Обычная история

Над моим правым плечом внезапно навис парень, лица которого я не могла рассмотреть, так как он сразу схватил меня за плечо, не давая увернуться от его потных лап и мерзкого перегара:

- Ты, блин, чо, их переводчица? - И, не ожидая моего ответа, продолжил:- Ну вот и переводи.

- Ты, чо, америкос? - спросил он, обращаясь к Сайренсу.

Сайренс без перевода понял смысл вопроса и, прищурившись, спокойно ответил:

- Ye, I'm from America, USA. So, what d'you want?

- Чо он вякнул? - поинтересовался парень.

- Он сказал, что он из Америки, из США. А что Вы хотите? - сдержано перевела я.

- Ну, это, бля... Хочу поговорить. Чо они на нас, бля, все время гавкают?

- В каком смысле? - тянула я время, чтобы Петюнчик что-то предпринял.

- Ну, это, бля, в каком смысле? - пьяно переспросил парень. - Ну, ракеты там на нас пускают... Бля, - добавил он для придания смысла.

Я краем глаза заметила, что Сайренс взял со стола полную стеклянную бутылку минеральной воды и поставил ее рядом с правой ножкой своего стула.

- Babe, what is he talking about? - напряженно поинтересовался Сайренс.

- Wants to chat about a policy of your country.

- What? ...OK, OK. It's good. Just take your time. Speak to him about anything you like. Don't stop.

Я посмотрела на Петюнчика, который попытался встать, на что парень отреагировал удивительно быстро:

- Эй, ты там, твою мать, сиди тихо. Я не к тебе обращаюсь. Хочу с америкосом побалакать. Резко толкнув Петюнчика на стул, к которому, последний, видимо, сразу прилип, парень снова схватил меня за плечо, наверняка, оставив там след от своей грабли, и раздраженно переспросил:

- Чо он там вякнул? И что ты брякнула про полицию? - подозрительно переспросил он, различив в моем переводе слово "policy".

- Да нет, это слово означает "политика". Я сказала, что Вы хотите поговорить с ним о политике наших стран.

- Почему наших, не согласился он. Я хочу поговорить о его президенте, - возразил он, забыв выматериться.

- Yes, our president is Bush,- деланно-доброжелательно закивал головой Сайренс, положив правую руку на горлышко бутылки у ножки стула.

Я поняла, что это может плохо кончиться, тем более что справа гоготали разгоряченные дружки парня, и попробовала встать. Парень надавил двумя руками мне на плечи и сказал:

- Сядь, сука. Будешь переводить.

Я ответила, что с радостью бы, да у меня сейчас лопнет мочевой пузырь, что будет крайне неудобно перед сидящими мужиками. И попросила:

- Да пусти ты меня в туалет, сил нет; вот воды напилась, писать хочу.

- Парень, подумав, сказал:

- Х…р с тобой, сами договоримся.

Затем он плюхнулся на мое место, что несколько успокоило и меня, и остальных. Я ровным шагом, не убыстряя движения, прошла по ковровой дорожке неприветливого ресторана и, только скрывшись за выходной дверью зала, рванула что есть сил к регистратору гостиницы, рядом с которой стоял единственный доступный сейчас телефон. Схватив трубку и уточнив, что милиция набирается через восьмерку, я бысто набрала спасительный номер:

- Милиция? Я переводчик американского специалиста, с которым мы сейчас находимся в ресторане при гостинице. К нам пристает пьяный парень, может начаться драка. Пожалуйста, приезжайте быстрее.

Дежурный милиционер уточнил город, гостиницу и ресторан, как будто в этой дыре на единственной асфальтированной улице могла быть еще одна гостиница, потом сообщил, что звонок принят, и я отключилась. Когда я возвращалась в зал мимо столика, за которым сидели дружки парня, интересующегося международной политикой, кто-то из-за стола меня предупредил:

- Уезжайте поскорее. Вы заложили зятя начальника милиции города. Если через пятнадцать минут, когда его выпустят, вы еще будете в ресторане, я вам всем не завидую.

Другой голос добавил:

- И вообще, уезжали бы вы отсюда, а то до утра вашу машину разберут на детали...

Вернувшись к своим, я сказала:

- Быстро уходим. Все объясню в номере.

Водитель возразил было, что голоден и хочет жрать, на что я его спросила:

- А машину, разобранную на запчасти, увидеть хочешь?

Это подействовало.

Сайренс, без слов и дурацких вопросов, прихвативший бутылку воды, сразу встал и первым направился из ресторана. Я, бросив на ходу: "Петя, захвати хлеб", - быстро последовала за американцем.

В номере Сайренса, где мы все собрались на экстренную чрезвычайную "летучку", подробно объяснила все на двух языках и предложила выехать сейчас же, не дожидаясь утра. Со мной моментально все согласились и договорились встретиться у входа через десять минут, которые понадобятся на сборы. Водитель вышел сразу, попросив Петю собрать его вещи, пока он сторожит машину.

И все же минут, потраченных на совещание, видимо, хватило, чтобы изрядно повредить нашу машину, наш и без того раздолбанный "козлик-джип".

Через десять минут мы уже выезжали из негостеприимного городка. Еще через пятнадцать минут мы остановились на обочине, чтобы перекусить. Вытащили консервы, хлеб и воду, прихваченные из ресторана, и устроили маленький "пикник на обочине", точнее, на заднем сидении "джипа".

Вокруг была ночь, темная, непроглядная и уже холодная осенняя ночь с заморозками.

- Вы во сколько выехали? - уточнила Света.

- Уже было около одиннадцати вечера, плюс мы еще посидели с полчаса. Я думаю, время было около полуночи. Часа три, и при попутном ветре домчались бы мы на своем "вездеходе" до теплой домашней кровати. Но, увы... Как только мы поехали, под днищем машины что-то брякнуло, звякнуло и раздался скрежет металла по асфальту. Став на дороге в интересную позу, водитель, освещая пространство под машиной, произнес:

- П…дец, приехали... Карданный вал полетел...

Я перевела вторую часть фразы на английский и поинтересовалась, серьезная ли это поломка.

Сайренс ответил почти в том же духе, что и водитель, что, естественно, означало очень серьезную степень поломки.

Пока наш многонесчастный водитель с благомудрым Петюнчиком решали, что делать, особенно в степи на пустынной дороге на краю империи, где помочь могли разве что огромные, яркие осенние звезды, Сайренс, погуляв вокруг машины, подошел ко мне и сказал:

- Babe, you are the only man here. Thank you for help. I really appreciate it, - он дружески обнял меня и похлопал по спине.

Ответить ему что-то вроде "всегда пожалуйста", - я не рискнула. А вдруг еще что-нибудь с нами случится?

Побродив вокруг, он со смешком поинтересовался, куда запропастилась та черная "Волга", которая то и дело попадалась нам на глаза в дальних полях и при въезде в тракторные бригады. И добавил, что сейчас она бы очень нам пригодилась... Хмыкнув ему в ответ, так как все эти глупости раздражали и меня, я все же спросила, что нам теперь делать. Почти не задумываясь, он ответил, что у нашей старой колымаги наверняка все четыре колеса ведущие, судя по тому, как мы выбрались с края пропасти, а потому следует переключиться на передний привод и тихо пилить со скоростью 15 - 20км в час, что хоть и медленно, но все же приближает нас к дому, а его к нормальной гостинице. Я перевела; идея понравилась, и водитель, закрепив вал толстой проволокой к днищу, чтобы он не волочился по асфальту, тихим сапом двинулся вперед.

В машине было холодно, потому мы поверх своей одежды набросили накидки с сидений, а меня еще Сайренс прижал к себе для сугрева всем своим огромным, шестидесятого размера, двухметровым телом, и мы, задремав, потащились к дому...

Вот, собственно, и вся история, - закончила Таня, моргая закрывающимися от усталости глазами. - Все, пошли спать, а то уже утро скоро.

И подруги, передвинув развалившихся по всей кровати детей в серединку, легли с двух сторон, укрывшись большим двуспальным одеялом.

Зиму сменила весна, которая, как обычно, принесла Таниной маме одни неприятности. Обычно с начала весны у Таниной мамы начинались тяжелые приступы, которые столичные врачи долгое время ошибочно принимали за сердечные. Дело оказалось много серьезнее. После удаления почки камни нашли себе другое пристанище - в желчном пузыре. И так как мама, к сожалению, не поверила провинциальным врачам, которые еще несколько лет назад предупреждали ее, что виной приступов являются камни в желчном, и потому отказалась от операции в глухом районном центре, куда ездила с инспекцией, то попасть на стол хирурга ей пришлось именно этой весной. Операция была тяжелой, с осложнениями, потому маму долго из больницы не выпускали. Таня моталась к маме в больницу после работы, зачастую оставаясь дежурить рядом с ней на ночь. Так как мамино состояние не улучшалось, а потом еще и осложнилось разошедшимися внутренними швами, то мама долго находилась в реанимации. Танин папа, дежуривший у мамы днем, так как специально для этого взял на работе отпуск, в очередь с Таней и маминой сестрой, не выдержал напряжения и сам слег "с сердцем" в другую больницу, расположенную в противоположном конце города. В будние дни Таня после работы забегала домой, принимала душ и переодевалась, а потом шла на всю ночь к маме в больницу. Утром, поев жидкую безвкусную больничную кашку, бежала на работу. В выходные Таня начинала "забег" с папиной больницы, потом "навещала" дочку у Светы, которая любезно предложила свою помощь на весь сложный для Тани период, а вечером шла на дежурство к маме. Порой Тане начинало казаться, что она сходит с ума, что она просто свалится однажды и умрет. Но, как известно, "каждому выпадают испытания по силе его"...