Страница 1 из 63
Джессика Соренсен
Спасение Келли и Кайдена
Пролог
Келли
Я хочу дышать.
Хочу почувствовать себя снова живой.
Не хочу чувствовать боль.
Хочу вернуть все назад, но это в прошлом.
Я слышу каждый звук, каждый смех, каждый крик. Люди неистово двигаются мимо комнаты, но я не могу оторвать взгляда от раздвижных стеклянных дверей. Снаружи сильный шторм, и дождь молотит по бетону, грязи и засохшим листьям. Лампочки скорой помощи, заехавшей в ворота, мигают, отражаясь красным свечением в лужах, словно кровь. Словно кровь Кайдена. Словно кровь Кайдена на полу. Так много крови.
Мой желудок опустошен .Сердце ноет. И я не могу даже пошевелиться.
— Келли, — говорит Сет. — Келли, посмотри на меня.
Отвожу взгляд от дверей и смотрю в его карие глаза полные беспокойства.
— Что?
Он берет мою руку в свою, его кожа теплая и успокаивающая.
— С ним будет все хорошо.
Смотрю на него, прогоняя слезы, потому что должна быть сильной.
— Хорошо.
Он вздыхает и поглаживает мою руку.
— Знаешь что? Я пойду гляну, не пускают ли еще к нему посетителей. Это была отстойная неделя. Узнаем, разрешат ли они навещать его в ближайшее время. — Он поднимается со стула и направляется из комнаты ожидания к регистрационному столу.
Он будет в порядке.
Должен быть.
Но в глубине души, знаю, что это не так. Конечно, его раны и переломанные кости заживут снаружи. Но внутри, думаю, исцеление будет длиться намного дольше, и мне интересно, каким будет Кайден, когда я увижу его снова. Кем он станет?
Сет заговаривает с дежурной за стойкой, но она едва обращает на него внимание, потому что разрывается между телефонными звонками и компьютером. Однако, это не важно. Я знаю, что она скажет... то же самое, что и до этого говорила. Что к нему не пускают посетителей, кроме членов семьи. Его семья, люди, которые делают ему больно. Ему не нужна такая семья.
— Келли. — Голос Маци Оуэнс вырывает меня из оцепенения.
Я смотрю на мать Кайдена с хмурым лицом. Она одета в юбку-карандаш в полоску, ее ногти наманикюренны, а волосы собраны в большой пучок на макушке.
— Что ты здесь делаешь? — спрашивает она.
Я чуть было не спрашиваю ее о том же.
— Пришла увидеть Кайдена.
Я сажусь в кресло.
— Келли, милая, — говорит она, словно ребенку, и хмурясь, смотрит на меня сверху вниз. — Кайден не может принимать посетителей. Я говорила тебе это несколько дней назад.
— Но я скоро возвращаюсь в университет, — произношу, сжимая подлокотники кресла. — Мне нужно увидится с ним до отъезда.
Она покачивает головой и садиться в кресло рядом со мной, скрещивая свои ноги.
— Это невозможно.
— Почему? — Мой голос становиться громче, чем надо.
Она оглядывается, беспокоясь, что я закачу сцену.
— Пожалуйста, понизь свой тон, милая.
— Извините, но я должна знать, что с ним все в порядке. — Упираюсь я .Внутри меня клокочет гнев. Я раньше никогда не злилась так сильно, и мне не нравится это. — И мне нужно знать, что произошло.
— Дело в том, что Кайден болен, — отвечает она спокойно, и начинает вставать.
— Подождите. — Поднимаюсь вместе с ней. — Что вы имеете в виду под «Кайден болен»?
Она наклоняет голову в сторону и показывает свое самое грустное лицо, но все о чем я могу думать, как эта женщина позволяла отцу Кайдена избивать его все эти годы.
— Милая, я не знаю, как сказать тебе это, но Кайден причиняет боль сам себе.
Я трясу головой, и пячусь от нее.
— Нет, он не делает этого.
Ее лицо становиться еще печальней, и она выглядит, как пластиковая кукла со стеклянными глазами и нарисованной улыбкой.
— Милая, у Кайдена проблемы с резанием самого себя уже очень долгое время и это... нам казалось, что ему стало лучше, но видимо мы ошибались.
— Нет, это неправда! — кричу я. По-настоящему кричу. Я в шоке. Она в шоке. Вся толпа в комнате ожидания в шоке.
— И мое имя Келли, а не милая!
Сет торопиться ко мне, его глаза расширенны и полны беспокойства.
— Келли, с тобой все хорошо?
Смотрю на него, потом на людей в комнате. Становиться тихо, и все пялятся на меня.
— Не... не знаю, что со мной. — Поворачиваюсь на пятках и бегу к раздвижным стеклянным дверям, задевая локтями их края от того, что они не успевают открыться полностью. Я бегу до тех пор, пока не нахожу кусты позади больницы, а после падаю на колени, и меня рвет прямо на землю.
Мои плечи поддергиваются, желудок сжимается, а слезы жгут глаза. Когда мой желудок опустошается, встаю на корточки и сажусь в грязь.
Не может быть, чтобы Кайден делал это с собой. Но в глубине души, я продолжаю думать обо всех шрамах на его теле и не могу не задаться вопросом: «Что если это правда?»
Кайден
Я открываю глаза, и первое что вижу – это свет. Свет обжигает мои глаза и делает все вокруг искаженным. Машина пиликает, и, кажется, звук соответствует ритму моего сердца, что бьется в моей груди, но он звучит слишком медленно и неравномерно. Тело кажется холодным и онемевшим, как и все внутри меня.
— Кайден, ты слышишь меня? — Звучит голос моей матери, но я не вижу ее из-за яркого света.
— Кайден Оуэнс, открой глаза, — повторяет она, пока ее голос не становится мучительным гулом в моей голове.
Я открываю и закрываю свои веки несколько раз, а потом вращаю закрытыми глазами. Моргаю снова, и свет начинает превращаться в пятна, а потом в лица людей, которых я не знаю, и в их выражениях проскальзывает страх. Я ищу среди них, высматривая только одного человека, но нигде не вижу ее.
Я открываю рот и заставляю губы двигаться.
— Келли...
Моя мать появляется около меня. Ее глаза холоднее, чем я ожидал, а губы сжимаются в тонкую линию.
— Ты хоть понимаешь через что заставляешь пройти семью? Что с тобой не так? Тебе не дорога твоя жизнь?
Я гляжу на доктора и медсестер около моей кровати и осознаю, что это не страх, а жалость и раздражение.
— Что... — Мое горло сухое, как песок, и я заставляю мышцы горла двигаться, сглатывая несколько раз. — Что случилось?
Начинаю вспоминать: кровь, насилие, боль... желание, чтобы все это закончилось.
Мама кладет руки рядом с моей головой и наклоняется ко мне.
— Я думала с этой проблемой покончено. Думала, ты перестал это делать.
Слегка наклоняю в сторону голову и смотрю на свои руки. Мои запястья перемотаны, кожа бледная с выступающими голубыми венами. Капельница прикреплена к тыльной стороне руки и зажим на конце пальца. Я помню. Все.
Наши взгляды пересекаются.
— Где отец?
Ее глаза сужаются, и голос понижается, когда она наклоняется еще ближе.
— Уехал в командировку.
Я изумленно смотрю на нее. Она ничего не предпринимала против насилия, когда я рос, хотя в каком-то роде надеялся, что может быть это заставит ее избавиться от всех секретов и от потребности защищать его.
— Он в командировке? — спрашиваю медленно.
Мужчина в белом халате с ручкой в кармане, в очках, и седыми волосами говорит что-то матери и выходит из комнаты, неся планшетку. Медсестра подходит к пиликающей машине, около кровати, и начинает записывать результаты в моей карте.
Мама наклоняется еще ближе, отбрасывая тень на меня, и шепча низким голосом, который несет в себе много предупреждений.
— Твой отец никуда не поехал. Доктор знает, что ты режешь себя, и весь город знает, что ты избил Калеба. Сейчас ты не в самом лучшем положении и будешь в еще худшем, если впутаешь сюда отца.
Она отклоняется немного назад, и впервые я осознаю, какие у нее большие зрачки. Из-за них едва видно цвет радужки, за исключением тоненькой полоски. Она выглядит одержимой, может быть дьяволом, или моим отцом, в любом случае это одно и тоже.
— Ты будешь в порядке, — говорит она. — Все повреждения не смертельны. Но ты потерял много крови, и тебе сделали переливание.