Сплошные сложности (ЛП)

Дэн из Сан-Хосе».

Это сообщение Челси тоже удалила. Не было никакого извинения тому, кто мог написать что-то настолько ужасное. И она не считала, что должна удостаивать Дэна хоть одним словом.

Ответив еще на несколько писем, Челси прочитала: «Марк, мы с сыном не пропустили ни одной домашней игры «Чинуков», ни одного шанса увидеть, как ты играешь. Ты — источник вдохновения для моего восьмилетнего сына Дерека, который познакомился с тобой в детском хоккейном лагере прошлым летом.

Ты был его тренером и научил никогда не сдаваться. Дерек все время говорит о тебе. И благодаря твоей поддержке он хочет однажды играть в профессиональный хоккей.

Мэри Уайт».

Челси подняла глаза от экрана и посмотрела на постеры, трофеи и другие памятные вещи в комнате. На стене висел свитер «Чинуков» с номером 12 и фамилией «БРЕССЛЕР», ниже находилась сломанная клюшка. На другой стене висела фотография Марка в свитере глубокого синего цвета. Волосы слиплись от пота. Губы изогнулись в широкой улыбке, обнажая ровные белые зубы. В одной руке Хитмэн держал шайбу с кусочком липкой ленты на ней. На белом лоскутке была написана цифра «500».

Для Марка все это имело значение и рассказывало историю его жизни. Жизни, полной поклонения фанатов и хоккея, секса с чередой женщин и вдохновления мальчишек.

Хитмэн был историей, которую Челси не знала. И честно говоря, не понимала. Он так много имел. Был так удачлив, и все же он был так зол. Как будто нажал кнопку и выключил смеющегося, улыбающегося мужчину, которого она видела в роликах с интервью. Марк Бресслер, которого знала Челси, был больше похож на человека, которого она видела в других видеороликах, на хоккеиста, который дрался и добивался победы на льду.

Нет, она не понимала его гнев и унылое настроение, но полагала, что ей не платят за понимание. Взглянув на экран компьютера, Челси вернулась к работе.

«Дорогая Мэри, — написала она. — Мне было приятно тренировать Дерека тем летом. Я рад слышать, что он не собирается сдаваться. Однажды я приду посмотреть, как он играет в НХЛ.

Берегите себя,

Марк Бресслер».

Перейдя к следующему письму, Челси сделала в уме пометку: спросить о детском хоккейном лагере Марка. Ему это не понравится. Он, вероятно, обвинит ее в настырности и в том, что она пытается управлять его жизнью. Он назовет ее клещом, но жизнь Марка нуждается в том, чтобы кто-то управлял ею.

Через сорок минут и еще десять писем, Челси встала и вытянула руки над головой. С такой скоростью ей понадобится вечность, чтобы ответить на все письма, и приходило на ум, что именно поэтому Марк велел сделать это. Опустив руки, она направилась в комнату отдыха.

Свет из витражных стекол отбрасывал белые пятна на камень и дерево и создавал впечатление, что эта вилла — в Тоскане. Дом выбрала бывшая жена Бресслера, подумала Челси, потому что как бы мало она ни знала его, у нее не было впечатления, что дом отвечает вкусам Марка. Он, скорее, казался парнем, которому нравится современная архитектура.

Ковер в огромной комнате заглушил звук шагов. По телевизору в дневных новостях показывали прогноз погоды на следующую неделю. Голос диктора был таким тихим, что Челси едва слышала его. Шторы открыты, и утреннее солнце струилось сквозь большие французские окна, высвечивая ковер светло-бежевым и совсем чуть-чуть не доходя до большой кушетки, на которой лежал спящий Марк.

Его правая рука покоилась на животе, голубая лангета подчеркивала белизну футболки. Левая рука лежала на кушетке ладонью вверх, пальцы сжимали пульт. Извечная морщинка между бровями исчезла, лоб разгладился. Марк выглядел моложе, мягче, что казалось странным, учитывая резкие углы его лица и темную колючую щетину.

«А если бы я упомянул, что не занимался сексом уже шесть месяцев, вы бы принялись подыскивать мне шлюх?» — спросил он, и Челси пришлось прикусить губу, чтобы не рассмеяться и не разбудить его. Однажды она работала на комика, который попросил ее найти ему шлюху. Он пользовался определенным сервисом эскорт-услуг и хотел, чтобы Челси привезла к нему девушку и оставила ее, затем вернулась через два часа и отвезла девушку домой. Челси отказалась, и комик вместо этого оплатил такси.

В отличие от комика, у Марка Бресслера, очевидно, не имелось проблем, когда дело доходило до того, чтобы заполучить женщину. Он был очень привлекательным и обладал грубой сексуальной аурой, которая окружала его как токсичное облако. Если только он не был каким-то фетишистом, Челси просто не могла представить, чтобы Марк связывался с проститутками.

Она подошла к тяжелым шторам и задернула их. Хорошо, что ее теперь не так-то легко оскорбить. Если бы он отпустил тот комментарий о ее большой груди несколько лет назад, Челси ударилась бы в слезы и убежала из его дома, что, как она подозревала, и было причиной, по которой Марк сказал ей гадость.

Снова.

Челси повернулась, и он потер травмированной рукой живот и грудь: шуршание лангеты было едва слышно из-за звука низких голосов, доносившихся из телевизора. Марк не открыл глаза, и Челси спросила себя, должна ли разбудить его для ланча. Вместо этого она на цыпочках вышла из комнаты. Лучше не дразнить зверя.

Она вернулась к работе с письмами фанатов и в течение следующих нескольких дней писала общие ответы и удаляла неприличные сообщения. В среду она взяла перерыв в работе за компьютером, чтобы отвезти Марка на встречу с доктором в нескольких милях от дома. В четверг Челси отвезла его в магазин «Веризон». Оба раза Бресслер был таким ужасным пассажиром, что ей пришлось пригрозить, мол, будет возить его в своей «хонде», если он не заткнется.

Он заткнулся. На несколько минут.

— Сукин сын! — выругался Марк, когда они ехали домой из «Веризона». — Та машина чуть не врезалась нам в бок.

— Чуть-чуть не считается, — процитировала Челси свою мать.

— Очевидно, нет, или ваша машина не была бы разбита в хлам.

Ее «хонда» не была «разбита в хлам». На ней просто было несколько вмятин из-за неудачных парковок.

— Все. С этого момента мы будем брать мою машину. Вы называете меня клещом и занудой, но вы самый худший пассажир во всем штате Вашингтон и в половине штата Орегон.

— Вы не знаете каждого пассажира в штате Вашингтон и половине Орегона.

Челси проигнорировала этот комментарий.

— Вы ноете, когда я слишком быстро трогаюсь. Вы ноете, когда это не достаточно быстро. Вы ноете, когда я пересекаю желтую линию, и ноете, когда я останавливаюсь, — сказала она. — Для человека, у которого есть так много, вы слишком много жалуетесь.

— Вы ни хрена не знаете о моей жизни.

— Я знаю, что вам скучно. Вам нужно хобби. Какое-нибудь занятие.

— Мне не нужно хобби.

— Думаю, вам нужно принять участие в работе детского хоккейного лагеря. Я прочитала письма ваших фанатов и узнала, что вы оказали положительное влияние на жизнь тех детей.

Уставившись в окно, он несколько секунд молчал, затем сказал:

— На случай, если вы еще не поняли, я не могу кататься на коньках.

— Когда я с сестрой и Джулсом пришла на финал Кубка Стэнли, то заметила, что тренеры «Чинуков» просто стояли за скамейкой, вели себя очень раздраженно и много кричали. У вас хорошо получается быть раздраженным и кричать.

— Я никогда не кричал на вас.

— Вы только что кричали «сукин сын» на меня.

— Я повысил голос, отреагировав на то, что вы чуть меня не убили. Я пережил одну автокатастрофу. И не хочу быть уничтожен лилипуткой, которая с трудом может что-то разглядеть из-за приборной доски.

Может, это объясняло, почему Бресслер так ужасно себя вел, когда она возила его на машине. Он боялся еще одной аварии. Конечно, это не объясняло его ужасное поведение, когда они были дома.

— Я все отлично могу видеть, и во мне сто пятьдесят шесть сантиметров. — Челси остановилась на красный свет и посмотрела на Марка: — Чтобы считаться лилипуткой и посещать Ежегодную национальную конвенцию Ассоциации лилипутов, во мне должно быть не больше ста сорока семи.