Страница 22 из 47
И только после столь вдохновенного вступления в действо вступают музы. Урания вещает, что русская вера и добродетель — освещена лучезарным светилом. Клио — напоминает врагам о мощи державы Российской. Евтерпа — что «есть солнце небу, что скипетродержатель, царствию и всем странам свой обладатель». Калиопа — сравнивает гербы королевства Польского и Великого княжества Литовского, и, явно не в их пользу, с российским двуглавым орлом, взоры которого устремлены в Европу и Азию, однако без желания покорять их народы. Эрато разделяет мнения знатнейших муз:
Мельпомена дает отповедь проповедникам агрессивности русичей:
Талия и Терпсихора выражают надежду, что младой Орел, царевич Алексей, будет достойным преемником отца, а его деяния воссияют в лучах собственной славы:
Полигимния утверждает, что скипетр в деснице Орла Российского знаменует благодать, меч — оружие отмщения злу:
Что намеревался сказать Симеон Полоцкий в поэме? Время течет неумолимо, и правители, как и все люди, смертны, вечной остается лишь Россия, с ее безмерным простором, несметным кладезем земных богатств, народом, жаждущим лучшей жизни и потому уповающим на доброго государя. Ему видится идеал правителя, который в действительности бы соответствовал прозвищу «отца Отечества». Вот почему в лучах, исходящих от солнца, мы находим слова «праволюбие», «любомудрие», «молитвы», «учение» (духовный труд) и «любовь» (к ближним и народу). Россия, надеется Симеон Полоцкий, станет государством благоденствия всех сословий, с прочным внутренним устройством и прочностью границ. Сочинитель «Орла Российского» предлагает читателю возлюбить Россию, с небом венчанную, с красотами непревзойденными, с крепостью веры православной.
Никто до Симеона Полоцкого не смог так ярко и так обоснованно соединить далекое историческое прошлое с божественным промыслом и провести корабль созидательной поэтической мысли между Сциллой и Харибдой, не уподобившись сладкоустым восточным мудрецам.
Похвалы Алексею Михайловичу и отроку Алексею, словно бисер, рассыпанные по поэме, не должны смущать читателя. Симеон Полоцкий далек от сознания того, что обустройство России закончено, что наитруднейшие политические задачи осуществлены и последователям Тишайшего царя должно только следовать в русле его начинаний. Это не так, утверждает создатель поэмы.
Россия не имела выхода ни к одному морю, и Симеон Полоцкий выразил сокровенное желание Алексея Михайловича: расширить границы и «ногою твердою стать» на Балтике, на Понте Эвксинском. Произошло такое во времена правления его сына — императора российского Петра Великого, рождение которого Симеон Полоцкий сумел предсказать. Но это уже другая история, о которой еще пойдет речь.
Само понятие «история» как предмет изучения и как наука вошло в обиход в эпоху Петра Первого. Робкие попытки проникновения в российское общество исторических знаний проявились в XV веке, когда «Хронограф» — русская компилятивная энциклопедия, по воле автора-составителя, сербского книжника, оставшегося, к сожалению, неизвестным, — по сути, оказался окном в мир Всеобщей Истории. Книга неоднократно пополнялась новыми статьями, разброс которых был необычайно велик. В «Хронографе» нашлось место для библейских сюжетов, истории Рима, походов Александра Македонского, и впервые был совершен экскурс в древнюю славянскую историю, рядом с которой соседствовали книги царств: Валтасарово, Дариево и т.п., жития святых, российских и иноземных. Во втором издании «Хронографа» (1617) преобладает западноевропейская история, а наша отечественная, летописная, была доведена до царствования Михаила Федоровича Романова.
Адам Олеарий, как известно, достойно отплатил за гостеприимство и доброту российского самодержца и поведал миру о своем путешествии в Московию, присовокупив к дорожным впечатлениям сведения по истории России. Но с той поры, когда голштинский дипломат пересек границу страны, прошло полвека, и только переводная литература в некоторой степени заполняла пустоту в познании истории. «Орел Российский» Симеона Полоцкого не менее успешно послужил этой просветительской задаче.
Неоспоримо, что история не входила в семь свободных художеств. Однако Симеон Полоцкий стихами «краесогласными» утверждает ее величие, доказывает неразрывность исторического процесса, делает фактуру удобовоспринимаемой. При этом пиит и историк не теряет чувства меры, не тонет в словесах, а дает ясно понять — священнослужитель, не знающий всеобщей и библейской истории, ущербен и беспомощен в гомилетике, искусстве проповеди, где властвуют Божие слово, сила убеждения и примера.
История существует там, где есть время, и событийная нить, словно раскручиваясь с веретена, ткала замысловатый узор человеческих взаимоотношений, вела в будущее, где были твердо обозначены могущество и процветание России. Несомненно, что знатоку римской истории Симеону Полоцкому было хорошо знакомо высказывание Цицерона о том, что «человек, не пытающийся познать, что было до него, до конца жизни пребудет во младенчестве». И он вовсе не случайно взялся за перевод труда «Speculum Historiale»[83], написанного Винцентом де Бове, доминиканским монахом из французского городка Бове, Титанический труд, к сожалению, оборвался на переводе нескольких глав, но это вовсе не означает, что Симеон Полоцкий отказался от популяризации церковной, древней и гражданской истории и мифологии. В частых исторических ссылках в виршах, поэмах, проповедях и панегирических посланиях сокрыто желание показать мозаичную картину времен безвозвратно минувших, раскрыть, сколь изменчивы и порой непредсказуемы исторические процессы, в которых одним творцам уготованы слава и нетленная память, другим — бесславие и забвение, и сколь хрупко само мироздание, созданное Господом.
Точнее, пожалуй, не скажешь. А завершается стихотворение «Семь таинств» такими словами:
82
Арион — греческий поэт и музыкант (VII—VI вв. до Р.Х.), по преданию, брошенный в море и спасенный дельфином. — Прим. авт.
83
«Историческое зерцало». Издано в 1473 году. Состоит из 32 книг.