Свингующие пары

Я еще раз подивился умению жены выбирать: платья, дома, мужчин.

Сейчас, поверх платья, на ней была демисезонная куртка с капюшоном – еще один штришок… спрятанные лица сестер на черной мессе, – и резиновые сапоги. Эта деталь придавала ей неуловимый привкус торфа салемских болот. Прядь волос, выпавшая из капюшона, вновь прочертила щеку моей жены. Я залюбовался Алисой.

Милый, в этой вечеринке столько же языческого, сколько в студенческой дискотеке на День Всех Святых, сказала она.

То есть, она сама порождение злого духа, сказал я, но Алиса не поддержала меня.

Ты пойми, настоящее зло, оно не в деталях и не в антураже, сказала она. Это все для впечатлительных неофитов: рожки, метлы, и прочие… атрибуты, сказала она. Ты всерьез полагаешь, что Диего намерен провести гигантский сатанинский обряд, сказал я. Ради чего, чтобы вымолить еще немножечко денег, фыркнула она. Да и как сможет это сделать, шут гороховый, сказала она. Он просто болтун, которому охота устроить очередной сеанс свального греха, но, чтобы это носило изысканный привкус греха, намерен добавить немножечко крысиного помета, сказала она. Бинго, сказал я, смеясь. Проблема в том, сказала Алиса, и лицо ее стало серьезным, что иногда злые духи используют безобидные торжества и розыгрыши в своих целях. Думаешь, сам Сатана поднимется из преисподней, чтобы трахнуть кого-нибудь из гостей Диего, сказал я. Вполне возможно, сказала она.

В таком случае, важно, чтобы это были не мы, сказал я задумчиво.

Тебе, кажется, уже поздно отнекиваться, сказала она, глядя подозрительно. Облако, застывшее над нами, снова двинулось куда-то в сторону севера, на лицо Алисы упал свет, наваждение рассеялось, и я видел перед собой не суровый профиль подруги первопроходца, рубленный в скале, а свою… так хорошо знакомую мне жену.

Что сказала тебе Лида, решился я заговорить, наконец.

Она молчала.

Что бы Лида не сказала, я хочу, чтобы ты знала – я останусь с тобой, сказал я.

Если ты захочешь, сказал я.

Она снова глянула на меня с подозрением, словно настоящая Алиса, – зачарованная, сломленная чьей-то чужой колдовской силой, все силилась сбросить наваждение, и открыть для себя то, о чем давно уже догадывалась, – пыталась выглянуть из чужого тела. Улыбнулась. Взяла меня под руку. До дома Диего с Лидой мы шли молча, и разговаривать стали лишь, когда звякнуло кольцо на двери, и открыла нам Анна-Мария с непроницаемым лицом.

Как думаешь, она дурочка, спросилашепотом Алиса, когда служанка скрылась где-то в доме с нашими куртками.

Уверен просто, прошептал я в ответ, но мой тихий голос был уже заглушен приветственными криками Диего, выходившего в прихожую из одного из многочисленных коридоров. Он совершенно оправился и выглядел веселым.

Амиго, амиго, Алиса, красавица, верещал он, расплескивая на нас шампанское из бокала, и потрясая вторым подбородком, и коротенькими руками. Он был одет, словно дурно воспитанный тореадор: чересчур белая, чересчур пышная в жабо и на рукавах рубашка, чересчур обтягивающие брюки, – я глазам своим поверить не мог, но и правда, кажется, были кожаные – из-за которых его зад выпячивался педерастическими ягодицами продажного сан-паульского подростка, – и несколько броских перстней, слепивших поочередно с каждой руки. Я не видел Диего с того самого дня, когда он застал нас с Анной-Марией, но он ни одним жестом не показал мне, что помнит. Хотя он, разумеется, помнил. И похлопывал меня по спине свободной рукой, держа в другой бокал, а потом тыкался мокрыми и кислыми от вина губами в шею Алисы, отчего та хохотала и отталкивала Диего.

Мать твою, тореадор, ты похож на потасканную рок-звезду, сказал я, качая головой.

Зато ты, дружище, как всегда на высотах горних, сказал он, то ли льстя, то ли угрожая.

Я мельком глянул в зеркало. Этого можно было не делать: меня одевала Алиса. Значит, я одет лучше всех этим вечером. Так оно и было. Синяя рубашка, шедшая не просто мне, но даже и моему оттенку кожи, полурасстегнутая верхняя пуговица – из-за этого у вас создавалось впечатление, что я открыт, но, в то же время, сдержан, – ремешок часов, сдвинутый именно туда, откуда ему следует выглядывать из-под рукава… Я благодарно помог Алисе сбросить резиновые сапоги, и она переобулась – Лида уже протягивала туфли, специально заготовленные, и была уже очень-очень пьяна. Я поймал вопросительный взгляд Диего, и не смог скрыть своего восхищения.

Черт побери, ты напоил свою жену, сказал я.

Постарался, сладенький, сказала Лида заплетающимся языком, и обняла меня, не стесняясь, обеими руками. Впилась в губы, и несколько мгновений целовала меня взасос. Еле оторвав ее от себя, я высоко подбросил брови, изображая невероятное недоумение. Странно, но Алиса смотрела на нас без эмоций. Этим все, рано или поздно, и заканчивается, сказал, со смешком, Диего. Идем, Алиса, пока наши вторые половины понаставят нам рога, я покажу тебе зал для вечера, сказал он. Лида закапризничала, и сказала, что не оставит их вдвоем.

Я с легкой долей ревности понял, что Диего своей жене не совсем безразличен, и именно в этот момент поймал еще один внимательный взгляд амиго, после чего понял, что он не так пьян, как притворяется, – и мы покатились по коридору все вчетвером, веселым кубарем с бутылкой шампанского, одной туфлей в руке – Алиса не успела переобуться, и предпочла скакать на одной ноге, опираясь на двух своих верных пажей, один из которых, и это был я, тащил на плече еще и Лиду.

Нам было весело, и дух захватывало, как от американских горок.

Время от времени Диего распахивал двери, за которыми уже вовсю шла пьяная оргия, – на миг в пролете застывали то растерянные, то заинтересованные лица, тела, смешанные в кучу, как жуки солдатики, выползшие совокупиться по весеннему солнцу, – но мы, хохоча, пролетали дальше. Диего изящно, – как ему казалось, – взмахивал рукой, показывая владения: поля маркиза Карабаса, озера маркиза, а вот его пейзане… Алиса отпускала точные замечания, каждое из которых могло испепелить любого, кто бы его услышал, но, милосердия ради, отпускала их только для нас. Лида хихикала, и то тормошила сзади Диего, то набрасывалась с поцелуями на меня и Алису. Я понял вдруг, что мы не виделись почти месяц, и прожили его, словно в тумане. Как пьяницы, лишенные вина, или дети без сладостей.

Мы все просто очень соскучились друг по другу.

Так что я обнял Диего, и похлопал его по спине, и мы ввалились в самую большую комнату дома, где, на разбросанных по полу, – словно в спортивном зале, – трахались сотни людей, отчетливо видных, до малейшего волоска, или его отсутствия, на лобке, в свете ослепительно сиявших гигантских люстр… и Диего предложил нам их жестом промотавшегося короля. И Алиса с Лидой, схватив друг друга за руки, пропали где-то там, и я, помедлив, нырнул туда же.

Прошу вас, берите все, что видите, друзья, сказал Диего насмешливо.

После чего голос его изменился, и, будь он жидким, я бы увидел, как он помутнел.

Уведешь мою сестру, я тебя, сука, урою, сказал он.

…под утро, когда в щели стал заползать, – словно нечистая сила, – серый свет, дом затих.

Иногда с улицы вскипал рычанием мотор автомобиля, слышался невнятный разговор, хлопали дверцы, шелестели шины, и снова наступала тишина. Сумрачная тишина утра, когда уже слишком поздно засыпать снова – и очень скоро пора вставать. Я так и не лег, и, хорошенько пройдясь по всем рядам, какие только можно было представить, нашел Алису с Лидой лишь под утро.

Они спали в небольшой комнате на втором этаже. На столе от бильярда, голые, обнявшись.

Я, – с синяком в паху, и с членом, посиневшим от зубов одной весьма предприимчивой девицы, известной на весь город вовсе не этим, а своей довольно скучной колонкой в модном журнале, – постоял немного на пороге, после чего закрыл дверь, и вышел на кухню за шампанским. Дорогу туда я так и не нашел, в этом доме, как в большом городе, лучше всего было пользоваться уже знакомым путем, иначе вы рисковали заблудиться, – что со мной и случилось, – пришлось похитить пару бутылок прямо у спящих гостей. Вернувшись, я нашел в комнате Диего и Анну-Марию. Они явно провели ночь вместе, стояли рядом, и глядели на стол. Диего держал на бедре сестры руку. По-братски, то есть, вполне по хозяйски. Я услышал сопение Алисы. Лида пробормотала что-то во сне. Я слегка кашлянул. Диего, не обернувшись, махнул свободной рукой – я увидел, что он держал в ней бутылку виски. Я зашел, и закрыл дверь. Только тогда я обратил внимание, что на Анне-Марии не обычное платье служанки, а что-то, явно символизирующее наряд ведьмы. Живописные лохмотья, и остроконечная шляпа, чулки на резинке…