Медовая ловушка

Поднялись на лифте. Червонцев тщательно осмотрел коврик перед дверью, замок. Полковник Федоровский лежал в прихожей лицом вниз, неловко подложив под себя правую руку. Он был полностью одет, только пиджак валялся на полу рядом с двумя старыми чемоданами.

Кристи была удивлена тем, с какой готовностью Башир Амин отвечал на её вопросы. Ее предупредили, что Башир не сможет уделить ей больше сорока минту, но прошло уже почти два часа, а лидер ливанских христиан не проявлял никаких признаков недовольства. Напротив, ему явно нравилась беседа с немецкой журналисткой.

— Я понял, что нужно сделать, после того, как меня похитили, — рассказывал Башир.

— Похищение? О чем вы говорите? — удивилась Кристина.

— Я был первым ливанцем, которого похитили палестинцы. Они остановили мою машину и повезли в свой лагерь. Сначала избили. По-моему, один из них хотел меня убить. Потом они узнали, кто я, и отвезли назад в город. Высадили из машины неподалеку от нашего дома.

Возле дома я увидел толпу. Люди собрались, чтобы отомстить за меня. Они стали ощупывать меня, проверяя, не отрезали ли мне палец или ухо. Я позвонил отцу, он был тогда министром. Мне ответили, что он на срочном совещании у президента. Я позвонил в президентский дворец. Меня не хотели соединять: «Вы что, не знаете, что пропал его сын?»

Я испытал величайшее унижение. Унижен был весь наш народ — иностранцы так нагло вели себя в нашей стране! Я заперся дома и неделю не выходил. Я ни с кем не разговаривал. Это было что-то вроде изнасилования.

— Поэтому вы возненавидели палестинцев? — спросила Кристи.

— Я понял, что во всем виноваты мы сами, наша неспособность объединиться. Я понял, что должен сделать Ливан единым. — Он сказал это просто, без аффекта.

Кристи думала о том, что никогда ещё не видела такого сильного и уверенного в себе мужчину. Они сидели в креслах лицом друг к другу. Присутствие Башира странно волновало её. Это было нечто похожее на те чувства, которые она испытывала к Конни.

Червонцев и Кузьмищев осмотрели квартиру, в которой накануне поселился Федоровский. Постель была не расстелена. Кузьмищев распахнул дверки платяного шкафа: пусто. От сотрясения закачались тонкие металлические вешалки. В двух других комнатах мебели почти не было.

— Все как вчера, — сказал Кузьмищев, который ночью после пьянки отвозил Федоровского домой.

— Распаковаться не успел, — заметил Червонцев.

Посольский врач, присев на корточки, склонился над телом и попросил:

— Помогите его перевернуть.

Увидев искаженное лицо покойника, Косенко отвернулся. В прихожей пахло рвотой и алкоголем.

Косенко вслед за Червонцевым и Кузьмищевым прошел на кухню. Кузьмищев закурил, и сигаретный дым перебил все запахи. Червонцев распахнул холодильник — не включен. Чайник, оставшийся от предыдущего хозяина, покрыт слоем пыли.

— И чаю не успел попить, — пробормотал Кузьмищев.

Они услышали звук льющейся воды. Из ванной вышел врач, вытирая руки носовым платком.

Червонцев повернул к нему свое квадратное лицо, кивнул в сторону выхода: поговорим за дверью, здесь могут быть подслушивающие устройства. Вышли на лестничную площадку. Кузьмищев вызвал лифт, который с грохотом стал подниматься на шестой этаж старого многоквартирного дома.

— Он умер ночью. Диагноз у меня сомнений не вызывает, — сказал врач. — Острая сердечная недостаточность плюс алкогольная интоксикация. Такое случается. Одновременно и сердце схватило, и стошнило. Непосредственная причина смерти — задохнулся рвотной массой.

Косенко самому стало дурно. Кузьмищев только пыхнул сигаретой и переспросил:

— Ты на сто процентов уверен?

— На сто, — подтвердил врач.

Червонцев спокойным голосом приказал Кузьмищеву:

— Вызывайте полицию, оформляйте как положено.

Забыв о лифте, Червонцев устремился вниз по лестнице. Утренний кошмар кончился. Игорь Мокеевич Федоровский умер от счастья. Сердце не выдержало. Слишком долго ждал, когда ему вновь разрешат вербовать.

Итак, никаких убийств, никаких чрезвычайных происшествий, никаких проблем. Кроме отправки трупа на родину. Напугавшая его шифровка с предупреждением отошла на задний план.

Червонцев сел в торгпредовскую машину и поехал в посольство.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Башир предложил Кристи пообедать и показал ей свой дом.

Фотография убитой дочери стояла возле его кровати. Девочку уничтожили его политические противника — до него они пока не сумели добраться. Рядом такой же небольшой снимок убитого племянника — сына сестры, погибшего во время боевой операции.

— Вы не чувствуете себя виновным в смерти дочери? — спросила Кристи.

Спросила и сразу же пожалела, что задала бестактный вопрос. К её удивлению, Башир ответил сразу:

— Нет. Я думал об этом много раз. Нет. Я объединил христиан только потому, что применил силу. По-другому нельзя было. Они тут все превратили в зоопарк. Даже когда им нужен был бутерброд, они ехали в магазин на танке. Семьи раскололись, братья убивали друг друга.

— Но ваши люди убили столько народу. Разве это можно оправдать?

— Я не хотел этого. Но что можно требовать от людей, которые, возвращаясь домой, находили трупы своих братьев и отцов? Люди превращались в зверей. Вам этого не понять.

— Но ваши солдаты тоже убивали ни в чем не повинных мирных жителей, — возразила Кристи.

Башир Амин стоял, широко расставив ноги и распрямив грудь. В белой рубашке с расстегнутыми пуговицами он казался трогательно юным. Он старался все объяснить максимально просто.

— Насилие — это болезнь, поразившая Ливан, и вылечить от неё очень трудно. Начинать надо с того, чтобы заставить палестинцев и сирийцев уйти из нашей страны. В долине Бекаа власть не должна принадлежать палестинцам.

Долина Бекаа — это пятая часть территории Ливана. Она рассечена рекой Литани. Здесь плодородные земли. Но Кристи знала, что там выращивают самые прибыльные культуры — марихуану и опиум.

Наркотики давали хороший доход всем, кто обосновался в долине Бекаа, — сирийцам, палестинцам, иранским боевикам.

— Мы не бедуины, — говорил Башир, — которые сворачивают свои шатры и переходят на новое место. У нас есть традиции, которые мы храним. Мы гордый народ с давней историей. Но мы не хотим, чтобы в нашей стране хозяйничали чужие.

После интервью он осторожно пожал Кристине руку и со значением сказал:

— Приходите еще. Мне есть что рассказать о Ливане.

Выражение его глаз не оставляло сомнений в том, что он действительно желает её видеть.

Салим хотел, чтобы Рольник захватил советского офицера, который обучал сирийские войска, находившиеся в Бейруте. Офицера следовало выкрасть и доставить в безопасное место. Зачем это нужно было Салиму, Рольник догадался сразу. Салим надеялся выдать это нападение за враждебную акцию христиан-маронитов, чтобы заставить Москву помочь палестинцам в борьбе против Башира Амина.

По данным Салима, советский офицер находился в четырехэтажном здании — штаб-квартире сирийских войск. Задача состояла в том, чтобы проникнуть в здание, захватить офицера, убить как можно больше сирийцев и, уходя, взорвать здание.

Потом Салим отвел в сторону Рольника, который сомневался, удастся ли им вытащить оттуда советского офицера живым.

— Мы проберемся туда и возьмем его, — уверенно сказал он Салиму. — Но выбраться будет нелегко.

Салим чуть заметно пожал плечами, и Рольник его понял. По плану они должны были спуститься по веревке с крыши соседнего здания, проникнуть на третий этаж, где будет совещание, схватить офицера и, пользуясь всеобщим замешательством, выскользнуть на улицу.

— Я понял тебя, — сказал Рольник. — Но у меня один вопрос. Зачем ты посылаешь Гюнтера? Он же хочет выйти из игры.

— Дитер, — мягко ответил ему Салим, — ты же сам знаешь, что из наших игр выходят только ногами вперед.

Рольник с уважением относился к Салиму — это был хороший боец, жесткий, бесстрашный, но он привык подчиняться приказам. Рольник чувствовал себя свободнее, и поэтому ему почти всегда удавалось выйти сухим из воды.