Страница 47 из 48
— Блажен тот, кто нашел тебя первым, — прошептал он. Он ласкал мои губы большим пальцем, а затем оставил нас и пошел к моему дому, поприветствовать моего отца. Его прикосновения заставили волоски на моем затылке встать дыбом.
Мы с Шамсиилом пошли, держась за руки, пока не нашли местечко рядом с водой, чтобы сесть и спеть. Часами мы бы пели, иногда играя на лирах и смеясь, другие жители деревни пришли бы слушать, мы никогда не возражали; мы никогда не замечали.
Я наблюдала, затаив дыхание, как солнце начало садиться, и он сжал меня в объятиях, чтобы попрощаться. Он посмотрел в мои глаза с такой невинной любовью, что горячие слезы начали жечь мне глаза. Наши губы встретились, и я вспомнила то чувство — будто падаешь с края земли прямо в небеса. Я видела Габриэля, притаившегося в стороне и наблюдающего за нами, его глаза наполнились слезами.
Габриэль оттолкнул меня, жестоко вырывая меня из душераздирающего видения. Я рухнула назад, врезаясь спиной в перевернутый стол. Тепло растекалось по моим щекам, вниз по шее и к кончикам пальцев. Оно стало жарче и вскипело, превращаясь в ярость.
— Зачем ты показал мне это! За что я была наказана все эти годы! Невинный поцелуй, мы не сделали ничего большего!
Он подошел ближе к месту, где я лежала на полу, и завис надо мной.
— Ты когда-нибудь задумывалась о том, почему видела небеса в момент того поцелуя? Задумывалась о том, почему уничтожили всех, кроме тебя?
Я села и скрестила руки в ожидании.
— Пожалуйста, просвети меня. Прошло всего две тысячи лет, или около того.
Кожа вокруг его светло-голубых глаз натянулась, будто ему было больно.
— Нам нужно было остановить страдания на земле, падшие испортили ВСЕ! Все было плохо, пока они были здесь! — Он глубоко вдохнул. Будто ему действительно нужно было дышать! — Он дал им клятву. Он был одним из падших и должен был быть наказан с остальными! А мне нужно было, чтобы он убрался подальше от тебя!
— Его преступлением был поцелуй!
— Его преступлением был поцелуй с тобой! Дочерью Еноха! Деда Моисея! У тебя была чистая кровь и клеймо невинности на душе! Ты была не просто человеческим дитем! И теперь Азазель и остальные знают, что ты существуешь, и хотят завладеть тобой!
— Почему? — закричала я.
— Потому что ты сильнее всех ангелов вместе взятых. Когда ты молилась, будучи ребенком, Господь отвечал. У тебя есть собственная воля, в то время как мы можем делать лишь приказанное Богом.
— Что это значит? — снова закричала я.
— Падший, вроде Азазеля, может вознестись до небес, если ты будешь на его стороне. Любой из падших, даже Шамсиил, — выдохнул он. — Вы с отцом были любимчиками Господа.
— И ты думаешь, что Шамсиил искал меня все эти годы, чтобы вознестись на небеса?
Габриэль упал на колени и опустил голову.
— Он не знал, что ты существуешь. Он думал, что тебя отправили прямиком на небеса. Я даже не знаю, поверит ли он мне, он стал жестче, пока не встретил Грейс.
— Он как я? Прыгает в мертвое тело на грани жизни и смерти? Или что? — отрезала я.
— Большую часть своего существования он был заточен в аду. Он не достоин тебя, Сэла. Посмотри, что он сделал со своей человеческой формой! Он пытается стереть мысли о тебе, — прошептал он.
Мое тело похолодело. Он был прав. Шейн был совсем не похож на ангела, которого я поцеловала тогда. Я думала, что мое сердце уже было разбито, но прямо в тот момент я познала настоящее, истинное отчаяние. Как я вообще смогу пройти через это?
Я упала на пол прямо там, где стояла. Габриэль сел рядом со мной и обнял своими теплыми руками. Он притянул меня ближе, осторожно покачивая.
— Оставайся со мной, и я всегда буду заботиться о тебе. Я никогда не сделаю тебе больно.
Я хотела полного небытия. Я хотела, чтобы все закончилось. С меня было достаточно.
— Хватит, Габриэль. Я больше не могу это делать.
— Ты не можешь простить его за то, что он сделал. Он — ангел, он должен был быть тем, кто никогда не дрогнет, а человек должен был потерпеть неудачу. Я никогда не брошу тебя, если ты выберешь меня.
— Ты ничего не знаешь о любви. Ты не можешь выбирать, в кого влюбиться. Шамсиил никогда бы не сделал того, что сделал, если бы верил, что я жду его. Ты не герой, Габриэль. Ты — один из них. И я ненавижу всех вас.
Габриэль заключил мое лицо в свои руки, и я не сопротивлялась. Зачем?
— Тогда позволь мне показать тебе правду, и ты будешь знать, насколько и как долго я любил тебя, — прошептал он и снова поцеловал меня.
Видение губ Шейна на безымянной женщине, мертвое тело Шейна, лежащее в душевой кабинке рядом с хихикающей женщиной, и всегда находящегося в тени Габриэля — наблюдая за мной, нуждаясь во мне, любя меня. Его любовь превратилась в навязчивую идею. Все остальные избегали его. Он освободил всех падших, чтобы завоевать меня, но не освободил Шамсиила, и не знал, как он выбрался. Он хотел править на небесах больше остальных. Это было резко и болезненно. Я оторвала губы от него и оттолкнула так сильно, как только могла.
— Ты — гребаный придурок! Как ты можешь говорить, что любишь меня, и показывать такую боль? Габриэль, я устала. Это конец. Брось меня куда хочешь. Если ты хоть каплю любишь меня, прекрати мои страдания.
— Скажи, что больше никогда не полюбишь его. Пообещай, что...
— Заткнись! Просто иди к черту! Я никогда ничего тебе не пообещаю. Я всегда буду любить Шамсиила. Я никогда не прощу Шейна за то, что он сделал, но это не твое дело. Ты ранил меня куда больше, чем он когда-либо ранит. Ты разлучил нас и врал мне все это время. Ты придумал наше наказание.
Он яростно уставился на меня. Все его тело светилось от власти.
Я ухмыльнулась его наглости.
— Габриэль, думаешь, после всего, через что я прошла, я буду бояться тебя? Я потеряла все. Я прожила десятки жизней. Я потеряла так много детей, сестер, родителей... ты не сделаешь мне ничего, через что бы я не проходила раньше. Я жила в аду все эти годы. Идиот с крыльями не испугает меня!
Он стоял надо мной. Гигантские крылья стального цвета тихо показались из-за его спины и достигли потолка и стен кафе. Края каждого пера выглядели острыми, как лезвия. Они блестели и отражали огни кафе, будто были сделаны из металла. Может, так оно и было.
Я сложила руки на груди и продолжала стоять на своем.
— Ага, гм. И что, это должно напугать меня?
Черты его лица стали жесткими, а кожа обратилась в мрамор с серыми венами, паутинкой тянущимися по ней. Каждая прядь его волос стала тверже, толще и превратилась в острый, как бритва, шип. Руки превратились в когти, обнаженные зубчатые когти, ломающие толстую древесину стола, когда он провел по ней.
Он медленно подошел ко мне, пока не завис так близко, что я могла чувствовать холод металла и камня, в который он превратился. Я все еще не боялась.
Когда его древние синие радужки превратились в пылающий красным и желтым огонь, я подняла голову и мягко коснулась его щеки. Пламя превратилось в угольки, а затем вернулось в голубые океаны. Когда я поместила другую руку на его туловище, где должно быть человеческое сердце, его кожа размягчилась и снова стала подобной человеческой. У меня была власть над ним.
— Ты не можешь себе представить, как долго я ждал, что ты прикоснешься ко мне, — прошептал он.
— Ради чего, Габриэль? Я была наказана в течение столетий за один лишь поцелуй ангела. Каким было бы мое наказание, если бы я отдалась тебе? Шамсиил был брошен в ад, какой будет твоя расплата?
Я придвинулась еще ближе к нему, прикасаясь телом к телу. Господи, я хотела сделать ему больно и заставить страдать за все то, что он сделал.
— Скажи мне, Габриэль, как архангел, что бы случилось с тобой, если бы мы... — Я прижалась губами к его шее. Если я могла забрать его в ад, я собиралась сделать это.
Он сглотнул, его горло сдвинулось и сжалось под моими губами.
— Он не говорил со мной. Я был с тобой на земле. Я бы страдал в адском огне за тебя, но вместе мы могли бы править небесами.