Страница 7 из 12
Мы с Беллой понаблюдали за дельфинами и пеликанами, а потом собрались домой. Я испытывал такое удовлетворение на пляже, такую отстраненность от проблем, что автоматически направился к нашему сгоревшему дому. Но тут же опомнился, и мы пошли к дому Фрэнни. Сумка на моем плече стала тяжелее.
По дороге с пляжа возвращаться в реальную жизнь, мне казалось, гораздо тяжелее.
Глава 6 Робин
Доктор Макинтайр помог мне подняться со смотровой кушетки.
— Посидите в приемной, пока я поговорю с вашим отцом, — сказал он.
Я посещала его много лет подряд, и всякий раз он заканчивал осмотр разговором с моим отцом, но на этот раз я почувствовала что-то особенное. Папа открыл передо мной дверь, и, проходя мимо него, я подняла глаза и увидела лицо столетнего старика. Он еще не успел закрыть дверь, когда я услышала слова доктора Макинтайра: «Я нахожу ее состояние значительно худшим, чем оно было у вашей жены в ее возрасте».
Я прошла по коридору в приемную, с трудом передвигая ноги, словно на них налипли пуды грязи. Ответ отца я не слышала, да я и не могла его расслышать. Я была в шоке. Ведь я это знала. Разве в глубине души я не боялась, что судьба моей матери, умершей в двадцать пять лет, станет и моей судьбой? Я знала, что мне хуже, чем полгода назад. Я никогда не могла бегать так быстро, как мои друзья, или ездить на велосипеде. Но теперь от малейшего усилия я чувствовала одышку и головокружение. Вчера, когда мы с друзьями танцевали у меня в комнате, мне пришлось сесть через две минуты. Сидя на кровати, я смотрела, как они танцевали и смеялись, чувствуя, что они отдаляются от меня.
В приемной я опустилась в кресло и стала ждать. Даже если бы я не слышала слов доктора, я бы догадалась, что все плохо. Когда отец вошел в приемную, глаза у него были красные. Он жестом предложил мне последовать за ним и, когда мы выходили, крепко стиснул мою руку. Ни один из нас не произнес ни слова, пока мы не подошли к машине. Я думаю, мы просто не могли говорить.
— Я так тебя люблю, Робин, — сказал он, открывая дверцу. — И хочу для тебя всего самого лучшего.
— Я слышала, что сказал доктор, — призналась я. — Что с сердцем у меня хуже, чем было у мамы. Значит ли это, что я не проживу столько, сколько она?
Мне только что исполнилось пятнадцать. Стало быть, мне оставалось самое большее еще десять лет.
— Ты проживешь дольше, — быстро сказал отец. — Возможно, нормальный срок, потому что врачи разбираются в твоем состоянии лучше, чем десять лет назад, и многие теперь подписывают донорские карточки, так что, когда тебе понадобится сердце, ты его получишь.
Я была неглупа, знала, что все не так просто. Я села, отец захлопнул дверцу и обошел машину, чтобы сесть на водительское место.
— Я хочу, чтобы тебя совсем освободили от занятий спортом, — сказал он, включая зажигание.
Я уже и так часто сидела на этих занятиях в стороне, но мне была ненавистна мысль стать от моих друзей еще дальше.
— Я вроде бы там и так не слишком сильно напрягаюсь.
— И я буду отвозить тебя в школу.
— Но, папа, тебе же надо быть в университете раньше!
— Ничего страшного, изменю свое расписание.
— Какая разница, повезешь ты меня на машине или я поеду на автобусе?
Я чувствовала, что он отнимает у меня остатки свободы. Он всегда чересчур заботился обо мне. Теперь будет еще хуже.
— Тебе приходится идти до остановки пешком, и в автобусе слишком много… толкотни.
— Нет там никакой толкотни! О чем ты говоришь?
— Прошу тебя, сделай это для меня, ладно? Я хочу, чтобы твоя жизнь была легче и спокойнее, насколько это возможно.
Чего он на самом деле хотел, так это быть со мной каждую минуту, защищать и опекать. Душить меня. Скоро он прикует меня к себе цепями.
В ту ночь я впервые познала настоящий страх. Лежа в постели, я ощущала, как колотится о ребра мое сердце, слышала, как приливает к голове кровь, и боялась заснуть. Моя мать умерла во сне, у нее внезапно остановилось сердце. Поэтому я часами лежала без сна, прислушиваясь к каждому биению своего сердца, как будто, следя за ним, я могла продлить его работу.
На следующее утро отец отвез меня в школу. Я присоединилась к своим друзьям, приехавшим на автобусе. Они говорили о мальчике, который нравился моей подруге Шерри, и о вечеринке, куда они все собирались и где, может быть, будут пиво и травка. Я не могла включиться в их разговор, и они не замедлили шаг, как обычно делали это из-за меня. Шерри и я отделились от остальных по дороге в свой класс, но нам, казалось, нечего было сказать друг другу. У меня слипались глаза после бессонной ночи. Пока мои подруги мечтали о мальчиках, вечеринках и выпивке, я изо всех сил старалась остаться в живых.
В нашем классе естественных наук появился новичок. Мы сидели за партами по двое, и, так как мальчика, обычно сидевшего со мной, сегодня не было, мисс Меррил посадила Тревиса Брауна со мной. Он скорее походил на шестиклассника, чем на восьмиклассника. Коротышка и худющий. Когда я передавала ему листки с заданием, которые мисс Меррил поручила мне раздать, он отвел взгляд. У него были густые волосы, нависавшие надо лбом, и длинные ресницы. Он походил на девочку и выглядел очень печальным. В нашей школе такие ребята становились жертвами хулиганистых задир и придурков.
— Робин, — обратилась ко мне мисс Меррил, — после урока поделись с Тревисом заданиями за последние три недели, чтобы он мог нас догнать.
— Хорошо, — сказала я, не могла же я сказать «не хочу». Шерри, сидевшая на несколько парт впереди, повернувшись ко мне, усмехнулась с таким видом, словно обрадовалась, что ей посчастливилось избежать этого поручения.
Мне меньше всего хотелось оставаться после уроков с этим странным парнем, и я сказала ему, что пошлю задания по электронной почте. Когда я уже выходила из класса, меня подозвала мисс Меррил.
— Я не без причины выбрала тебя, чтобы помочь Тревису. У него недавно умер отец. Я подумала, ты сумеешь понять его переживания.
— Моя мама умерла давно, — сказала я. — Это не совсем одно и то же.
— Разве? — Она приподняла брови.
— Не совсем, — повторила я.
Когда я пошла на другой урок, у меня в кармане были адрес и телефон Тревиса. Я поняла, что мисс Меррил права. Мы оба наполовину сироты. Это с тобой навсегда.
Вечером я отправила ему задания, но, когда он не понял что-то в моем тексте, я вдруг решила позвонить ему.
— Мисс Меррил говорила, что у тебя умер отец, — сказала я, объяснив ему задание. — Моя мама умерла, когда мне было четыре года. Я думаю, поэтому мисс Меррил и выбрала меня, чтобы помочь тебе.
— Это не одно и то же, — возразил он.
— Вот и я ей сказала.
— У тебя было время, чтобы привыкнуть к этому.
— И все же это ужасно. Я ее не очень хорошо помню, но я по ней скучаю. Мне не хватает матери.
Он помолчал.
— У меня был замечательный отец.
— У тебя есть братья или сестры?
— Нет. А у тебя?
— Нет. — Я вдруг остро ощутила одиночество. Мое и его. — Это тяжело.
— Да. А нам еще пришлось переехать. Мы не могли дольше оставаться в нашем доме в Хэмпстеде. А у матери здесь есть друзья в церкви. Но я все здесь ненавижу. Мы снимаем здесь развалюху. И твою дурацкую школу тоже ненавижу. Все, что здесь есть хорошего, это пляжи.
Похоже было, что я отвернула в нем какой-то кран, и слова так и полились из него.
— Где ты живешь? — спросила я.
— В Каролина-Бич.
Я никогда не общалась с теми, кто жил в Каролина-Бич. Мой отец всегда смотрел на них свысока, и я бессознательно тоже усвоила такое отношение.
— А ты? — спросил он. — Где ты живешь?
— У нас квартира в Уилмингтоне, недалеко от университета, где работает мой отец.
Мы поговорили о наших районах, и я поняла, что жизнь у нас с ним очень разная. Моя была упорядоченной, буржуазной, а его — какой-то случайно сложившейся беспорядочной смесью.
— Во всяком случае, у тебя здесь есть друзья, — сказал он. — А мне приходится начинать все сначала.