Страница 13 из 22
Дядя Тигран нажал на педаль акселератора, от чего машина рванулась так, что сразу обогнала автобус, троллейбус и две «Победы».
— Будет история, если меня задержат за превышение скорости, — сказал дядя Тигран.
— Что за это бывает? — спросил Вова.
— Не говори под руку, — ответил дядя Тигран.
— Под ногу, — сказал папа. — Поддай ещё газу…
Все друзья и знакомые Семёна знали, что ключ от его комнаты лежит в кармане старого пальто — в передней, на вешалке. Оттуда его и вынул дядя Тигран. Вова держал в это время щенка, а папа заслонял, чтоб не увидели соседи.
Первым делом, когда его поставили на пол в комнате Семёна, щенок сделал лужу. Потом немного прошёлся, понюхал ножку стула, книжный шкаф… и сделал вторую.
— Ничего, Семёрка вытрет, — уверенно сказал Вовин папа. — Надо скорей уходить.
— А можно, я с ним останусь? — спросил Вова.
— Никаких «останусь»! Сюрприз должен быть полным. В этом его эффект.
— Куда уж эффектней, — сказал дядя Тигран и поглядел на лужи: они расплывались по бледно-жёлтому паркету, как чёрные блестящие медузы.
— Подальше от греха, — сказал Вовин папа. — Бежим!
По лестнице они сбежали так быстро, как будто позвонили в чужой звонок. От парадного метнулись налево, остановились, поглядели назад… и увидели Семёна. Он подходил к дому справа, по другой стороне улицы. Ткнулся в машину дяди Тиграна, заглянул внутрь, повертел ручку на дверце и стал переходить улицу.
— К счастью, без очков, — прошептал дядя Тигран. — А то наверняка засек бы.
— Испорчен эффект! — сказал папа.
«А не забыл ты погулять с собакой?»
Так у Семёна появилась собака.
Заботы его начались с того, что он побежал к соседке за тряпкой. А потом стал придумывать щенку имя. Собственно, имя уже было готовое — такое, как у лайки на Шпицбергене: Каплин. Семён стал подзывать его, и пёс оказался очень сообразительным — на пятнадцатый раз вылез, наконец, из-под тахты с одёжной щёткой в зубах и положил её к ногам Семёна.
— Молодец, Каплин! — похвалил Семён и дал ему кусочек сахару.
Назавтра Семён купил три книжки про собак и начал воспитывать Каплина. Он кормил его серой и минеральными солями, поливитаминами и рыбьим жиром, водил гулять на бульвар и во двор… Но чаще всего держал в руках тряпку. Он использовал уже все соседские и два раза брал тряпки у Вовиной мамы.
Вскоре Семён начал работать в своей поликлинике через день, с утра до вечера, так что бедная собака по двенадцать часов сидела одна. Он уж просил Толю, соседского мальчика, иногда погулять с ней. Толя-то с удовольствием, но бабушка ни за что не разрешала. Тряпку ещё даёт, а гулять ни в какую! Мало ли, говорит, что случится, а мы потом в ответе.
К Семёну часто заходили друзья. Если его не было дома, они сами открывали дверь — ключ-то ведь в старом пальто на вешалке, — заваливались с ногами на тахту и читали или держались за больной зуб. А иногда так и уходили, не дождавшись.
Теперь Семён стал вешать на дверь записку — там была нарисована ушастая голова и красным карандашом слова: «А не забыл ты погулять с собакой?»
Но всё равно почти все забывали, а Вовин папа даже стал реже заходить — всё больше Семёна к себе приглашал. И тот приходил — но не один, а с Каплином.
По улице Семён его уже не носил, а водил на поводке, приучал идти рядом. Пока дойдут до дома Вовиного папы, столько раз скажет это «рядом», что прямо язык распухал. Ещё он учил его командам: «сидеть», «лежать», «фу», «голос».
Вовина мама, Лариса, бывала не очень довольна, когда Семён приходил с Каплином, потому что Вова тут же начинал с ним возиться, подымался крик, лай. На шум прибегала соседская Кнопка, белый карликовый пудель без носа и без глаз — так казалось, потому что их совсем видно не было под шерстью, — и тогда начинался «настоящий бедлам». Так говорила Вовина мама. А если со двора прибегал Тоська, то начинался «бедлам в квадрате». Просто возиться с собаками ему было неинтересно, он придумывал всякие страшные истории и тут же начинал командовать.
— Смотри, Хмыра! — кричал он и хватал Вову за руку. — Ты садись сюда, а я напротив — это мы плывём на лодке по морю. Волна накрывает лодку, ты роняешь вёсла…
— Почему это я? — говорил Вова. — Может, совсем ты…
— Ладно, я. А вёсла тонут…
— Чудак! Разве вёсла могут утонуть?
— Ну, неважно, не утонули — значит, их акула проглотила. Что делать? Но с нами Каплин! Мы поднимаем ему уши… вот так… Смотри, Хмыра… вместо паруса… и мчимся на всех парусах.
— На всех ушах, — уточнял Вовин папа.
Кончался «бедлам» обычно тем, что в комнату входила соседка, подхватывала Кнопку и уносила к себе. А Каплин, наигравшись, сворачивался в клубок возле кресла и тут же засыпал. Тоську же выпроваживали домой.
После этого в комнате устанавливалась тишина, все садились пить чай, и Семён мог начать свой увлекательный рассказ про гранулёму и про удаление зубов без боли. Хотя он рассказывал об этом много раз, взрослым всё равно было интересно слушать — потому что у кого же не болели зубы!
Перед уходом Семён будил Каплина, тот выполнял на прощанье команду «голос», давал лапу и получал два куска сахару.
А жизнь у Семёна с появлением Каплина становилась всё трудней и трудней. Гулять с псом было некогда и негде. Когда бы Семён ни выходил с ним во двор, со всех концов раздавались окрики: то собака на газон забежала, то на детскую площадку, то залаяла и ребёнка испугала, а то прямо под ноги кому-то бросилась. На Семёна кричали, грозили милицией, писали жалобы в домоуправление, и он отдыхал от криков и замечаний только во время ночного гуляния, после одиннадцати.
Обо всех этих неприятностях не догадывался только один Каплин. Сколько бы ни кричали во дворе, он жизнерадостно помахивал хвостом, бросался от одного к другому, вынюхивал что-то известное только ему одному, а один раз попытался даже забраться на сапог к самому участковому. Вообще он любил всех. Особенно детей.
…Так прошло месяца два. Скоро у Семёна отпуск. И мечтает он уехать с Каплином куда-нибудь за город, подальше от сварливых соседей: будет там его натаскивать — готовить к охоте. Не зря ведь книжек накупил!..
А окно комнаты оставит открытым на целый месяц. Пусть как следует проветрится.
Если бы не хвойные ванны…
Вы, конечно, удивитесь, но Каплин теперь у Вовы. Вон лежит в углу комнаты, а рядом — его любимая клизма… Нет, он не в гости пришёл, он живёт здесь. Конечно, временно. Вовина мама так и сказала:
— Двадцать четыре плюс три дня на дорогу — и ни часа больше!
Три дня на дорогу нужно Семёну: полтора туда, полтора обратно. Потому что он сейчас в Пятигорске — ходит, наверно, там по цветнику, нюхает в Провале сероводород и пьёт нарзан в Лермонтовской галерее.
А случилось это так. На прошлой неделе Семён позвонил Вовиному папе на работу и говорит:
— Слушай, Миша, прямо не знаю, как быть…
— Женись, — сказал Миша. — Уже давно мечтаем тебе спеть: «Тили-тили-тесто — жених и невеста!»
— Брось глупые шутки! — закричал Семён. — Я из поликлиники говорю.
— Я и не шучу, — сказал Миша. — Что случилось?
— А то случилось, что предлагают путёвку в санаторий.
— Поезжай, конечно. Пронзят тебя там раз тридцать шприцем с витаминами, окунут в хвойную ванну — и станешь опять прекрасным царевичем.
— Но туда не пускают с собаками, — сказал Семён.
— Жаль, — ответил Миша. — Попробуй позвонить Тиграну. Может, пристроишь на время.
— Звонил. И не только ему…
— Д-да, — сказал Миша. — История. Тогда позвони…
— Звонил, — сказал Семён. — Слушай, Миша. Поговори с Ларисой, а? Может, возьмёте? Всего двадцать семь дней. Даже двадцать шесть с половиной.
— Я бы с удовольствием, — сказал Миша, сам не очень веря в свои слова. — Только Вовка скоро в лагерь уедет, ты знаешь. А мы работаем…