Страница 15 из 81
Полумрачный зал был пуст. На барной стойке остались недопитые бокалы и рюмки. Музыка не звучала. Зато совсем рядом, над самым ухом, она услышала настойчивый, почти надрывный голос бабушки:
— …Бог мой, и уповаю на Него. Яко Той избавит тя от сети ловчи, и от словесе мятежна, плещма Своима осенит тя, и под криле Его надеешися, оружием обыдет тя истина Его…
— Ба-аб? — всхлипнула Даша. — Я так ушиблась!
— Сильнее надо было! — вставила Галина Петровна, но продолжала вычитывать псалом до конца: — Не убоишися от страха нощнаго, от стрелы, летящая во дни, от вещи, во тьме преходящия, от сряща и беса полуденнаго…
Невольно Даша встала рядом на колени и стала читать в голос с бабушкой, лицо её от осознания происшедшего покрылось мелкими капельками пота, она всем телом вздрагивала, и оттого громче бабушки причитала:
— …Воззовет ко Мне, и услышу его, с ним есмь в скорби, изму его и прославлю его, долготою дней исполню его и явлю ему спасение Мое.
Она никогда не заучивала наизусть псалмы, если и читала, то по книге или повторяла за бабулей, но сейчас ни разу не ошиблась даже в ударении.
Галина Петровна три раза осенила себя крестным знамением и только потом с тревогой посмотрела на внучку.
— С кем танцевала-то? — кивнула на пустой зал. — Я как вошла, так и поняла: крутит тебя. Сама с собой вальсируешь.
— С Фрутимером танцевала… — лицо Даши зарделось.
— От, бесовское имя! А ну давай поднимайся, пошли быстрее отсюда.
— Колокол не бьёт, — прислушалась Даша.
— Да с тех пор как не бьёт, так ты музыку и услышала, — сообщила Галина Петровна, — поднимайся, пойдём уже, пока ещё кто на нашу голову не навязался.
— Бабуль… Но ведь всё было так явственно…
— Ну так! — скривилась бабушка. — Они тебе ещё и не такое показать могут. Понравилось, что ли?
— Понравилось… — опустила голову Даша.
— Это за грехи мои…
— Почему за твои-то?
— Не твоего ума дело.
— Опять не моего?
— Ты сначала музыку слышать перестань и танцевать с… — бабушка не договорила, потому что у Даши от испуга и понимания глаза расширились. — Вот видишь, — обняла она внучку, — опять ругаемся.
— Не, баб, не ругаемся, — прижалась к ней Даша.
— Не ругаемся, — со вздохом согласилась Галина Петровна.
5
Михаил Давыдович понял, что его разбудил колокол. Он осторожно встал и подошёл к зеркалу, будто в нём можно было увидеть вчерашний день. В прежние времена его радовало сходство с поэтом Максимилианом Волошиным. Крупное лицо с окладистой бородой, которую он периодически превращал в шкиперскую. Бурные, волнистые волосы до плеч, как и положено человеку творческой профессии, мыслителю. В узком кругу он называл их «мои продолжения извилин». Но главное — это покатые бугры на мощном лбу и надбровные дуги. Всё это, как снегом, припорошено благородной сединой. «Энгельс отдыхает», — говорили о Михаиле Давыдовиче студенты, которые не знали, что ему больше нравится сходство с Волошиным. Да и Волошина-то из студентов мало кто знал.
— Синяков хоть нет, — порадовался своему отражению профессор.
Пока Михаил Давыдович пытался найти хоть какие-то запасы воды, чтобы умыться, колокол перестал бить. Плеская себе на руку из бутылки минеральной воды и размазывая её по лицу, профессор поразился наступившей тишине.
— Мёртвая, — разбил он её определением.
Но, только завершив умывание, он услышал из комнаты голоса. Сначала предположил, что включён или включился телевизор, но света в квартире по-прежнему не было.
— Разговорчики… — сказал он так, будто одёргивал нерадивых студентов на лекции.
Но разговорчики не прекратились. Судя по накалу страстей, в гостиной шёл научный спор. И когда Михаил Давыдович прислушался, то понял, что спорят о нём. Точнее, о том, что сделать с заслуженным профессором.
— Мы имеем полное право изъять профессора Дубинского! — требовал баритон.
— Изъять и предать экзекуции, — поддерживал дискант, похожий на голос шакала из знаменитого советского мультфильма «Маугли».
— Я вообще не понимаю, по какому праву его задерживают, — возмущался тенор.
— Я готова вступить в контакт, — предлагал грудной женский голос.
— Успеешь, — одёргивал её баритон.
— Покрошить ему мозги! — требовал дискант. — Его ждут ведущие сайентологи.
Вооружившись молотком для разделки отбивных, профессор на цыпочках двинулся в комнату. И почти не удивился, когда понял, что там никого нет. Единственным разумным объяснением происходящего было воздействие вчерашнего алкоголя.
— Хаббард сделает ему одитинг! — звучал тенор.
— Давайте сначала я ему всё сделаю… — томно предлагал женский голос.
— Дианетика! — надрывался дискант.
Профессор медленно начал сползать по стене в прихожей. И если бы не настойчивые удары в дверь, он окончательно потерял бы самообладание. С молотком наготове он подошёл и заглянул в дверной глазок, держа молоток в состоянии замаха, словно мог кого-то ударить через стальной лист.
— Кто? — Михаилу Давыдовичу едва удалось выдавить из себя испуганный шёпот.
— Открывай, это я, твой демон-хранитель, — послышался из-за двери знакомый голос Макара.
— Макар, а это точно ты? — усомнился профессор, но заметил, что голоса в комнате стихли.
— Нет, не точно. Но у тебя есть единственный шанс не остаться один на один со своими страхами. Они уже пришли к тебе? — язвительно спросил Макар.
Последняя фраза подействовала на профессора отрезвляюще, он открыл дверь левой рукой, правой продолжая держать молоток над головой. Макар, увидев такую картину, с порога взял его ладонью за подбородок и саркастически произнёс:
— Бедный Йорик!
— Я слышал голоса… — начал рассказывать Михаил Давыдович.
— А я видел, — обрубил его Макар.
— Но ты-то у нас… Ты-то… Ты же почти святоша! — недоумевал профессор.
— Почём тебе знать, какие меня грехи душат? — сузил глаза Макар, бесцеремонно оттолкнул Михаила Давыдовича в сторону и шагнул в квартиру. — Выпить есть?
— Ты же знаешь, я в добрые дни с утра не пью…
— А кто тебе сказал, что сегодня добрый день?
— Н-ну… — не нашёлся что ответить профессор.
— Впрочем, я тут в ближайшем гастрономе прихватил, — Макар достал из-за пазухи бутылку коньяка. — Надо по-быстрому хлопнуть, а потом идти к храму.
— Гастроном работает?
— Нет, но витрину уже кто-то разбил. Мародёры.
— И ты в этом участвовал?
— Я взял себе пол-литра общенародной собственности. Уверяю тебя, никто не хватится. Милиция не приедет.
— Что происходит, Макар?
— То, чего мы так долго ждали.
— Социалистическая революция, — вспомнил Ленина Михаил Давыдович.
— Да ты, батенька, совсем умом тронулся, — оценил состояние друга Макар. — Конец Света происходит.
— Да, я вот и смотрю, света нет, — профессор пощёлкал выключателем на стенке.
— Так, — угрюмо вздохнул гость, — давай-ка рюмки, а то ты так и будешь бредить… Завтра с тобой будет бессмысленно о чём-то говорить…
— Меня, между прочим, хотели доставить к Хаббарду! — спохватился вдруг Михаил Давыдович.
— К Хаббарду Люциферовичу? — иронично уточнил Макар. — Ты… это… не те книжки в детстве читал. Читал бы, что ли, Фрэнсиса Коллинза…
— Я только Уилки помню. «Женщина в белом», «Лунный камень».
— Уилки все помнят, кто с букварём знаком. А я тебе про Фрэнсиса толкую, который геном человека расшифровал.
— А-а… геном… И чего он?
— Он написал книгу «Доказательство Бога». Для таких, как ты, идиотов, — Макар разлил по рюмкам и протянул одну Михаилу Давыдовичу.
— Ты всё время меня оскорбляешь! — попытался обидеться профессор.
— Ты, в свои критические дни, чего только не делаешь, я же тебя не попрекаю, — невозмутимо ответил Макар и выпил. — Давай, — кивнул он на рюмку, — делай, кто-то ведь звонил в колокол. Явно не Хемингуэй.
— Кто знает, — задумчиво отёр губы Михаил Давыдович после выпитого, — значит, и к тебе приходили?