Путь Эвриха

Н-да-а-а… Не захочешь, а вспомнишь рассказ Тилорна о том, как расчищал он от каменых глыб площадку для строительства Людоедова замка, а сопровождавшие этот процесс пламя и грохот Винитаровы люди тоже называли Огненным Волшебством. Трудно, конечно, поверить, что секрет сокрушительного порошка, который не пожелал Тилорн открыть сегванскому кунсу, за что и заточен был в подземное узилище, каким-то образом известен стал здешнему колдуну. Но каких только хитрых узелков не завязывает судьба, какие совпадения и встречи-не происходят в этом, да и в Верхнем мире тоже по воле богов-шутников, гораздых на вся-а-ческие затеи…

— Глядите-ка, опять верховые впереди! Не вертись, насмотришься еще, эка невидаль! — Тайтэки притиснула к себе дочь и поднесла руку козырьком к глазам: — Табунщики вроде, на Хурманчаков разъезд не похожи.

Эврих окинул женщин оценивающим взглядом: старуха с дитем, парнишка, пораженная огневкой девка. Надо бы подновить краску на лицах, хотя, если весть о лекаре-улигэрчи уже достигла этих парней, не будут они особенно разглядывать его спутниц…

Табунщики один за другим начали съезжаться — дюжиной от четверых всяко отобьются. Эврих, смочив ладонь соком полынника, мазнул ею по щекам, Тайтэки сгорбила плечи, и лишь Алиар с Кари продолжали скакать вперед как ни в чем не бывало — привыкли уже, что опасаться нечего, а может, друг перед другом страха показывать не желают.

— Плохо дело! — неожиданно хриплым голосом прошептала Тайтэки, придерживая коня и меняясь в лице, что было не так-то просто под наложенным Эврихом гримом. — Это хамбасы! Вот ведь угораздил Великий Дух свидеться…

— Хамбасы? Ах да… — Аррант почувствовал, как в желудке у него нехорошо похолодело, и оглянулся по сторонам. — Поздно бежать! Увидят, что боимся, — наверняка вдогон кинутся!

— Кинутся не кинутся — еще не известно, а вот узнают они нас наверняка! — процедила Алиар сквозь зубы. — Вам с Кари они ничего не сделают, а нам бежать надобно. В случае чего — не знаете вы нас, прибились, мол, девки какие-то по дороге!

Алиар что есть мочи ударила коня по ребрам, и тот рванулся в сторону, быстро набирая скорость, которую трудно было от него ожидать. Тайтэки, помедлив мгновение, тоже пустила свю клячу в галоп, успев крикнуть оцепеневшим спутникам на прощание: «Ишалли тэки ай!»

— Поскачем в другую сторону, отвлечем хамбасов? — предложила Кари, но Эврих отрицательно покачал головой. Лошади под табунщиками были такие, что убежать от них — все равно что ветер пытаться обогнать.

Тучи заволокли луну, мерцавшие в вышине звезды почти не давали света, и Кари окончательно уверилась, что аррант — да отвернутся от него Боги Покровители был, как всегда, прав: им следовало остаться на ночь у табунщиков-хамбасов. Напрасно она настояла на своем, зря корила Эвриха за бездушие и грозилась уехать искать подруг без него. Может, и удалось бы ему песнями и лекарскими чудесами завоевать сердца хамбасов и выпытать, где находится их становище. А то и коней бы хороших сторговал, на этих-то клячах в погоню пускаться — людей смешить. Отправляться в путь на ночь глядя было в самом деле глупо: и увезенных табунщиками Тайтэки с Алиар не догонят, и сами заплутают, и лошадей загонят так, что к утру станут они ни на что не годны.

Девушка покосилась на Эвриха — уж она бы на его месте не удержалась от ехидных замечаний, а он, устало горбясь в седле, даже не смотрит в ее сторону, занятый какими-то своими, невеселыми мыслями. И правильно: глупую бабу ругать — попусту слова тратить. Ой-е! Ну почему, почему она хотя бы на этот раз его не послушалась? Ведь многократно уже убеждалась: не обделил чужака Великий Дух разумом, так нет же, надо было ей самость свою показать, как будто умней ее человека в Вечной Степи не сыскать, как будто он меньше, чем она, выручить Тайтэки с Алиар хочет. Дура! Была всю жизнь дурой, такой, видно, и умрет. Она вновь покосилась на молчаливо ехавшего позади нее арранта и вздохнула, припоминая, как толково тот вел разговор с табунщиками…

Хамбасы бросились вдогон за беглянками и настигли их прежде, чем те скрылись из виду Кари и Эвриха. А настигнув, естественно, пожелали выяснить, зачем те вздумали удирать, и, ясное дело, невзирая на грим, сразу узнали первую жену Фукукана и ее служанку. По поводу того, как надобно поступить с ними, разногласий не возникло. Скрутив женщинам руки, накинув на их шеи сплетенные из конского волоса арканы, четверо табунщиков повезли пленниц к своему нангу. Их не разжалобили ни мольбы Алиар, тщетно просившей пощадить ее бывшую хозяйку, ни захлебывающиеся вопли оторванной от матери Нитэки, которую взял в седло один из табунщиков, — Фукукан желал отомстить за нанесенную ему обиду, и его соплеменники находили это желание в высшей степени справедливым. Они рады были помочь ему наказать провинившихся женщин и не испытывали к несчастным никакого сочувствия.

Труднее было решить, как обойтись с лекарем-улигэр-чи и сопровождавшим его парнишкой. С одной стороны, они вроде не причинили хамбасам никакого вреда, были, если верить слухам, людьми достойными и полезными и законы гостеприимства обязывали отнестись к ним с должной заботой и вниманием. С другой же стороны… Впрочем, прежде чем табунщики смогли задуматься над действительной или мнимой виной бродячего улигэрчи, тот открыл рот и сплел весьма правдоподобную байку о встрече с бывшей женой Фукукана и ее служанкой. Ой-е! Проклятый аррант мог заговорить пчел до того, что те позволили бы ему беспрепятственно взять соты, а ежели бы расстарался, так и из пустого улья мед добыл!

Табунщики развесили уши и решили не вязать сладкоголосого улигэрчи. Получая истинное наслаждение от беседы с аррантом, они предложили ему перекусить с ними, а потом убедили не покидать их до самой ночи. Что-то, видимо, все же заподозрили и рисковать не хотели. Хитроумный улигэрчи не спорил и не подавал виду, как не терпится ему пуститься в погоню за увезшими женщин хамбасами. Вероятно, он уже измыслил, как выпытать у табунщиков месторасположение племени и, быть может, даже склонить на свою сторону, заручиться их поддержкой и помощью, но одолевавшее Кари нетерпение оказалось сильнее доводов рассудка…

— Не пора ли нам остановиться? Ночь — не лучшее время для поисков. Чем блуждать в потемках, дадим лошадям отдохнуть, завтра они нам очень и очень пригодятся, — предложил Эврих без особой надежды.

— Завтра Тайтэки с Алиар, может, уже и в живых не будет! — не оборачиваясь бросила Кари.

Она не хотела этого говорить, ибо знала, что Фукукан не станет торопиться с казнью, но признать свою ошибку была еще не готова. Глупые слова самисорвались с языка. Злясь на собственное безрассудство, девушка хлестнула кобылу зажатой в руке плетью, и тут произошло непоправимое. Лошадь ее рванулась вперед, споткнулась и рухнула как подкошенная. Кари вылетела из седла, перекувырнулась через голову, покатилась по земле…

Убедившись, что руки-ноги целы, и отряхнувшись, она вернулась к кобыле, и из глаз ее ручьем хлынули слезы. Поднявшаяся кое-как лошадь заметно прихрамывала и вид имела такой виноватый, словно по собственной оплошности угодила копытом в неразличимую во мраке сусликовую или тарбаганью нору.

— Бедная Шулдэ! Бедная моя лошадка! — Размазывая по щекам слезы, девушка шагнула к кобыле и прижалась мокрым лицом к лошадиной морде. — Прости меня! О Великий Дух! Это я, я должна была сломать ногу, дурища безмозглая!

— Я понимаю в лошадях не слишком много, но по-моему, ногу она растянула, а не сломала, — рассудительно заметил Эврих, спешиваясь и подходя к девушке.

— Не пытайся меня утешить, ты!.. А можешь ты ее исцелить? Ты ведь все можешь! Ну сделай что-нибудь, а? — Кари с надеждой устремила зареванные глаза на арранта, но тот с извиняющейся улыбкой на губах развел руками:

— Я никогда не лечил животных и не представляю, как это делается. Лучше всего расседлать ее и подождать до утра.

— Кому лучше? Тебе?! У, чурбан бесчувственный! — Девушка подалась к Эвриху и, ухватив за грудки, начала трясти с необъяснимым остервенением. — По тебе, так пусть и Шулдэ, и я обе сдохнем! Камень бессердечный! Только и можешь лживые речи говорить да служанок по кустам валять! Змей медоголосый, сластолюбивый! У-у-у, ненавижу!