Репетиция Апокалипсиса

— Действительно, на динозавра.

— Всё потому, что словом «бегемот» переводчики назвали животное, название которому просто не знали. В древнееврейском тексте не было гласных, и звучало это как бэ-хэ-мэ-тэ, что вообще могло означать всех животных.

— И почему динозавры не дожили до наших дней?

— Многие твари не дожили. Климат после потопа очень изменился…

— Слушай, Макар, ты всё знаешь, почему тебя не взяли? — Лю нахмурил лоб, а Макар после этого вопроса опустил голову.

— Потому, — неторопливо ответил он, — что про таких, как я, в Откровении Иоанна Богослова сказано: носишь имя, будто жив, но ты мёртв…

— Но ведь тебя для чего-то оставили?

— Я всю жизнь жду этого «чего-то»…

Наступило неловкое молчание, Макар отошёл, явно не желая продолжать разговор, как-то странно тряхнул своей нестриженой головой, словно хотел сбросить тяжёлые мысли, и Лю решил не донимать его больше расспросами.

Чуть в стороне Тимур «воспитывал» одного из парней Садальского, которого пришлось всё же оглушить, чтобы пройти в гостиницу. Тимур, по сути, объяснял ему, что такое хорошо и что такое плохо, и если горячему кавказцу казалось, что парень плохо понимает, он отвешивал ему оплеуху. Девушки с интересом наблюдали за воспитательным процессом, и Тимур, время от времени оглядываясь на них, ещё больше входил в раж.

— Детский сад какой-то, — покачал головой Эньлай и вспомнил, как ему бывало стыдно после того, как он кричал на своих детей или прикладывал к воспитанию руку. Почему было стыдно, даже если он был абсолютно прав, он понять не мог. Наташа тоже могла шлёпнуть любого, но у неё это получалось как-то небольно и беззлобно.

— Детский сад, — повторил Лю теперь уже о своих мыслях. — Вот, Наташа, сегодня я убил человека, потом видел, как его оживили… Нет, ты бы поправила, воскресили. За один день так много всего… Ты бы сказала, что мне делать… — разговаривая то ли сам с собой, то ли с Наташей, Эньлай медленно удалялся от гостиницы по улице, забыв и про своих товарищей, и про автобус с девушками.

Память вдруг выстроила перед ним целый ряд картин, которые ему приходилось видеть. Вот успешные дети сдают пожилую мать в дом престарелых, чтобы не мешала заниматься бизнесом и не портила имидж дома. Вот отрок кроет последними словами свою мать за то, что не дала ему денег. Эньлай тогда попытался остановить наглеца, сделать ему замечание, но сама несчастная женщина попросила его не вмешиваться, потому что сынок может уйти из дома. Самое, пожалуй, страшное зрелище, как два брата избивали своих престарелых родителей… Опять же — из-за денег. Братьям нужна была нищенская пенсия на свои нужды. Какого воспитания не хватало этим страшным детям? В газетах писали о детях индиго, но вот всё чаще приходилось сталкиваться с такими моральными уродами, а вовсе не с теми, кто был щедро одарён талантами. Там же, где родители пытались противостоять безумию детей, появлялись судебные приставы, и опять отвечали родители, а не дети. Потому что по закону получалось, что родителям нельзя лишать детей права на получение своей доли разврата, своей доли безумия…

И вспомнилось, как на площади у храма Макар увещевал собравшихся признаками последних времён.

— Послушайте, что писал апостол Павел апостолу Тимофею во Втором послании: Знай же, что в последние дни наступят времена тяжкие. Ибо люди будут самолюбивы, сребролюбивы, горды, надменны, злоречивы, родителям непокорны, неблагодарны, нечестивы, недружелюбны, непримирительны, клеветники, невоздержны, жестоки, не любящие добра, предатели, наглы, напыщенны, более сластолюбивы, нежели боголюбивы, имеющие вид благочестия, силы же его отрёкшиеся. Таковых удаляйся. К сим принадлежат те, которые вкрадываются в домы и обольщают женщин, утопающих во грехах, водимых различными похотями, всегда учащихся и никогда не могущих дойти до познания истины.

Интересно, из тех, кто его тогда слушал, кто сегодня пытается выстроить новую власть, растоптать других, чтобы стоять наверху, кто сегодня поклонился очередному самозванцу?

«Таковых удаляйся», — повторил для себя Эньлай слова апостола, и ему очень захотелось спросить апостола, куда можно удалиться из современного мира, если он везде тебя догоняет? Ведь хотелось, казалось бы, так мало: чтобы рядом были любимая жена и дети… «Может, я их очень сильно любил, и в этом моя вина?» — подумал вдруг Эньлай. «Господи, — взмолился он до выступивших на глаза слёз, — ну если в этом моя вина, то пусть она на мне и будет, ну отправь Ты меня к ним, где бы они ни были! Я всё равно не откажусь от этой любви!..»

— Отчего же душу-то так выворачивает? — спросил Эньлай вслух.

Он вдруг понял, что отошёл от гостиницы на целый квартал. Удивился, что на улице уже не было крыс.

— Даже крысам место нашлось… — горько сказал Лю и понял, что у него есть ещё один вопрос к Макару.

Он быстро вернулся к автобусу, в который уже погрузились все, включая Пантелея и Дашу. Тимур был уже за рулём. Лю сел рядом с Макаром и осторожно спросил:

— Можно ещё один вопрос?

— Да можно, конечно, — широко улыбнулся Макар, растягивая морщины на небритом лице.

— Может, меня с Наташей не взяли, потому что я китаец?

— Да ну, — отмахнулся Макар, — ты вон на Тимура посмотри. Есть ответ на твой вопрос у апостола Павла в его Послании к галатам: Ибо все вы сыны Божии по вере во Христа Иисуса; все вы, во Христа крестившиеся, во Христа облеклись. Нет уже иудея, ни язычника; нет раба, ни свободного; нет мужеского пола, ни женского: ибо все вы одно во Христе Иисусе. Если же вы Христовы, то вы семя Авраамово и по обетованию наследники. Так что все, кто видят в Христе Спасителя, национальности не имеют. И цвет кожи не важен. Большевики долго прививали интернационализм, но любая, даже благая, идея без Христа обречена на провал. Понимаешь?

— Понимаю, — задумался Эньлай и вдруг встрепенулся: — А я знаю, почему оставили тебя!

— Почему? — ухмыльнулся Макар, и по всему его виду было понятно: любые домыслы Лю покажутся ему смешными.

— Чтобы ты нам, дуракам, всё объяснял!

— Скажешь, — вздохнул Макар, — мне бы самому кто бы объяснил… Кто я? Жалкий философ-недоучка, который не нашёл в себе сил стать монахом…

3

«Кто я? Жалкий философ-недоучка, который не нашёл в себе сил стать монахом… Я тот, кто, чувствуя вкус благодати и радость богообщения, грешил сознательно. Я тот, кто стоял в самом низу лестницы и показывал другим путь, но сам так и не мог преодолеть первой ступени. А если и поднимался, то неминуемо скатывался обратно, с радостной завистью глядя на спины уходящих в небо… Простительна та ошибка, которая совершается человеком по незнанию, но я-то… Странно спасаться от этого мира самим миром…

И странным был мир. Как-то с начала XXI века стало принято загадывать о Конце Света. Ссылались при этом и на календарь майя, и на пророческие сивилловы книги, да и по Откровению Иоанна Богослова сверялись. В головах всё смешивалось. От Блаватской до Льва Тихомирова. И считали 12 царей, вассалов Антихриста, начиная с Ленина, и получалось, что совсем немного осталось адского разгула. Спорили о мелочах: считать ли Маленкова отдельным правителем, засчитывать ли короткий срок Черненко? Или, к примеру, как считать сроки Ельцина? Так или иначе, получалось, что 12 «царей» вот-вот минуют… И по сивилловым книгам, как и у майя, 2012 год выходил переломным для России, после чего наступит расцвет. Да вот с чего расцветать, если уж и почва под ногами была продана? Горела и гнила одновременно. Чего только не считали-высчитывали. Чего только не ждали. И были близки к хилиазму, ожидая какого-то особого процветания России. И никто не думал, что процветание ещё надо заслужить, да ещё и отстоять. Самому мне ближе были мысли Льва Тихомирова о том, что сроки зависят от нравственного состояния человечества, а не от математических расчётов и нелепых пророчеств. Чем больше возможно спасти людей, тем дольше срок, считал Тихомиров. И ссылался на то, что Сам Спаситель сроков не называл, более того, говорил, что они известны только Отцу. Но потом попался мне на глаза труд математика Ивана Панина, который бросил блестящую карьеру ради того, чтобы математически доказать богодухновенность канонических библейских текстов. И доказал. Благодаря цифре 7. Её кратности в тексте. Нужно ли было доказывать математически данность текста Богом, не знаю. Возможно, во времена, когда подавляющее большинство прагматиков на верующих смотрели если не с ненавистью, то с некоторой насмешкой, такое исследование и было необходимо. Но оно осталось почти незамеченным. Догматики боялись бесовской нумерологии в изучении Писания, атеисты боялись чётко построенного доказательства того, что они уже привыкли называть мифом, в лучшем случае, древней литературой. Наверное, если сказать бабульке в храме, что Библия имеет некие цифровые закономерности, она ответит что-нибудь типа: «Да я и так знаю, что Бог есть», — принимая Его простотой сердца. Ведь писал апостол Павел коринфянам: Посмотрите, братия, кто вы, призванные: не много из вас мудрых по плоти, не много сильных, не много благородных; но Бог избрал немудрое мира, чтобы посрамить мудрых, и немощное мира избрал Бог, чтобы посрамить сильное; и незнатное мира и уничиженное и ничего не значащее избрал Бог, чтобы упразднить значащее, — для того, чтобы никакая плоть не хвалилась пред Богом. И ответила бы бабушка словами апостола: И когда я приходил к вам, братия, приходил возвещать вам свидетельство Божие не в превосходстве слова или мудрости, ибо я рассудил быть у вас незнающим ничего, кроме Иисуса Христа, и притом распятого; и был я у вас в немощи и в страхе и в великом трепете. И слово моё и проповедь моя не в убедительных словах человеческой мудрости, но в явлении духа и силы, чтобы вера ваша утверждалась не на мудрости человеческой, но на силе Божией. Но опять же, каждому своё… Кому-то без мудрости человеческой Бога не увидеть. Не понять. Тем более в себе не почувствовать. Особенно — нашей интеллигенции, поражённой плесенью гордыни так глубоко, что от богооставленности, богоотступничества дошла она до богоненависти.