Страница 63 из 81
Он не просто читал, он видел всё, о чём читал. И вместе с ним видели те, кто слушал. Изумлённый неожиданным опытом Макар отступил в сторону, а затем и вообще ушёл в коридор, чтобы вернуться на тот пост, который ему определил Никонов. За профессора он больше не переживал.
6
Никонов тихонько позвал Пантелея. Увлёк его в один из пустовавших кабинетов. За ними потянулась и Даша.
— Есть здесь выходы, кроме приёмного и парадного? — спросил Олег. — Такие, чтоб в глаза не бросались?
— Выходы? — задумался Пантелей.
— Ну да. Хозяйственные какие-нибудь.
— Да нет, всё с приёмного выгружают…
— А я вот видела странную дверь. Она кирпичом заложена, — вспомнила Даша.
— Кирпичом? — вскинул бровь Никонов.
— Ага.
— Что за дверь?
— А, вспомнил, — осенило Пантелея, — это был переход в морг. Морг во дворе, с краю, здание отдельное. Главврач посчитал, что неэстетично, если из главного холла есть переход сразу в морг. Ну, понимаете…
— Чего уж тут не понять. Но ведь перехода никакого на улице не видно?
— Он через подвал идёт, там лестница вниз, но я по нему ни разу не ходил. Надобности не было. А потом его и вообще кирпичом заложили. Так что я и забыл даже, что это за дверь.
— А морг, говоришь, в стороне?
— Да.
— А выход из него?
— На соседнюю улицу.
— Отлично, — щёлкнул пальцами Никонов. — Надо эту стену быстренько развалить. В случае чего, у нас будет хотя бы один отход, о котором они не знают.
— Вы думаете, они будут стрелять?
— Не знаю, но без пакостей не обойдётся — это точно.
— Есть больные, которые не смогут идти…
— Я знаю.
— Оставлять их нельзя.
— Ну, ты же мёртвых поднимать можешь, — раздражённо прищурился Никонов.
— Не надо обо мне так говорить. Это не я. И молился не один я. Операцию Серёже архиепископ Лука делал, а я только ассистировал. И в кабинете…
Пантелей не договорил, а достал вдруг из кармана маленькую, обёрнутую в целлофан иконку целителя Пантелеимона. Бережно дал её Никонову.
— Это он, что ли? — как-то небрежно спросил Никонов, отчего Пантелей смутился и поторопился забрать образок.
— Нет, уж если кто делает, то делает Господь, но происходит чудо и по предстательству святых. Неужели не знаете?
— Да знаю, — опустил голову Олег, — и вроде как даже верю. Только вот, видимо, моё «вроде как» мне и мешает… Я жертва бытового материализма, — грустно улыбнулся он. — Отношусь к категории тех идиотов, которым подавай чудо так, чтоб сразу всё было ясно, как обухом по голове.
— И мне так же, — присоединилась вошедшая Анна.
Все оглянулись на неё. Выглядела она устало, настолько устало, что равнодушие ко всему происходящему на её лице буквально кричало. И всё же она спросила:
— Это правда, что у нас тут кто-то воскрес?
Пантелей окончательно растерялся от такого лобового вопроса, Даша демонстративно вздохнула, Никонов покусал губы.
— Значит — правда, — сделала вывод Анна. — А мне бы вот, наоборот, лечь и тихо умереть. Уснуть. Достало всё.
— Уныние… — начал Пантелей.
— Смертный грех, — тем же тоном продолжила за него Анна. — Вот и хочется умереть. Вся жизнь не получилась, и умереть красиво не получается.
— Вам надо просто поспать. Ложитесь прямо здесь, — уже твёрдо, как врач, сказал Пантелей.
— Да, пока есть возможность, — поддержал его Никонов. — А мы пока… а мы пока… — он на минуту задумался, — на всякий случай развалим кирпичную стену. Интересно, — вдруг озадачился Олег, — а в морге кто-нибудь лежит с того самого момента?
— Не знаю, — тихо ответил Пантелей.
Дашу от такого вопроса слегка передёрнуло.
Пантелей снова вышел в холл, где Михаил Давыдович громко читал Евангелие. «А ведь почти на службу похоже», — подумал Пантелей, окинув взором представшую картину. Профессор под двумя свечами склонился над книгой. Свет погасили по требованию Никонова, чтобы с улицы в окна не было нужного для стрелков обзора. Две свечи едва выхватывали из мрака небольшой пятачок. Но внимание к чтению расположившихся на диванах и каталках больных угадывалось даже в темноте.
— Когда же сидел Он на горе Елеонской, то приступили к Нему ученики наедине и спросили: скажи нам, когда это будет? — читал Михаил Давыдович, и голос его дрожал, как и пламя свечей, — и какой признак Твоего пришествия и кончины века? Иисус сказал им в ответ: берегитесь, чтобы кто не прельстил вас, ибо многие придут под именем Моим, и будут говорить: «я Христос», и многих прельстят. Также услышите о войнах и о военных слухах. Смотрите, не ужасайтесь, ибо надлежит всему тому быть, но это ещё не конец: ибо восстанет народ на народ, и царство на царство; и будут глады, моры и землетрясения по местам; всё же это — начало болезней. Тогда будут предавать вас на мучения и убивать вас; и вы будете ненавидимы всеми народами за имя Моё; и тогда соблазнятся многие, и друг друга будут предавать, и возненавидят друг друга; и многие лжепророки восстанут, и прельстят многих; и, по причине умножения беззакония, во многих охладеет любовь; претерпевший же до конца спасётся. И проповедано будет сие Евангелие Царствия по всей вселенной, во свидетельство всем народам; и тогда придёт конец. Итак, когда увидите мерзость запустения, реченную через пророка Даниила, стоящую на святом месте, — читающий да разумеет…
— Господи! — это прошептала вдруг Галина Петровна, — а храм-то наш пуст!
Михаил Давыдович прервался, но головы не поднял.
— Так и неделю назад немного людей туда ходило… — добавил инвалид в коляске.
— Не мешайте, — шикнул кто-то из темноты, — читайте же… там же всё про нас. Про наше время…
И профессор продолжил:
— …тогда находящиеся в Иудее да бегут в горы; кто на кровле, тот да не сходит взять что-нибудь из дома своего; и кто на поле, тот да не обращается назад взять одежды свои. Горе же беременным и питающим сосцами в те дни! Молитесь, чтобы не случилось бегство ваше зимою или в субботу, ибо тогда будет великая скорбь, какой не было от начала мира доныне, и не будет. И если бы не сократились те дни, то не спаслась бы никакая плоть; но ради избранных сократятся те дни. Тогда, если кто скажет вам: вот, здесь Христос, или там — не верьте. Ибо восстанут лжехристы и лжепророки, и дадут великие знамения и чудеса, чтобы прельстить, если возможно, и избранных. Вот, Я наперёд сказал вам. Итак, если скажут вам: «вот, Он в пустыне», — не выходите; «вот, Он в потаённых комнатах», — не верьте; ибо, как молния исходит от востока и видна бывает даже до запада, так будет пришествие Сына Человеческого…
— А ради нас Он точно придёт? — вдруг спросил Серёжа, и Михаил Давыдович снова остановился.
В холле повисло тягостное молчание. Вопрос был даже не в лоб, а в сердце. И каждый в сердце своём искал ответ: может ли ради него прийти Спаситель. И многие вопросительно посмотрели на Пантелея. Он же только сказал:
— Дальше, дальше читайте! — и протянул вперёд правую руку, словно это движение могло чем-то помочь профессору.
— И вдруг, после скорби дней тех, солнце померкнет, и луна не даст света своего, и звёзды спадут с неба, и силы небесные поколеблются; тогда явится знамение Сына Человеческого на небе; и тогда восплачутся все племена земные и увидят Сына Человеческого, грядущего на облаках небесных с силою и славою великою; и пошлёт Ангелов Своих с трубою громогласною, и соберут избранных Его от четырёх ветров, от края небес до края их…
— Баба Галя, а мы-то избранные или нет? — не по годам мудро спросил Серёжа, прижимаясь к Галине Петровне.
— Ты-то точно избранный, — успокоила она, поглаживая его по русым кудрям. — Ты-то точно…
— Я без тебя и Даши никуда не поеду, — прошептал ей Серёжа, а Михаил Давыдович продолжил:
— От смоковницы возьмите подобие: когда ветви её становятся уже мягки и пускают листья, то знаете, что близко лето; так, когда вы увидите всё сие, знайте, что близко, при дверях. Истинно говорю вам: не прейдет род сей, как всё сие будет; небо и земля прейдут, но слова Мои не прейдут. О дне же том и часе никто не знает, ни Ангелы небесные, а только Отец Мой один; но, как было во дни Ноя, так будет и в пришествие Сына Человеческого: ибо, как во дни перед потопом ели, пили, женились и выходили замуж, до того дня, как вошёл Ной в ковчег, и не думали, пока не пришёл потоп и не истребил всех, — так будет и пришествие Сына Человеческого; тогда будут двое на поле: один берётся, а другой оставляется; две мелющие в жерновах: одна берётся, а другая оставляется…