, когда они поняли, что Несущие Слово нашли их, и они могут потерпеть неудачу на этом последнем, искупительном задании. Этого нельзя было допускать. Им полегчало, когда Октавион добровольно вызвался стать тем, кто останется здесь, в командном центре, и отдаст фатальный приказ, в то время как прочие пойдут задерживать врага так долго, как смогут. Эта роль не доставляла ему удовольствия, однако была необходима.

Двадцать секунд.

Он бросил взгляд на экранчик. Там виднелись разбросанные по полу Несущие Слово, однако этого было недостаточно. Все ветераны Имперской Армии, одетые в черную броню, были убиты, равно как и подвергнутые взысканию его братья по Легиону. Королос остался один.

«Контемптор» убил нескольких из новоприбывших катафрактиев, однако теперь они окружили его, словно гончие медведя. Одна из рук дредноута повисла, став бесполезной, и он заметно прихрамывал. Пластины брони свисали изодранными пучками со всех сторон в тех местах, где терминаторы рубили ее силовыми клинками и цепными топорами. Долго это не продлится.

Четыре секунды. Три. Две.

Октавион ввел на клавиатуре старинной панели управления последовательность символов, создавая прямой канал связи с «Праведной яростью».

Основной экран оставался пуст.

– Давай же, – выдохнул он. – Давай!

Он нажал еще несколько групп клавиш, и экран ожил. Возникло зернистое изображение лица женщины. Ее взгляд был пустым, на лбу виднелась наспех зашитая рана. Лицо было перемазано пеплом, или, возможно, кровью. Судя по эполетам, она являлась адмиралом. Мостик некогда прославленного корабля позади нее был погружен во мрак. Октавион знал ее, хотя никогда не общался с ней лично.

– … тут? – донесся насыщенный помехами голос.

– Повторите, адмирал Солонтин, – сказал Октавион. – Вы меня слышите?

– Есть искажения, но да, – произнесла женщина на экране. Звук не совпадал с изображением, что придавало ему причудливую несвязность. – Кто вы? Я ожидала Децима.

– Я – брат Ксион Октавион. Магистр ордена Децим доверил мне ответственность отдать приказ.

– У вас есть код высших полномочий?

– Есть.

– Введите его сейчас же.

Каждый из легионеров, назначенных на это задание, заучил код авторизации. Октавион ввел семнадцатизначное число.

– Высшие полномочия приняты, – произнесла адмирал Солонтин. Она провела рукой по лицу. – Стало быть, это конец. Я молилась, чтобы до этого не дошло.

Точно так же, как и он, она знала, что, отдав приказ, обрекает себя и свой корабль на смерть. Октавион бросил взгляд на пикт-трансляцию из-за запертых дверей позади него.

– Загружаю координаты цели, – сказал он.

– Данные получены и обрабатываются. Все боевые палубы готовы вести огонь.

– Это нужно сделать, сейчас же.

– Легионер Октавион, мы еще не на позиции.

– Что?

– Небольшое осложнение, – произнесла Солонтин. – Столкновение. Космический мусор. Нас толкнула часть «Кулака Ультрамара». Ничего особенно скверного, однако это снизило инерцию нашего вращения.

– Но вы еще сможете завершить эту миссию?

– Да, – ответила она. – Мы будем на позиции менее чем через семь минут.

– Семь минут, – повторил Октавион. Он выругался. – У нас нет семи минут.

– Есть проблема, легионер?

– Да, есть проблема. Вы не можете подвести корабль быстрее?

– Мы потеряли ход, – произнесла адмирал. – У нас нет энергии на двигателях, а даже если бы и была, вражеский флот обнаружил бы нас сразу же при включении тяги. Семь минут. Поддерживайте загрузку данных.

– Если я уничтожу эти консоли…

– Тогда уничтожите всякую надежду, – бросила Солонтин. – У меня нет никакого наведения на цель. Все мои системы вышли из строя. Мне нужно, чтобы канал оставался открыт. Имея такую точку отсчета, я смогу навести орудия вручную. Не дайте врагу попасть в эту комнату.

Октавион уставился на консоли в беспомощном отчаянии. Вот так вот все кончится? Неудачей?

– Я задержу их, – произнес он. – Вы получите необходимое время.

Зал был пуст. Возле стен стояли леса, однако их построили лишь наполовину и не использовали, как будто рабочие бросили свой труд, не завершив его. Пол покрывали пыль, каменная кладка и пятна засохшей краски. Было несложно представить, что эти залы стояли пустыми на протяжении месяцев, а возможно и лет.

Вогнутый потолок украшала выцветшая фреска, штукатурка под которой осыпалась и отваливалась хлопьями. Первоначально картина должна была быть великолепна: в центре помещалось героизированное изображение Императора, окутанного золотым светом и пламенем, а вокруг него собрались стилизованные фигуры, олицетворявшие Легионес Астартес. Там присутствовали цвета всех Легионов. Вокруг Императора вращались планеты Солнечной системы, а позади них располагались созвездия. Пустоту заполняли имперские корабли, тянувшиеся ко всем уголкам на краях фрески. Работы, которые велись, состояли в ее реставрации – а также перекрашивании нескольких воинов в новые цвета Легионов. Должно быть, для повторения оригинального шедевра и возвращения ему былой славы пригласили самых искусных мастеров, прежде чем их старания оказались брошены.