Страница 29 из 41
– Вроде бы да, – растерянно ответил тот, – а ведь раньше получалось с первого удара. Это все отсутствие учений. Теряю квалификацию.
– Каких еще учений? – Балан закурил, присев на тело.
– Раньше мы каждый год выезжали на учения, – пояснил шофер, – ну, и отрабатывали, так сказать, учебные задания.
– Много народу пришил? – деловито брякнул Балан.
– Это неважно, – замкнулся шофер, – вечно вас, ботаников, на кровь и ужасы тянет… Эй, нет, нет! Не на меня, черт бы тебя побрал! На него!
Балан, проблевавшись на покойника, укоризненно заметил:
– Я, между прочим, человек нервный, потому что интеллигент. А теперь давайте бросим его в Днестр, и пусть спускается по реке к Бендерам. А если его найдут, свалим все на приднестровскую госбезопасность!
Шофер одобрительно заржал. На его смех таким же звучным ржанием ответил табун лошадей, пасшихся на том берегу. Насовав за пазуху мертвого стажера камней, мужчины скинули Андроника в реку, и вернулись в машине.
– А знаете, – сказал в пути водитель, – из вас неплохой сотрудник получается. Только слишком жалостливый. Пока.
– Выпить хотите?
– Давайте.
Шофер выпил оставшийся коньяк, и закурил. Темнело.
– У меня еще есть, – осторожно сказал Балан. – Хотите?
– Вы настоящий товарищ, – закивал водитель, – давайте, конечно.
– А мы не разобьемся? – испугался Балан.
– Что вы. Машин на этой дороге нет, вожу я даже будучи пьяным хорошо, а если дорожную полицию встретим, все равно документы СИБовские. Отпустят.
– А неплохо, – развеселился Балан, – быть агентом, завербованным вашей организацией.
– Это точно, – рассмеялся шофер. – Ну, так где ваша выпивка?
– Вот, – протянул маленькую бутылку водителю Балан, – пейте на здоровье.
– Сначала вы, – сказал, собравшийся было хлебнуть водитель.
– Ну, вы и параноики в вашем СИБе, – рассмеялся Балан, и глотнул. – Видите? Жив, здоров.
– Пожалуй, действительно нервы сдают.
– А чего вы нервничаете? – фыркнул Балан, – человека, что ли, убили?!
Водитель от души смеялся, и пил. На мчащуюся по дороге иномарку неодобрительно глазели совы, засевшие в верхушках сосен. А ряды берез уже не были видны. Шофер объяснил Балану, что березы насажали здесь русские во время советской оккупации, чтобы вытравить память бессарабцев о настоящей румынской природе. Балан, выпускник националистического лицея имени Асаки, бровью не повел.
– Нет, все-таки хорошо, – вернулся к прежней мысли Балан, – быть сотрудником СИБ. Делай, что хочешь, а тебе за это ничего не будет! Или не так?
– Конечно, так! – весело согласился шофер.
Машина, сбавляя скорость, постепенно остановилась. Балан вышел, обошел ее, открыл дверцу со стороны водителя, и вытащил того, придерживая за голову. Из раскрытого рта шофера капала пена, он с ужасом понимал, что его отравили.
– Да, – печально сказал Балан, – а ведь опытные сотрудники уверяли меня, что старый трюк с губкой во рту не пройдет…
Водитель попытался что-то сказать, но передумал, и, скребя пальцами землю, умер. Балан присыпал тело опавшими и порыжевшими от жары ветками сосен, и позвонил.
– Господин майор?
– Вы все сделали?
– Да.
– Отлично. Возвращайтесь в город. Деньги – в каменной чашке-памятнике, у кинотеатра в центре города.
Балан покурил, и, весело напевая, вернулся в машине. Сев за руль, он расхохотался. Пролетевшая мимо сорока скосила черный и блестящий в свете фар глаз на корчащегося в железной коробке человека.
Дан Балан вспомнил, что не умеет водить машину.
– Да? Что? Черт бы вас побрал, Балан, – засмеялся майор Эдуард, – ну не умеете, но и что?
– Как же я домой-то доеду? – спросил Эдуарда журналист.
– Послушайте, вы что, вообще ни разу в жизни за рулем не сидели? – не поверил Эдуард.
– Вообще ни разу, – грустно подтвердил Балан.
– Но ведь и человека вы, – объяснил майор госбезопасности, – ни разу в жизни не убивали. А сейчас вот взяли и убили. Получилось же. Значит, и машину вести у вас получится.
– Ну, я его, скажем так, косвенно убил, – не понравился Балану довод Эдуарда. – Не своими же руками.
– А бутылку вы ему чем протягивали? – развеселился Эдуард. – Ногами?
Балан отключил телефон. Эдуард еще раз улыбнулся, и набрал номер начальника дорожной службы
– Сейчас от Ларги в Кишинев поедет автомобиль с нашими номерами. Сделайте так, чтобы дорога была пустой. Наш человек поведет автомобиль первый раз в жизни, так что, боюсь, другие машины на дороге ему будут только мешать.
– Сделаем, – ответил полковник дорожной полиции, и спросил, – и штрафовать его, значит, тоже не нужно?
– Боюсь, – повторился Эдуард, – что это его не воодушевит. Наоборот. Пусть кто-то из ваших гаишников честь ему отдаст.
– А может, – предложил полковник, – мы его перехватим, да посадим за руль кого-то из наших полицейских?
Эдуард подумал.
– Не надо, пусть сам едет, – отверг он предложение полковника, и с надеждой добавил, – а вдруг он насмерть разобьется, а?
Дан спустился к реке, и внимательно вгляделся в воду. Наконец, показалось тело стажера. Зацепившись за корягу, Андроник весело плескался у берега вниз лицом, напоминая большого грустного дельфина с почему-то красным затылком. Найдя сук покрепче, Балан подтащил тело к берегу, и сумел вынести Андрея на берег. Осторожно похлопал стажера по щекам, чтобы убедиться, что тот мертв. Увы, так оно и было. Стемнело окончательно. Балан вернулся к машине, и сумел, после долгих поисков нужной кнопки, включить фары.
– А ведь, – с горечью вспомнил он, – в детстве я собирался поступать в автодорожный техникум. О, ирония судьбы… Насмешка рока…
Аккуратно пошарив по карманам Адроника, Дан вытащил оттуда кошелек. Там было немного денег, две визитные карточки, студенческий билет, и ключи с брелоком в виде футбольного мяча. Стажер был большим поклонником команды «Зимбру». Деньги и брелок Балан взял себе, остальное – выкинул. После этого Балан достал из кармана блокнот, и сев в свете фар, написал:
«Ухожу из жизни. Увы, моя любовь не питает ко мне взаимности. Марчика, я не держу на тебя зла. Знай, я любил тебя. Прощайте все. Ваш А. Андроник».
Балан писал записку долго, потому что делал это левой рукой. С непривычки у него получалось не как всегда, – хорошо. Положив бумажку в нагрудный карман пиджака Андроника, Дан вытащил из рукава шприц, и бросил в реку. Присел. Задумался.
– Над чем грустишь, сынок?
Вскочивший Балан потянулся к пистолету, но фигура человека, спускавшегося к реке по склону дороги, не оставляла сомнений в безобидности незнакомца. Это был явно старик. Балан поспешно присел на лицо Андроника, бросив на тело пиджак. В сумерках получалось так, будто журналист сидит на небольшом холмике. Тем не менее, Балан поежился. Лицо усопшего было мокрым. За незнакомцем к реке спускались козы.
– Вечер добрый, – церемонно поприветствовал пастух Балана
– Добрый, – ответил тот, нехотя привстав, и пожав руку старика, – присаживайтесь, отец.
– А и присяду, – широко улыбнулся старик, и Балану стало не по себе. – Так о чем грустишь-то?
– С чего вы взяли, отец? – вяло протестовал Балан, угощаясь протянутой баклажкой с вином. – Просто отдыхаю тут.
– Кого обмануть пытаешься, – пристально глянул старик на журналиста, и отнял у него флягу, – не переборщи с этим делом. Вино крепкое, как бы тебе не опьянеть. А я вижу, ты на машине. Долго еще ехать.
– Это ничего, – вернул себе фляжку Балан, – не жадничай, старик. У меня тоже есть, угощу. Дай хлебнуть. Так почему я грустный-то?
– Камень у тебя на душе, – оценивающе посмотрел на плечи Балана пастух, и тоже отпил вина, – и как снять его, ты не знаешь.
– Ну, начало стандартное, – пожал плечами Балан, – все гадалки так начинают.
– Так гадать нечего, все видно.
– И что тебе видно?
– Грех ты на душу взял, – уселся старик рядом с Баланом поудобнее, и цыкнул на расшалившихся коз.