Прекрасное далеко

— Не надо ломать розы, Шарлотта!

Та с ненавистью таращится на меня.

— Вы не моя мама!

— Это верно, — соглашаюсь я. — Но если ты не прекратишь, мне придется сказать обо всем твоей матушке.

Шарлотта, желая показать свою власть, швыряет цветок к моим ногам. Что за прелесть! Какой приятный ребенок!

— Начинаем, — шепчу я Энн.

— Лотти, — как можно более ласково говорит Энн, — ты не должна портить розы. Иначе они могут причинить тебе боль.

— Ха, глупость!

Девочка срывает еще один цветок.

Она тянется к следующему, когда Энн говорит:

— Не говори потом, что я тебя не предупреждала!

Она взмахивает рукой над кустами, вызывая магию, которую я ей передала. Глаза Шарлотты округляются — сорванные цветки взлетают с дорожки и садятся обратно на сломанные стебли. И вспыхивают ослепительной алой красотой. Это производит грандиозное впечатление само по себе, но нам важно до конца образумить маленькую дрянь. Несколько цветков подлетают к Шарлотте и на секунду зависают перед ее ошеломленным лицом, — а потом бросаются в атаку; шипы впиваются в руки, ноги, спину. Шарлотта визжит и снова несется к матери. Розы отправляются на место. Девочка одной рукой хватает мать за платье, а другой потирает пострадавшую попу. Через несколько секунд хнычущая Шарлотта тащит мамашу к нам. Некоторые гости отправляются следом за ними, чтобы посмотреть, что здесь происходит.

— Скажи ей! — верещит Шарлотта. — Скажи ей, что розы сделали! Это ты заставила их так сделать!

Мы с самым невинным видом улыбаемся миссис Уортон, но улыбка Энн — самая широкая.

— Помилуй, Лотти, о чем это ты? — с озабоченным и сочувственным видом спрашивает Энн.

Шарлотта в бешенстве.

— Она заставила розы летать! Она заставила их колоть меня! Она заставила розы летать, да!

— Бог мой, да как бы я могла такое сделать? — мягко удивляется Энн.

— Ты ведьма! И вы обе тоже! Обе!

Гости хихикают, миссис Уортон полна досады.

— Шарлотта! Что за выдумки! Ты ведь знаешь, что папа не любит, когда говорят неправду!

— Это не выдумка! Они это сделали! Сделали!

Энн прикрывает глаза, наводя последние чары.

— Ох, милая, — говорит она, всматриваясь в личико Шарлотты, — что это за точечки?

Действительно, на лице ребенка выступают красные пятнышки, хотя это всего лишь иллюзия.

— Эй, да это сыпь! — восклицает какой-то джентльмен.

— Ох… ох, боже… — выдыхает миссис Уортон.

По толпе гостей пробегает волнение. У них сразу пропадает желание находиться в этом саду. И хотя миссис Уортон изо всех сил пытается спасти свой прием, она теряет власть над ситуацией. Женщины цепляются за рукава мужей, заставляя их поскорее распрощаться с хозяевами.

А потом начинается дождь, хотя Энн, Фелисити и я не имеем к этому никакого отношения. Оркестр сразу же умолкает. Один за другим подкатывают экипажи. Гости рассеиваются, а детей мистер Уортон поспешно уводит в детскую. Мы остаемся одни, и это настоящее блаженство.

— Ох, мне хочется снова и снова переживать это мгновение! — восклицает Энн, когда мы укрываемся от дождя под перголой, густо увитой виноградными лозами.

— Ведьмы! — говорит Фелисити, подражая интонациям Шарлотты, и мы хихикаем, прикрывшись ладонями.

— Но тем не менее, — напоминает Энн с сочувственной ноткой в голосе, — она всего лишь ребенок.

— Нет, — возражаю я. — Она — демон, весьма умно замаскировавшийся под ребенка. И ее мамаша полностью заслужила такое дитя.

Энн некоторое время обдумывает мои слова.

— Верно. Но что, если мать ей поверит?

Фелисити разрывает пополам какую-то травинку.

— Никто не слушает детей, даже когда они говорят чистую правду, — с горечью произносит она.

Прибывает наконец доктор и объявляет свой диагноз: ветряная оспа. Поскольку Энн ею не болела, доктор распоряжается удалить ее от детей и вообще из дома на три недели. Миссис Найтуинг соглашается приютить Энн, пока опасность не исчезнет, мы помогаем подруге собраться и через несколько минут уже сидим в карете.

Миссис Уортон энергично протестует против отъезда Энн.

— Да неужели она не может остаться? — повторяет она, пока чемодан Энн прикрепляют к задку кареты.

— Нет, не может! — решительно отвечает доктор. — Если она подхватит ветрянку, последствия могут быть слишком серьезными.

— Но как же я со всем справлюсь? — ноет миссис Уортон.

— Идемте, миссис Уортон, — говорит ей мистер Уортон. — У нас есть няня, а наша Энни вернется через какие-то три недели. Ведь так, мисс Брэдшоу?

— Да вы и заметить не успеете, что я уезжала, — отвечает Энн, и я уверена, что она искренне наслаждается, произнося эти слова.

Глава 44

Энн возвращается в школу Спенс, и ее радостно приветствуют младшие девочки, шумно требуя внимания. Теперь, когда она уже не ученица, девочки находят ее весьма экзотичной и интересной особой. И неважно, что она отсутствовала всего несколько недель и жила при этом в загородном доме, — для них Энн теперь воплощение настоящей леди. Бригид обещает в честь ее возвращения приготовить сладкий пудинг с изюмом, и когда мы вечером устраиваемся в шатре Фелисити у камина, все выглядит так, словно мы никогда и не разлучались, а путешествие Энн в дом ее родни было просто дурным сном.

Только Сесили, Элизабет и Марта держатся поодаль, но Энн, похоже, это совершенно не волнует. Мы рассказываем ей обо всем — о визите к доктору Ван Рипплю, о грифельной доске, о том, что мисс Мак-Клити и Фоулсон строят планы возвращения себе силы. Картик. Эта часть истории вызывает у меня грусть. Единственное, в чем я не признаюсь подругам — в том, что общалась с Цирцеей, потому что знаю: они этого не поймут. Я и сама с трудом это понимаю.

— Итак, — говорит Энн, выслушав все, — мы теперь знаем, что Вильгельмину предал кто-то, кому она полностью доверяла, кто-то, знакомый ей со времен учебы в школе Спенс.

Фелисити раскусывает шоколадку.

— Верно.

— При этом и Евгения Спенс, и мать Елена чувствовали, что здесь есть кто-то, вступивший в союз с существами Зимних земель, и мать Елена боится, что эта связь убьет нас.

— Да, все так, продолжай, — говорю я и тоже беру шоколадку.

— Племена сфер тоже могут объединиться с Зимними землями в восстании.

Мы киваем.

— Ради того, чтобы освободить Евгению и принести покой в Зимние земли, мы должны отыскать кинжал, который Вильгельмина Вьятт украла у Евгении Спенс. А Вильгельмина, бывшая наркоманкой, и воровкой, и вообще особой с дурной репутацией, вполне может направить нас к кинжалу с помощью видений Джеммы. Но возможно и то, что она пытается погубить нас.

— Это точно, — соглашается Фелисити, облизывая пальцы.

— Мисс Мак-Клити и, само собой разумеется, миссис Найтуинг знают о тайной двери в сферы, но уверены, что открыть ее можно, только восстановив башню восточного крыла. Евгения подтверждает, что это действительно так. Однако Вильгельмина не хотела, чтобы они заново отстраивали восточное крыло. Почему?

Мы с Фелисити пожимаем плечами.

— Но она ведь на стороне Джеммы? — предполагает Фелисити, как будто этим можно все объяснить.

— Возможно, но тогда надо понять смысл фразы «правда в ключе», — продолжает Энн. — Что за ключ, к чему? Какая правда?

— Доктор Ван Риппль сказал, что не было у нее никакого ключа или кинжала, о которых бы он знал, — напоминаю я. — А грифельная доска ни о чем не говорит, это самая обычная доска.

Энн берет шоколадку и кладет в рот, размышляя.

— Прежде всего — зачем Вильгельмина взяла кинжал?

Несколько мгновений в шатре только и слышно, как мы в раздумье барабаним пальцами, каждая в своем ритме.

— Она знала, что кинжал, очутившийся в дурных руках, может привести к хаосу, — предлагаю свое объяснение я. — Вильгельмина не могла доверить его Мак-Клити или Найтуинг.

— Но они ведь чтили память миссис Спенс, — возражает Энн. — Она для них вроде святой. Так с чего бы вдруг им причинять ей зло?