Аромагия

— Мундиса?! — вздрогнув, воскликнула я. До того я слушала инспектора внимательно, но несколько отстраненно, принимая его рассказ за очередную побасенку.

— Вы ее знаете? — напружинившись, он подался вперед, позабыв о трубке. — Вы давали ей что-нибудь?

— Разумеется! — кивнула я, пытаясь слегка успокоиться. Чтобы это пустоголовое невинное дитя безжалостно отравило любимого мужа, пусть даже из ревности… Нет, в голове не укладывалось. — Не верю! — произнесла я решительно. — Я не верю, что госпожа Мундиса могла это сделать.

— Слуги болтают, что она сыпала мужу что-то в еду, — терпеливо напомнил инспектор, все так же внимательно следя за мной. — А она не признается, что именно, только пролепетала, мол, у вас взяла. Вот Берни и сделал стойку. Он ведь вас, голубушка, недолюбливает еще с тех пор, как вы выходили его тещу…

Я через силу улыбнулась, вспоминая ту давнишнюю историю. Теща инспектору Берни и впрямь досталась сварливая настолько, что ее охотно огрели бы по голове не только родственники, но и соседи. Надо думать, немало молитв милосердным асам и Хель вознеслось к небесам, когда она сильно простудилась — только не за здравие, а за упокой. Мое вмешательство позволило старушке дальше терроризировать близких, за что, если верить господину Сольбранду, некоторые меня люто возненавидели.

— Так что вы ей дали, голубушка?

— Не скажу! — мгновение поколебавшись, отрезала я.

Назвать истинную причину визита госпожи Мундисы без ее разрешения означало подорвать доверие ко мне. А подобные вещи очень быстро становятся известны!

— На дознании вам придется все рассказать, — заметил инспектор.

— Что же, тогда и посмотрим.

— Вы понимаете, насколько подозрительно это выглядит, голубушка? — поинтересовался он серьезно.

Я впилась пальцами в подлокотники кресла.

— Постойте, неужели вы всерьез заподозрили, что я продаю яды и учу ими пользоваться?!

— Голубушка, — инспектор не отвел взгляда, и вдруг показалось, что в его глазах светилось сочувствие, — у всякого наличествует своя ветвь омелы…

— Да? Очень любопытно, — холодно произнесла я, вставая. — И какое же больное место у меня, по-вашему?

— Говорят, у госпожи Мундисы муж погуливает… — задумчиво произнес он, сложив пальцы «домиком».

— И?..

— Простите меня, голубушка, но то же поговаривают и о вашем…

У меня попросту не было слов. Надо думать, леденцы сочли, что я совсем помешалась от ревности и вознамерилась отравить всех неверных мужей в окрестностях?! Боюсь, в таком случае Ингойя опустела бы почти наполовину.

— Инспектор, — я мило улыбнулась и гордо подняла подбородок (понимая, что бездарно подражаю бабушке), — во-первых, мои отношения с мужем — это не ваше дело. А во-вторых, если бы мне впрямь пришла в голову такая странная фантазия, уверяю вас, я бы выбрала такой яд, о котором дорогой доктор Торольв даже не подозревает. А если вы всерьез заподозрили, что я могла кого-то отравить… Что же, тогда я вас больше не задерживаю. И надеюсь, в следующий раз у вас будет ордер, потому что без него вас даже на порог не пустят!

Я выдохлась и замолчала, тяжело дыша. В клубах табачного дыма и слабом свете комната казалась нереальной, привычные запахи тонули в этом едком дыму, заставляя меня чувствовать себя почти слепой.

— Ну-ну… — протянул господин Сольбранд неодобрительно.

Он встал, прошествовал к выходу, взялся за дверную ручку и обернулся:

— Не злитесь, голубушка. Инспектор Берни требует от начальника полиции, чтобы вас сейчас же арестовали, а того пока удерживает авторитет вашего мужа. К слову, мне запретили вам об этом рассказывать… И еще. Господин Гюннар бежал из-под стражи, и я более чем уверен, что его сознательно отпустили. Хотелось бы знать, кто и почему, но в это дело велено не лезть… Поразмыслите об этом, голубушка!

И вышел, осторожно притворив дверь.

Я бессильно опустилась, почти упала, в кресло. В голове роем рассерженных пчел жужжали мысли.

Признаю, я вспылила и была слишком резка с инспектором. Мысль, что похождения Ингольва обсуждали в кулуарах, считая меня ярящейся от ревности клушей, заставляла меня внутренне корчиться от унижения. Не столько задевал сам факт — я давно с ним смирилась — сколько роль обманутой жены. Неудачницы. Достойной жалости…

Так, прекратить немедленно! Я сжала виски, до боли закусила губу, потом отправилась к себе в спальню и нашла пузырек с мускатным шалфеем. Глубоко вдохнула — раз, другой, третий… Пока не почувствовала, как отпускает напряжение.

Совсем другое дело! Теперь надо подумать всерьез. Разумеется, я не давала мышьяк госпоже Мундисе. Тогда что она сыпала в тарелку мужа? Масла никак нельзя сыпать, разве что капать, да и к этому времени она уже наверняка перестала потчевать любимого моими снадобьями…

Неужели глупышка действительно его отравила? Я покачала головой: нет, не верю. Тогда что?!

Довольно метаться по комнате, как мышь между двумя кусками сыра, нужно сейчас же отправляться туда и порасспросить прислугу, а также доктора и, по возможности, самого пострадавшего.

По звонку явилась Уннер (после давешней взбучки она стала необыкновенно прилежна и расторопна) и я велела ей найти кэб. Подумав, нанесла на виски и запястья немного ванильных духов — ваниль вызывает доверие — и велела передать господину Бранду, что не вернусь к ужину…

Передвигаться по Ингойе мне приходилось либо пешком, либо в кэбе, изредка в автомобиле.

Омнибусы так пропахли многочисленными пассажирами, что у меня моментально начинала болеть голова от одуряющей смеси запахов табака, кожи, духов, пота и бури чужих чувств. Проще уж переносить бензиновую вонь автомобиля! На обдуваемой ветерком крыше омнибуса дышалось легче, но там я всегда мерзла и, как следствие, простужалась. К тому же неприлично для порядочной женщины взбираться наверх!

Кэбы были немногим лучше, но в них мне хоть как-то удавалось дышать. Оставалось надеяться, что сын Утера, которого Ингольв изволил взять на место ординарца, также умел управляться с машиной и чинить постоянные поломки, к сожалению, типичные для этого транспорта.

Итак, оказавшись перед весьма помпезным домом госпожи Мундисы и господина Холлдора, я задумалась, что делать дальше. Нужно как-то представиться прислуге… Впрочем, всегда лучше говорить правду.

Дверь открыла особа неопределенного возраста.

— Что вам угодно? — заученно поинтересовалась она, глядя куда-то мимо меня воспаленными глазами.

— Здравствуйте, я — госпожа Мирра, подруга вашей хозяйки, — осторожно отрекомендовалась я, пытаясь говорить уверенно и одновременно мягко. — Я хочу помочь госпоже Мундисе…

При звуке этого имени из ее глаз вдруг хлынули слезы. Всхлипывая, она фартуком отирала покрасневшее лицо и безуспешно пыталась успокоиться. Я сориентировалась быстро: подцепила под локоток чувствительную служанку и шагнула через порог, увлекая ее за собой. Она покорно, словно лодка без руля и ветрил, последовала за мной. Откуда-то из глубины дома сногсшибательно пахло выпечкой, и я устремилась на запах.

При виде меня в глазах дородной румяной кухарки мелькнула настороженность. Но, увидев всхлипывающую служанку, она всплеснула руками и бросилась ее успокаивать…

Спустя десять минут мы уже, не чинясь, сидели за одним столом и пили чай. Приглашение госпожи Мундисы окончательно растопило лед. Помогла ли ваниль завоевать доверие поварихи или той просто хотелось выговориться, но она болтала вовсю, позабыв и о разнице в положении, и о необходимости держать язык за зубами.

— Хозяин, он-то так хозяйку любил, так любил! Прям на руках носил! — сентиментально вздохнула кухарка. Что любопытно, сказано в прошедшем времени. — Только…

— Только? — подбодрила я. Она явно колебалась, пришлось усилить нажим. — Я хочу вашей хозяйке только добра. Поверьте, я на вашей стороне.

Она кивнула с некоторым сомнением и, понизив голос, призналась:

— Только потом… это… у хозяина проблемы начались… ну это… по мужской части-то!