Страница 9 из 71
Всем полкам выданы были съестные припасы месяца на два: офицерам тоже приказано было запастись тем-же, по крайней мере на такой-же срок. Фельдмаршал желал взять с собою еще больший запас, тем более, что в продолжении зимы сделаны были очень значительные заготовления; но желание это не могло исполниться, по недостатку в подводах. Это Обстоятельство не остановило предположения фельдмаршала – прервать мирные сношения с Крымом и немедленно открыть военные действия. Однако, для избежания голода, генерал-майору князю Трубецкому полено было поспешить к армии с обозами тотчас как только представится возможность иметь достаточно для этого рабочего скота. Кроме того, некоторые полки, стоявшие на зимних квартирах в значительном расстоянии от границы и сборного пункта, получили приказание присоединиться к главной армии. Обозу надлежало следовать к сборному месту под прикрытием этих полков. Но князь Трубецкой, слабодушный и нерешительный, так медлил исполнением возложенного на него поручения, что Миних возвратился в Украину еще до выступления его в поход, – и возвратился потому, что съестные припасы совершенно истощились и войско, как увидим, гибло от голода. Другая более важная причина, почему Миних без достаточного количества съестных припасов, отправился в поход, заключалась в том, что он никогда еще не воевал Крым и знал его только по рассказам казаков, приезжавших сюда по делам торговым. Основываясь на этих рассказах, фельдмаршал полагал найти в плодородном Крыму все необходимое для армии, и не счел нужным запастись съестными припасами на более продолжительное время.
Приготовившись окончательно к нападению на Крым, армия разделилась на пять частей. Одною частью командовал генерал Шпигель; этот отряд состоял из трех полков драгун и одной колонны легких войск, и образовал авангард. Другою частью командовал принц Гессен-Гомбурский, третьей – генерал-лейтенант Измайлов, четвертой – генерал-лейтенант Леонтьев, а пятой частью и волонтерами – генерал-майор Тараканов. Фельдмаршал почти всегда находился при авангарде, от которого все остальные войска держались в довольно значительном расстоянии. Генерал-майор Тараканов подвигался еще медленнее: он прибыл к сборному месту лишь тогда, когда вся армия уже выступила в поход.
Войско следовало по течению Днепра. Вскоре оно достигло до Каменного затона, за порогами, что неподалеку от Сечи, главного местоприбывания запорожцев. На этом месте первые четыре колонны соединились 10-го мая. Затем армия совершила еще пять переходов, не встретив на пути и следов неприятельских. Наконец 17-го мая, когда войска сделали привал у речки Дружки, неприятельская партия в 100 человек, показалась на расстоянии полумили от авангарда. Казаки тотчас сели на коней и обратили ее в бегство. На другой день гораздо значительнейшая неприятельская толпа стала приближаться к правому крылу, но вскоре обратилась назад, не вступив в дело и с казаками.
19-го мая фельдмаршал двинул на неприятеля пять отрядов по 400 человек драгун и 150 казаков в каждом. Так как местоположение было ровное, то отрядам отдан был приказ следовать в таком друг от друга расстоянии, чтобы они в случае нужду могли защищать себя взаимно. Начальство над всеми этими отрядами поручено было генерал-майору Шпигелю. Еще войско не успело сделать и двух французским миль, как встретило Ногайцев (в числе 200), которые, увидев наши войска, – обратились в бегство. Казаки немедленно стали их преследовать, настигли и несколько человек убили, а двух взяли в плен.
Вслед за тем, войско, в прежнем порядке, двинулось вперед, но не пройдя и двух миль, Шпигель должен был с поспешностию остановиться и поставить драгун в каре: 20000-нос неприятельское войско шло ему на встречу. С ожесточением и криками неприятель бросился на одну сторону каре, засыпал отряд наш множеством стрел. Однако, драгуны, презирая опасность, не упали духом и действовали своими зарядами так удачно и хорошо, что неприятель отступил, не решаясь более приближаться к каре, и держась во СТО шагов от него. Не смотря на блестящую оборону, положение русских было все-таки незавидное: неприятель нападал на них то с одной, то с другой стороны, И в ответ на ружейные выстрелы карабинер, посылал тучи стрел.
Узнав об опасном положении генерала Шпигеля, фельдмаршал с 3000 драгун и 2000 казаков, присоединившись к генералу Леонтьеву, поспешил ему на помощь. За ним последовал и полковник Девич с десятью ротами пехоты гренадер и остальною кавалерией». Видя приближение помощи, Ногайцы поспешно удалились, оставив на поле до 200 человек убитыми. Хотя Шпигель в продолжение шести часов собственными силами удерживал напор неприятельский, однакож потерял убитыми и раненными не более 50-ти человек. В числе последних был сам Шпигель и полковник Вейсбах, оба были ранены стрелами.
Сражение это осталось не без важных последствий для обеих сторон: татары более прежнего стали опасаться русских; русские же, в свою очередь, стали питать к татарам презрение. К этому-то первому впечатлению надобно отнести тот перевес, который русские почти постоянно имели над татарами.
От пленных татар получено сведение, что хан, во главе стотысячного войска находится в двадцати французских милях от русского лагеря и что отраженные татары посланы были начальником своим, Калгой-Султаном, – наблюдать за движениями русской армии, о приближении которой ему стало известно только десять дней назад. Собравши эти сведения фельдмаршал сначала остановился со всеми своими силами на том месте, где Шпигель сражался с неприятелем, на Черной долине, а потом, 21-го мая, устроив войско в одно каре и поместив внутри его обоз, двинулся вперед. Этот боевой порядок, во все продолжение крымской компании, русские соблюдали всякий раз, когда только ожидали нападения со стороны неприятеля.
Некоторые другие татары, взятые казаками в плен, тоже подтвердили известие о том, что неприятельская армия простирается по крайней мере до 100000 человек. Равным образом от них узнали, что всем крымцам без изъятия велено было приготовиться к обороне в случае вторжения русских.
Наконец войско достигло до татарских колодцев, где и расположилось лагерем. В этой местности, на протяжении четырех миль в окружности, нигде нельзя найти источника; но в земле, не глубже одного вута, находят хорошую воду. Войско стояло здесь несколько дней. 24-го мая казаки схватили двух гонцов, следовавших из Константинополя с письмами от великого везиря к хану, из которого узнали, что этот последний лишен всякой надежды на помощь со стороны
Порты. Кроме того, в письме великий везирь сильно упрекал татар, в том, что они были главною причиной разрыва Турции с Россией. 26-го мая войско совершило еще один переход на шесть французских миль, и остановилось на берегу речки Каланчака. Во время перехода, татары с обычными криками и стремительностью нападали на каре и окружали его со всех сторон; но русские, действуя решительно и неустрашимо, вскоре заставили их искать спасения в бегстве.
После этого войско двинулось на Перекоп и 28-го мая остановилось в расстоянии пушечного выстрела от него, построило батареи и приступило к осаде крепости.
Приступив к осаде Перекопа, Миних отправил письмо к хану, в котором объяснил, что послан своею императрицею наказать татар за их частые набеги на Украйну, и что имеет повеление опустошить весь Крым, если эта страна не согласится добровольно принять русского гарнизона в Перекоп и признать над собою покровительство Русской державы. Письмо оканчивалось тем, что в силу этих только условий, могут быть начаты переговоры о мире; но что, вместе с тем, Перекоп должен сдаться русской армии на капитуляцию.
В ответ на это письмо, хан 30-го мая послал к графу Миниху татарского мурзу сказать, что его весьма удивляет, почему русские пришли опустошать его страну, тогда как ему предварительно вовсе не объявлено было о войне; что крымские татары никогда не беспокоили Россию своими набегами; что эти набеги, по всей вероятности, сделаны были одними-Ногаями; что он, хан, никаким образом не в состоянии удержать этих последних от хищничества, несмотря на долгое подчинение их его верховной власти и что, наконец, Россия, по своему усмотрению, должна ограничиться наказанием одних этих бродяг, к чему последняя действительно уже приступила в прошедшем (1735) году. Ко всему этому хан присовокупил еще то, что, находясь в тесной зависимости от константинопольского двора, без ведома и воли последнего, не можем уступить Перекоп, потому-что в нем находится турецкий гарнизон, который, вопреки его желанию, не согласится на подобную уступку. Но с тем вместе хан, однакожь, обещал в непродолжительном времени вступить в Россию в мирные переговоры, прося между-тем прекратить на время наступательные военные действия, и заключил свое письмо тем, что, в случае отказа в этом последнем его желании, он тоже не останется в бездействии и будет упорно защищаться всею землею до последней капли крови.