Страница 4 из 7
Его не упрятали, а посадили. В лагерь, уточняет С., набрасываясь на кусок «Черного леса»[7].
Как это в лагерь? Никаких лагерей больше нет! Ты в курсе, что старик Джугашвили умер?
Что за Джугашвили?
Кто умер? Разве кто-то умер?
Даниэль бегала в дом проверить детей и снова пропустила часть разговора.
Что этот твой тип делает на каторге?
Он не мой, уточняю я.
Кажется, эти олига-как-их-там набиты бабками?
Набиты — слабо сказано, доверительным тоном сообщает С., который не только пьет больше остальных, но и считает себя самым умным.
Джугашвили — это Сталин, старушка, продолжает Александр. Иосиф Виссарионович Джугашвили, он же Сталин. Умер в 1953-м, а сейчас 2007-й.
Ну ты и нагнал на меня страху!
Так я и думал, говорит Пьер. Повторяю свой вопрос: что делает в лагере твой олигарх? У олигархов, вроде как, другие увлечения, эти придурки покупают аэробусы А380, за́мки за триста миллиардов долларов и футбольные клубы, разве нет?
Кому вообще интересна подобная история, встревоженно спрашивает Ясмина.
Какая история?
Ну эта, русская, история.
Ананас остался? Хочу ананаса.
Он хоть красивый, этот олигарх?
Ничего, отвечаю я.
Здесь, между прочим, тоже полно красивых мужиков, говорит Софи. Тебе незачем ехать в Сибирь.
Все смотрят на меня.
И правда, оглянись вокруг.
Все смотрят на С.
Ты и русского-то не знаешь, или знаешь?
Кажется, мы ели такие профитроли на дне рождения Анны?
Этот твой тип говорит по-русски?
Он не мой, уточняю я.
Тогда почему ты им занимаешься? — спрашивает Адриен.
Тебе бы стоило ответить на сей изумительный по тонкости вопрос, сладким тоном советует С.
Я испепеляю его взглядом и глажу прижавшуюся к моим ногам суку Амираль. Запускаю пальцы в ее шелковистую шерсть, хотя вообще-то собак не люблю — только кошек, но Амираль никогда не обижу, и животное это чувствует, даже земляной червяк почувствовал бы.
С. перебирается поближе к Марин, Марин, которая сделала стрижку «каре» и перелетела через океан, чтобы поприсутствовать на вечеринке, и наверняка задержится на несколько дней в нашей старушке-Европе, чтобы отдохнуть от своих убийц up to dale[8]. Итак, С. обволакивает Марин взглядом своих зеленых глаз. И она решает проинформировать всех, кто не занят разговорами об ожирении, диабете и ветеринарных заморочках, что наша авторесса (ей почему-то кажется забавным придуманное С. определение) вполне могла бы, раз уж ей не терпится вернуться в Россию по никому не понятной причине, заняться воистину «золотым» сюжетом, который сама же Марин ей и подсказала, а именно — русскими серийными убийцами, с ними мало кто может сравниться, поясняет Марин, называет несколько имен и дел и говорит, что им даже американские серийные убийцы в подметки не годятся, уж вы мне поверьте, и все верят.
Всем становится чуточку не по себе из-за того, что планета населена садистами, развратниками и всяческими чудовищами, и, хотя мы предпочитаем о них не думать, иногда бывает приятно об этом вспомнить.
О да, еще бы, Марин права, серийные убийцы куда интересней
олимнархов,
окираков,
оликаров.
Олигархов, Софи, это русское слово, оно происходит от корня… э-э-э… от корня…
Вовсе нет, фальцетом восклицает юный Жонас.
Его энтузиазм и ученость радуют глаз и ухо, поскольку oligo, на самом деле, означает «немногочисленные», а еще, а еще, лепечет он, еще есть другой корень, греческий — arkhe, что означает управление, а значит, значит…
Ладно, хватит. Софи «затыкает» новобретенного пасынка, что, судя по всему, вошло у нее в привычку. Не самую лучшую привычку.
Сотрапезники перешептываются, переговариваются и в конце концов приходят к общему мнению, да, серийные убийцы и впрямь интересней всех этих «олиштучек», любой тебе скажет, кто хочешь скажет.
Сюжет может выйти понапряженней.
И позавлекательней.
С точки зрения жизненного опыта, а также…
Слышала? — спрашивает С. — Твой бедолага Ходорковский никого не интересует.
Скольких он убил?
Кто?
Ну этот, о котором ты только что говорил.
Михаил Ходорковский? Он не серийный убийца, а олигарх-каторжанин. Ты что, действительно никогда о нем не слышал? — удивляется С.
Не может быть, его правда так зовут, твоего олигарха?
Все смотрят на меня.
Он не мой олигарх, уточняю я.
Я вам уже говорила, Шахматного убийцу зовут Александр Пичушкин, сердится Марин, он лишил жизни сорок восемь человек, ну, около того, следствие в России проводится так… сами понимаете… короче, он хотел, чтобы жертв было шестьдесят четыре, по числу клеток на шахматной доске, отсюда и его прозвище, уточняет наша профайлерша — она во всем любит точность.
Не злись, русские имена такие сложные!
Извини, вмешивается в разговор Александр, но Кодаковский звучит не похоже на Пичушталин.
Голос Жонаса, о котором все забыли, заполняет возникшую в разговоре паузу, он сообщает, что олигархия это политический режим, при котором власть сосредоточена в руках нескольких могущественных лиц или семей, и… ну, возможны варианты, в зависимости от географической широты.
Все ошарашенно смотрят на Жонаса.
А Жонас улыбается, потому что новообретенная мачеха в кои-то веки не перебила его.
Значит, все старо как мир, замечает Пьер, олигархии существуют повсюду, это самое распространенное политическое устройство на планете.
Вот видишь, говорит С., и мне хочется науськать суку Амираль на его длинные, с проседью, волосы и чудные смеющиеся глаза.
К счастью, Даниэль сумела ухватить обрывки разговора, разливая кофе. Как гостеприимная хозяйка — все хозяйки гостеприимны, — она предлагает компромисс: я могу заниматься и серийными убийцами, и олигархами. Не бросай ни один из сюжетов, советует она, и вообще, они вполне могут переплестись, и тогда возникнут новые линии. И никто не поймет, что речь идет о русской истории, и многим будет интересно.
Отличная идея, поддерживают Даниэль присутствующие.
Можно получить чашку безкофеинового кофе? Ясмина уверяет, что не сомкнет ночью глаз, если так поздно выпьет нормального кофе.
А кто тебя просит спать сегодня ночью?
Интриги, пачки денег, ушаты крови, что может быть вульгарней? — спрашивает Жан.
Ах, Жан!
Да ладно тебе, Жан!
Мы знаем, что́ ты читаешь, Жан, но это не значит, что все должны читать то же самое. Посмотри, в каком ты состоянии!
Пьер не побоялся произнести это вслух. Жан и правда пребывает в странном состоянии, он сжигает свою жизнь, балансирует на грани между депрессией и психозом.
Лично я очень люблю Жана. Все остальные его, конечно, тоже любят, но в первую очередь побаиваются. Я воспринимаю Жана как надежду и опору, нас словно бы связывает далекое прошлое, что-то наподобие амниотической жидкости.
Я незаметно подмигиваю Жану, что, конечно же, замечает С.
Мой друг С. всегда настраивал меня против моего друга Жана. Он чокнутый, твой Жан, понимаешь, буйнопомешанный. А вот Жан никогда ничего не говорит о С., для него это самый простой способ показать, что С. для него — пустое место. Ну, практически пустое.
Вот так этим бесконечным июльским вечером я застряла между длящейся улыбкой Жана и долгим настойчивым взглядом зеленых глаз С. А вот Амираль скрылась в темноте сада, так что гладить мне больше некого. Софи отправилась искать ее, Гонзаг пошел следом, а Даниэль услышала какой-то шум в доме, это наверняка проснулись малыши. Все мои пачки сигарет — с фильтром и без — пусты, хотя курила я мало, а вокруг сидят завзятые противники курения. Непьющих почти столько же, сколько некурящих, тем не менее многие бутылки пусты. Даже лимонные свечи и те выдохлись и вот-вот погаснут.
7
Шварцвальдский вишневый торт (торт «Шварцвальд», торт «Черный лес») — торт со взбитыми сливками и вишней. Появился в Германии в начале 1930-х годов, в настоящее время снискал мировую известность.
8
Современный; соответствующий современным требованиям; новейший (англ.).