Прекрасное далеко

— Так долго, мы ждали так долго, так долго… А теперь она освободится, и мы все — тоже. Потому что именно такова сделка, заключенная давным-давно. Наши души — в обмен на другую.

Я зажимаю уши.

— Прекрати!

— Как пожелаешь, — говорит фея.

Она открывает рот — и с силой впивается зубами в шею мыши.

Я резко просыпаюсь, мокрая от пота. Ночная рубашка липнет к телу, словно у меня лихорадка. Я осторожно всматриваюсь в темноту, давая глазам приспособиться, и когда комната принимает привычные очертания, я понимаю, что на этот раз действительно не сплю. В окно стучит дождь, все тело болит. Я слаба, как новорожденный котенок. И я не слышу сопения Энн.

— Энн? — окликаю я подругу.

Ее нет в постели, и я ощущаю всем сердцем, что она отправилась в сферы вместе с Фелисити.

Я должна пойти за ними. Я с трудом спускаюсь по лестнице, в кухню, чтобы выйти на лужайку, к тайной двери. От резкого стука в окно я подпрыгиваю. Снаружи слишком темно, чтобы разобрать, кто там стоит, да я, по правде говоря, боюсь посмотреть. Стук повторяется. Оконное стекло затуманено. Я прижимаю к нему ладони и всматриваюсь в ночь. Снаружи к окну придвигается Итал, пугая меня. Итал! Я бегу к кухонной двери, открываю ее. Итал стоит на пороге под проливным дождем. Выглядит он мрачно.

— Итал! Где ты был? Что случилось?

— Картик. Они его забрали. Ты должна его спасти.

— Кто его забрал?

— Некогда объяснять. Надо идти.

Я думаю об Энн и Фелисити, ушедших в сферы.

— Но я должна…

Итал протягивает мне мокрый обрывок плаща Картика. На нем выжжен знак братства Ракшана. Фоулсон.

— Я готова, — говорю я.

Если я верну Картика, он поможет мне найти подруг. Я под дождем спешу за Италом туда, где ждет Фрея. Ноги у меня слабы, я раз-другой спотыкаюсь. Глаза Итала так сильно окружены тенями, что кажутся пустыми.

— Где ты был? — спрашиваю я. — Мать Елена очень беспокоилась.

— Те люди за мной пришли.

— Рабочие Миллера? Ты должен сообщить инспектору Кенту! Он с ними быстро разберется, — говорю я, взбираясь на спину Фреи.

— Потом. Сейчас мы должны спешить за Картиком.

Он вскакивает на лошадь позади меня, и я спиной ощущаю холод. Легким ударом пятки Итал заставляет лошадь тронуться с места, мы скачем куда-то. Дождь заливает лицо, насквозь пропитывает волосы, пока мы несемся через лес и поворачиваем к озеру. Лошадь внезапно останавливается, чего-то испугавшись. Она громко ржет, топчется у самой воды, что-то почуяв.

— Фрея, kele! — приказывает Итал.

Но лошадь не трогается с места. Она топает копытом по земле и принюхивается к воде, как будто ищет что-то потерянное.

Цыган резко дергает поводья, и Фрея набирает скорость, пока не переходит на полный галоп, мое сердце колотится в такт ударам копыт по дороге. Я ощущаю на шее дыхание ночи. Лишь редкие вспышки молний освещают путь перед нами.

Мы поворачиваем к кладбищу. Небо злобно кипит молниями и громом. Фрея пробирается между могильными камнями. Копыта проваливаются в грязь, и я оказываюсь слишком близко к острому краю высокого надгробия. Я вскрикиваю и цепляюсь за рубашку Итала, а он направляет лошадь на травянистую тропу, и Фрея переходит на медленный шаг.

— Куда это мы едем? — кричу я.

Буря разыгрывается все сильнее. Она ослепляет меня, мне приходится нагнуть голову, чтобы уберечь от воды глаза. Итал что-то отвечает, но я не слышу его за шумом дождя.

— Что ты сказал? — переспрашиваю я.

Он как будто что-то напевает или молится. Нет, он что-то ритмично начитывает. Слова прорываются сквозь ветер и дождь, наполняя меня леденящим ужасом.

— Жертва, жертва, жертва…

Клочок ткани в руке превращается в змею. Я визжу, и змея рассыпается в прах. Перед нами по обе стороны открытой могилы высятся горки земли. Итал направляет Фрею прямо туда. Я бью его локтем, но он не останавливается. Изо всех сил я отталкиваюсь от лошадиной спины. Я падаю на мокрую землю, сильно ударившись, — как раз в тот момент, когда Фрея отчаянно ржет и проваливается в могилу. Но я не слышу, чтобы она упала на дно ямы.

Я с трудом поднимаюсь на ноги, мышцы едва слушаются. Ноги ноют, а плечи и левая рука и вовсе охвачены нестерпимой болью. Дрожа, я подбираюсь к надгробию, заглядываю за него… земля выглядит такой, как ей и следует быть, это обычная могила.

Я отшатываюсь, истерически смеясь, и мне хочется проснуться в собственной постели, но ничего не получается.

— Ты скоро проснешься, Джемма, — говорю я себе, шагая через темное кладбище. — Ты просто спой что-нибудь, чтобы успокоиться. «Раз девица в Линкольншире продавала миску мидий…»

Я прохожу мимо какого-то надгробия. «Возлюбленной супруге».

— «Продавала миску мидий…»

Грохочет гром. У меня стучат зубы.

— «Продавала миску мидий…»

Что-то перегораживает мне дорогу. Вспышка молнии раскалывает небо, освещает Итала. Там, где должны быть глаза, — две глубокие черные ямы.

— Жертва… — говорит он.

Я не в силах двинуться, не в силах думать. Ноги примерзли к земле от страха. Я пытаюсь вызвать магию, но я измождена и испугана, и магия не откликается. В голове гудит оглушающий голос: «Беги, беги, беги, Джемма!»

И я бросаюсь бежать изо всех сил, мчусь сквозь лабиринт могильных камней, а небо снова и снова взрывается громом. Краем глаза я вижу, как Итал исчезает за мраморным ангелом и возникает по другую его сторону. Он догоняет меня. Моя ночная рубашка насквозь промокла. Она бьет меня по и без того слабым ногам, своей тяжестью замедляя бег. Я подбираю подол до самых коленей, чтобы бежать быстрее. Итал уверенно движется за спиной. Когда я добираюсь до озера, каждый вздох отзывается в легких как удар острием бритвы.

Но наконец я вижу это: за деревьями встает силуэт школьного здания с затейливыми шпилями. Однако в нем мне чудится что-то странное. Я не могу понять, что именно. Я могу только бежать. Яркий луч лунного света вдруг раздвигает облака.

Крыша пуста. Горгульи исчезли. Они исчезли, и я чувствую, что земля ускользает из-под ног. Итал приближается, сокращая расстояние между нами, и я бегу дальше. Легкие готовы вот-вот лопнуть.

Что-то падает на землю позади меня, тяжело, как камень, врезавшийся в траву. Я с головы до ног леденею от страха. Мне бы оглянуться и посмотреть, но я не могу. Я не могу дышать. Какой-то скребущий звук. Как когти по камню. Низкое рычание доносится сзади. «Не оборачивайся, Джемма. Если не обернешься — это не станет реальностью. Закрой глаза. Считай до десяти. Один. Два. Три». Выглядывает полная луна. Тени вырастают, они куда выше, чем моя тень на дорожке. А потом распахиваются гигантские крылья…

Голова пуста, как воздушный шар. Я вот-вот потеряю сознание.

— «Раз девица… в Линкольншире… продавала… миску мидий…»

Громкий пронзительный крик рассекает ночь. Горгулья взлетает — и с чудовищным ударом приземляется на дорожке передо мной, отрезая путь к бегству. Я падаю на колени при виде огромной каменной крылатой твари, возвышающейся надо мной. Ее лицо — страшная ожившая маска, рот растянут в отвратительной улыбке, когти длинные, как мои ноги, и острые. Крик застревает у меня в горле. Тварь визжит, и ее когти крепко сжимаются вокруг моей талии. Меня окружает чернота.

— Держись крепче, — приказывает горгулья мрачным голосом.

Меня окатывает новая волна страха. А она прижимает меня к себе — и мы летим.

Я цепляюсь за чудовищные когти. И у меня появляется время, чтобы осознать, что происходит. Горгулья не желает мне зла. Она хочет меня защитить. Небо заполнено крылатыми существами. Они визжат и рычат. Эти звуки оглушают меня, но я не решаюсь зажать уши. Воздух стремительно омывает мокрую рубашку и влажную кожу. Я дрожу. Мы летим над верхушками деревьев и мягко опускаемся на крышу школы Спенс.

— Не смотри, — советует горгулья.

Но я не в силах отвести взгляд. Внизу другие горгульи окружают Итала. Они подхватывают его, поднимают над землей и несут к озеру.