Прекрасное далеко

— Не надо! — предостерегаю я.

— Ну и ладно, ваша светлость Скучная Святая Зануда, — смеется Фелисити. — О чем это ты так напряженно размышляешь?

— Я все пытаюсь понять, почему Вильгельмина не показала мне, где искать кинжал или тот ключ, который содержит правду. И гадаю, о чем она хотела меня предупредить.

— Если она вообще собиралась о чем-то тебя предупреждать, — возражает Фелисити. — Может, это был просто трюк, а ты оказалась достаточно умной, чтобы не угодить в ловушку.

— Возможно, — киваю я. — Но тогда как насчет Евгении?

— А ты уверена, что действительно видела ее? — спрашивает Энн. — Потому что никто из нас ее ведь не видел, а мы были там, рядом с тобой.

И я пытаюсь понять, не было ли и это плодом моего воображения. Может, я не способна отличить иллюзию? Но — нет, я ее видела, я ее ощущала. Она была реальной, и та опасность, которую она чувствовала, тоже была реальной, но я никак, никак не могла сложить все это вместе и получить цельную понятную картину.

— А Мак-Клити и Найтуинг? — спрашиваю я.

Фелисити брыкает ногой, поднимая маленький фонтанчик брызг.

— Ты ведь знаешь, что они восстанавливают восточное крыло ради того, чтобы отыскать тайную дверь. Но это и все, что тебе известно наверняка. На завершение работ понадобится целая вечность, но они и не подозревают, что мы этой дверью уже пользуемся. А к тому времени, когда они во всем разберутся, мы создадим союз в сферах, и будет слишком поздно.

— Ты забываешь, что хаджины не хотят к нам присоединяться, а лесной народ ненавидит меня, — напоминаю я.

Глаза Фелисити вспыхивают.

— Они получили свой шанс. Так почему бы нам не создать союз из нас четверых — ты, я, Энн и Пиппа?

— Насчет Пиппы… — осторожно говорю я.

Лицо Фелисити сразу темнеет.

— Что такое?

— Тебя не встревожили перемены, что в ней произошли?

— Ты имеешь в виду ее силу, — уточняет Фелисити.

— Я думаю, она ходила в Зимние земли, — продолжаю я. — Я думаю, она принесла в жертву кролика Вэнди. А может быть, сделала и еще какое-то подношение.

Фелисити зло растирает фиалку между пальцами.

— Сказать тебе, что думаю я? Я думаю, тебе не нравится, что у Пиппы теперь есть сила. Или что Энн и я можем входить в сферы без твоей помощи. Я видела твое лицо, когда дверь открылась перед нами!

— Я всего лишь удивилась… — начинаю я, но ложь умирает у меня на языке.

— И в любом случае, это как раз ты ведешь себя странно, Джемма! Затеяла какие-то шашни с Цирцеей. Видишь то, чего нет. Это с тобой что-то не в порядке!

Она еще раз бьет ногой по воде, и капли, описав дугу в воздухе, падают точнехонько на меня.

— Я… я просто подумала, что лучше, если мы будем ходить в сферы вместе, — говорю я. — Пока.

Фелисити смотрит мне прямо в глаза.

— Ты больше не главная.

— Идем, Джемма! — просит Энн. — Давай потанцуем вокруг шеста. Оставьте это на время.

Она берет Фелисити за руку, и они бегут к майскому шесту. Они кружатся возле него, смеясь, и мне хочется забыть обо всем и присоединиться к ним. Но я не могу. Я только надеюсь, что разберусь во всем этом со временем. Я иду мимо озера, вверх по склону холма — к старому кладбищу. Торчащие из земли камни приветствуют меня, потому что я так же мрачна, как они.

Я кладу фиалку Фелисити на надгробие Евгении Спенс. «Любимой сестре».

— Не уверена, что вы знаете, где можно найти тот кинжал, — говорю я каменной плите. — Думаю, нет.

В ответ порыв ветра уносит цветок.

— Разговариваешь с могильными камнями?

Это Картик. У него в руках маленькая корзинка, в каких рабочие носят свой обед. Луч света окружает ореолом его лицо, и я захвачена его красотой — и тем, как я рада его видеть.

— Тебе следует сильно обеспокоиться, если они ответят, — говорит Картик. — Я бы…

— Нет, помолчи, — говорю я. — Мне здесь нравится.

Он садится на какую-то могилу, надпись на которой почти стерта временем, и кивает в сторону служанок, яростно колотящих по ковру.

— Я слышал, у вас будет бал-маскарад.

— Да, завтра, — отвечаю я. — Я оденусь Жанной д'Арк.

— Подходящий костюм.

Картик рассматривает яблоко, нажимает большим пальцем на вмятину на его боку.

— Не сомневаюсь, к вам приглашено множество джентльменов. Английских джентльменов.

— Я уверена, что приедет вообще очень много народа, — осторожно говорю я.

Картик впивается зубами в яблоко. Я срываю с дерева листок и превращаю его во множество узких полосок. Повисает неловкое молчание.

— Извини, — говорю я наконец.

— Тебе незачем извиняться. Я тебе лгал.

Я усаживаюсь рядом с ним. Расстояние между нами не слишком велико, но оно кажется пропастью.

— Приходи на бал, — тихо говорю я.

Картик смеется.

— Ты шутишь!

— Нет, ничуть. Это же костюмированный бал. Кто догадается?

Картик закатывает рукав, открывая кожу теплого коричневого цвета.

— И никто не заметит вот этого? Индийца среди англичан?

Он снова с хрустом кусает яблоко.

— Индийский принц, — говорю я. — И у тебя будет приглашение. Я тебе принесу.

— Если я не могу прийти в своем настоящем виде, я не приду, — говорит он.

— Но ты подумай, а? Если передумаешь, повесь какой-нибудь лоскут на иву, и тогда я завтра приду в прачечную в половине седьмого.

Картик, прищурившись, смотрит на солнце. Потом качает головой.

— Это твой мир, не мой.

— Но что, если…

Я тяжело сглатываю.

— Что, если бы мне хотелось видеть тебя в своем мире?

Картик опять откусывает кусок яблока, глядя вдаль, на склоны холмов, на мирный пейзаж.

— Не думаю, что я к нему принадлежу.

— Да и я тоже, — смеюсь я.

Две слезинки выскальзывают из глаз, и мне приходится быстро поймать их пальцами. В них тихонько шелестит магия, искушая: «Ты могла бы заставить его…»

Нет, с этим я покончу.

— Тогда идем со мной в сферы, — говорю я. — Мы могли бы вместе взглянуть на Амара. Мы…

— Нет. Я не хочу знать, во что превратился Амар. Я хочу помнить его таким, каким он был прежде.

Он бросает остаток яблока обратно в корзинку.

— Я очень много размышлял над всем этим в последние несколько дней, и я думаю, что для меня куда лучше отправиться на «Орландо». Здесь меня ничто не ждет.

— Картик… — начинаю я, но что, в конце-то концов, я могу сказать? — Ты должен делать то, что считаешь лучшим.

— Я буду помнить о тебе в Индии, — говорит он. — Я помолюсь о твоей семье на берегу Ганга.

— Спасибо.

В горле застрял ком, который никак невозможно прогнать.

Картик берет свою корзинку.

— Хорошего вам дня, мисс Дойл.

— Хорошего дня, Картик…

Он жмет мне руку и спускается по холму. А я остаюсь на кладбище в одиночестве.

— Так оно и должно было кончиться, — говорю я, прижимая ладонь к глазам. — Только мертвым я и нужна.

У меня внезапно подгибаются колени. Сила видения так яростна, что я опускаюсь на землю, схватившись за живот. Все мышцы напряжены. Небо как будто раскололось надвое; облака наполнились красным цветом.

«Боже… я не могу дышать… не могу…»

Среди могильных камней стоит Вильгельмина Вьятт, ее лицо искажено бешеной злобой. Она хватает меня за волосы и тащит к могилам. Я брыкаюсь и сопротивляюсь, но она сильнее. Когда мы оказываемся около могилы Евгении Спенс, Вильгельмина резко толкает меня, и я падаю, с ужасом видя, что земля смыкается надо мной.

— Нет, нет, нет!

Я царапаю края могилы ногтями, кричу в отчаянии:

— Выпусти меня отсюда!

Земля подо мной проваливается — и я стою в самом сердце Зимних земель, перед Деревом Всех Душ. Я вижу испуганные глаза Евгении.

— Спаси нас… — умоляет она.

Я бьюсь изо всех сил. Могила обваливается, я прикрываю глаза, потому что на меня летит дождь грязи.

Тишина. Я слышу… девушки веселятся. Смех. Я отвожу руки, открываю один глаз. Я снова на кладбище. Ветерок. Слышно, как на задней лужайке играют в крокет. На ботинках и юбке грязь. Вильгельмина исчезла. Я одна. Могила Евгении Спенс в полном порядке. И фиалка на месте, и мне остается только разрыдаться — от страха и разочарования.