Аромагия

— Конечно, господин Утесов, — согласилась я ровным тоном. — Разумеется, если вы полагаете, что нам есть, что обсудить.

Мужчина слегка вздрогнул, стиснул зубы. Прозрачная обжигающая горечь розмарина словно плеснула волной.

— Думаю, есть, — твердо проговорил он. — Арина, будь добра, присмотри пока за мальчиком.

— Ладно! — согласилась она с видимой неохотой и быстрым шагом направилась к Валериану, который уже заглядывал в кабину…

Просторное помещение, куда мы пришли, болезненно напомнило мне ангар, где когда-то я впервые села в самолет.

— Сюда, пожалуйста, — господин Утесов кивнул в угол, где было устроено что-то вроде небольшой кухоньки. Небогато — несколько стульев, поцарапанный столик, керосиновая плита. Зато столешницу чья-то шаловливая рука украсила вывязанной из тонких проводов салфеткой, а в вазочку все тот же шутник водрузил проволочный букет.

Надо думать, госпожа Ренская постаралась.

— Уютно у вас здесь, — заметила я, чтобы хоть что-то сказать.

— Спасибо, — рассеянно отозвался он, разжигая плиту. Не спрашивая о моих предпочтениях, молча наполнил водой турки.

Мы молчали, пока господин Утесов не поставил на столик две чашки кофе. Себе он сварил черный, а мне с медом и кардамоном, отчего у меня защипало в глазах. Надо же, а ведь столько лет прошло…

— Давно вы приехали в Мидгард? — после долгой паузы спросил он, вертя в пальцах ложечку.

— Недели через две после… — я запнулась и закончила резче, чем собиралась: — после смерти одного моего знакомого.

— Мирра, — начал он, но я перебила.

— Госпожа Петрова! — поправила сухо. И почувствовала, как к щекам прилила кровь. Теперь эта фамилия казалась едкой насмешкой над моим горем.

Впрочем, тот юноша, который говорил мне: «Люблю!», — умер, так или иначе.

— Хорошо, — с усилием согласился мужчина. — Госпожа Петрова, я понимаю…

Я усмехнулась, покачала головой и отставила в сторону чашку с так и не отпитым кофе. Желудок словно скрутился в тугой узел, и даже от запаха обожаемого напитка меня воротило.

— Нет, не понимаете, господин Утесов. Благодарю за любезный прием. — Я отрывисто кивнула и встала. — Надеюсь, вы найдете благовидный предлог отказать Валериану.

— Почему я должен ему отказывать? — поинтересовался он холодно, тоже поднимаясь. Кофе плеснул из небрежно поставленной чашки.

— Потому что хватит с меня летчиков, — бросила я, отворачиваясь. Помедлила и сказала тихо: — Но я рада, что ваша мечта сбылась, — и добавила после паузы: — Петтер.

— Мирра! — он взял меня за локоть, не давая уйти. От его близости, от почти забытого запаха ветивера мне хотелось плакать. Пришлось крепко зажмуриться. А он тем временем заговорил — резко, торопливо: — Послушайте, Исмир разыграл казнь, потому что не мог просто так меня отпустить. И после ваших показаний меня бы все равно убили. Не хель, так люди. Пришлось уехать и начинать все с нуля. Вы же понимаете, правда?

— Да, — согласилась я, не оборачиваясь. В то время я действительно не думала, каково будет Петтеру жить с клеймом предателя. Куда больше меня волновало, чтобы его не казнили и не отправили на рудники. — Однако прошло уже три года, а вы так и не дали о себе знать!

— Я не мог, — глухо ответил он, чуть сильнее сжав пальцы. — Я обещал вам, что буду жить. Исмир спас меня, но взамен потребовал клятву, что я никогда не вернусь в Хельхейм. И не попытаюсь с вами связаться. Он обещал сам вам все объяснить.

Надо думать, из-за беспорядков Исмир не успел рассказать мне правду. Или изначально собирался ее скрыть?

И, разумеется, он даже не пытался обелить имя Петтера. В памяти всех Петтер, сын Утера, остался предателем, казненным за измену. А вместо него родился новый человек — Петр Утесов.

Я словно наяву услышала насмешливый голос Исмира: «Я должен ему только жизнь, а не честь».

Впрочем, юношу это, надо думать, устраивало. Он ведь считал, что должен понести наказание.

— Теперь это уже не важно, — устало откликнулась я. В мыслях моих и чувствах была полная сумятица: радость, гнев, обида, ревность… У меня хватило гордости, чтобы произнести спокойно: — Спасибо за все. Прощайте, господин Утесов!

И дернулась, пересиливая отчаянное желание обнять его. Вопреки всякой логике мне хотелось остаться. Несмотря на прошедшие годы, несмотря на эту Арину…

Он помедлил… и отпустил мою руку. Молча отступил назад. Надо думать, у него тоже имелось предостаточно «но…».

Наверное, даже к расставаниям можно привыкнуть. По крайней мере, в этот раз вышло куда проще…

Я взяла билеты на ближайший поезд. Валериан дулся на меня за то, что визит на аэродром оказался таким коротким, но, признаюсь, в тот момент мне было плевать на его недовольство.

Тело мое действовало машинально, почти без контроля рассудка.

Подойти к кассе. Купить билеты. Зайти в вагон. Дать на чай носильщику.

И наконец опуститься на сиденье и закрыть глаза.

Валериан внимательно изучал «Альманах авиационного общества», а я старалась ни о чем не думать. Глубоко вдыхать, различая ароматы. Дым паровоза, металл и машинное масло. Сильный запах лакированного дерева и кожаных сидений в теплом вагоне. И чуть пудры, теплой ванили и фиалок — от маленькой девочки, которая ехала вместе с няней в одном купе с нами.

Неугомонная кроха норовила чуть ли не залезть на голову женщине, и та, пытаясь ее успокоить, принялась читать сказку.

Разумеется, там фигурировали прекрасная принцесса и ледяной дракон, холодное сердце которого растаяло при встрече с принцессой… Словом, правильная сказка. Именно в такие верят глупенькие девочки всех возрастов и сословий.

«Нужно послать Исмиру письмо с извинениями, — размышляла я отстраненно. — Выходит, я была к нему несправедлива. Решено, завтра же этим займусь!»

По всем канонам мне следовало устыдиться и немедленно броситься в Хельхейм. Вот только мое глупое сердце рвалось совсем не туда…

У меня, как назло, все было наоборот. Вместо доброй феи — злой свекор, вместо ледяного принца — нищий мальчишка намного меня моложе. Да и сама я со своими травами больше походила на ведьму, чем на принцессу.

Сказка шиворот-навыворот…

Наконец раздался гудок паровоза и поезд тронулся. За окном виднелись лица провожающих, недавно отремонтированный вокзал, похожий на кукольный домик, а затем состав набрал ход, и замелькали телеграфные столбы и разноцветные поля.

Я выпила успокоительное (сын покосился на меня, но, видимо, счел это демонстративным жестом и вновь угрюмо уткнулся в «Альманах») и почти задремала, когда поезд резко, с душераздирающим скрипом, затормозил.

— Ой, что случилось, вы не знаете?! — встревоженно закудахтала нянька, пытаясь успокоить девочку, которая ревела над разбитой коленкой. — Что такое, авария?

— Откуда мне знать? — с некоторым раздражением (пребольно ударилась локтем!) спросила я. — Валериан, я взгляну, в чем дело.

Разумеется, сначала пришлось лечить коленку нашей маленькой попутчицы Прихватив маленький саквояж с лекарствами, с которым я не расставалась в любом путешествии, я минут через десять вышла в тамбур.

— Что случилось? — поинтересовалась я у проводника.

— Госпожа, возвращайтесь на свое место! — пробубнил он, видимо, уже изрядно устав успокаивать встревоженных пассажиров.

— Никто не пострадал? — уточнила я, стараясь говорить подчеркнуто спокойно и профессионально. — Видите ли, я врач.

— Врач? — проводник смерил меня взглядом и, пробормотав себе под нос что-то вроде «Куда катится мир? Уже женщины докторами становятся!», открыл передо мной дверь.

— Ну я не знаю, может, кого лечить и придется, — заметил он, помогая мне спуститься. — Там кто-то самолет посадил почти перед паровозом, представляете? И выскочил на рельсы! Машинист еле успел затормозить! Может он того, а? — проводник красноречиво покрутил пальцем у виска, но я уже не слушала.

Повернулась… И забыла, как дышать, увидев мужчину в кожаной пилотской куртке, который что-то втолковывал железнодорожникам.