Настоящий (ЛП)

В конце концов, я должно быть уснула. К тому времени, как будильник на его телефоне начинает звонить в 5 утра, ни один из нас не слышит его, а в 10 утра Райли будит нас, хлопая в ладоши и смеясь, что пора вытаскивать наши ленивые задницы из постели, потому что Рему стоило бы сегодня позаниматься в зале.

Райли кажется довольным от того, что я «спала» с Реми. Должно быть, он очень уж хотел, чтобы Реми разобрался с «этим», что бы это ни было, и не важно — с проститутками или со мной.

Парень не увидел, как мы оба резко сели, стоило ему выйти из комнаты. Ремингтон совершенно не выглядел пьяным, стоило ему заметить меня на кровати. Думаю, мои волосы растрепаны и я должно быть выгляжу такой же помятой, как себя чувствую, но я не могу ничего с собой поделать — я замечаю, что его красивое тело все еще полностью обнажено и это самое чудесное, что я видела под дневным светом.

Мы смотрим друг на друга в течение нескольких ударов сердца.

За эти несколько ударов в памяти всплывают его вчерашние поцелуи, эхом отдаваясь на губах.

Солнечный свет наполняет комнату, кровать в беспорядке, мы оба в ней, дико осматриваем друг друга.

Яростное желание запрыгнуть на его эрекцию проносится сквозь меня, и я замечаю настороженность в его глазах, пока он смотрит на меня, сверху вниз, а я дрожу от страсти, укрытая старой футболкой из Диснейлэнда — подарок, привезенный Мэлани из ежегодной «оставайся-молодой!» поездки.

Его глаза выглядят такими темными этим утром, клянусь — не видно даже капельки синевы в этом дьявольском взгляде.

Прежде чем Реми сможет спросить, что я делаю в его постели, я вскакиваю на ноги и поспешно иду переодеться, безумно опасаясь его глаз, следящих за моими передвижениями по комнате.

Но за мной он не идет.

— Все в порядке, такое бывает, — Пит пожимает плечами в спортзале, когда Реми не появляется даже спустя два часа. — Брук, тебе лучше пойти заняться чем-нибудь. Бессмысленно торчать здесь, вместо того, чтобы наслаждаться солнцем.

На самом деле, после пьянки, слово «солнце» уже не кажется мне таким уж приветливым, но я киваю и устраиваю небольшую прогулку по Майами, стараясь почувствовать удивительную энергетическую смесь культур выходцев из Латинской Америки с другими, но мне не хватает на это сил.

У меня никогда было похмелья.

Мне определенно не хочется переживать это вновь.

Меня сушит, независимо того, сколько воды я пью, а еще меня тошнит, голова как тумане, слабость и плохое самочувствие, и я с трудом могу разлепить глаза, чтобы смотреть, куда иду.

Но я все равно делаю над собой усилие и решаю позвонить родителям с мобильного, направляясь к магазинам в центре Майами.

— Где ты сейчас? — требовательно спрашивает мама. — Твой отец хочет знать, пойдешь ли ты в этот известный ресторан, как там он называется, куда ходят все кинозвезды.

— Мама, я работаю, — отвечаю я. — Это не отпуск. А если бы ты сказала точное называние «этого как там его ресторана», то я может, поняла бы, о чем речь.

— О, да ладно, не важно! Кстати, мы получили новую открытку от Норы! Она в Австралии, передает привет. Ты бы видела пляж на этой картинке, боже мой! Это просто рай. Интересно, она видела там настоящих аллигаторов? Или там живут крокодилы? Крокодилы или аллигаторы?

— Крокодилы, мам. И мне кажется, здесь во Флориде они тоже есть. Эй, мне не хочется разряжать телефон, давай я позвоню тебе на следующих выходных, ладно? Я просто хотела проверить, как там у тебя дела. — Я вешаю трубку, потому что звонить родителям сегодня было не лучшей идеей. Они классные и я люблю их, но они мои родители.

Они любопытные, упрямые и конечно они действуют мне на нервы.

Мне особенно обижает тот факт, что их мечты о моей всемирной славе развалились вместе с моим коленом, и знаю, что они не верят, что я смогу вновь жить «полной» жизнью.

Иметь с ними дело было бы проще, если бы Нора не ограничивалась отправкой открыток раз в месяц.

Направляясь обратно в отель, я заметила Диану, и мы устроили небольшой обед.

— Пит сказал, что нашему парню сегодня нездоровится, — тон ее голоса одновременно вопросительный и грустный.

Я ковыряюсь в салате и продолжаю пить свежевыжатый сок, в основном из-за пульсирующих целый день висков. Я уверена, что моя печень не привыкла к подобному обращению. Я всегда бережно относилась к своему телу. Сегодня оно злится на меня за переизбыток алкоголя, плохой выбор еды и неудовлетворенное желание.

— Такое часто случается? — спрашиваю я, переводя глаза с салата на нее.

Она кивает.

— Ясно, — отвечаю я слабо, опуская вилку. — Это потому что он плохо переносит алкоголь или у него проблемы с контролем гнева?

— Я бы сказала, что дело в контроле гнева, но не уверена. — Диана берет стакан с холодным чаем, откидывается на спинку стула и пожимает плечами. — Я знаю об этом меньше других. Но я уверена, что с Реми, словно с ребенком, бывает тяжело справиться. — Она многозначительно кивает, попивая чай через соломинку. — Тяжело справится. Именно поэтому я надеюсь, очень хочу, чтобы ты пересмотрела свое отношение, перед тем как… что ж, если только, ты уже не…?

— Ничего не было, Диана, — я потираю лоб, и прошу принести чек.

Мы расплачиваемся, и она приглашает меня к себе в номер посмотреть рецепты, но вместо этого я иду в люкс, на дверь которого Пит или Райли повесили табличку «Не беспокоить». Я вставляю ключ и тихонько захожу внутрь, чтобы начать прибирать худших бардак в мире.

Несколько часов уходит, чтобы придать комнате видимость порядка, и, собрав все стекло в кучу перед дверью, я звоню в службу уборки номеров, и прошу дюжину пластиковых пакетов, чтобы вынести все это. Когда все готово, я иду в душ.

Я остаюсь спать в люксе, не смотря на то, что Диана предлагает мне переехать к ней в номер. Я просто… не могу никуда уйти. Я хочу спать с Реми, и теперь, когда мы одни в номере, я просто не могу сбежать и бросить его одного здесь.

Особенно раз он плохо себя чувствует.

Но ночью люкс кажется таким тихим, сердце никак не успокаивается, пока я лежу без сна в своей постели, думая о нем, обо всем, что случилось. Мне хочется спросить у Пита или Райли о том, что происходит, а с другой стороны, мне бы хотелось, чтобы Ремингтон рассказал мне сам.

Не знаю, сколько времени проходит, но дверь спальни открывается, пока я все так же пялюсь на стену. У меня похмелье, но я сажусь и вижу его силуэт. Он должно быть искупался. Пижамные штаны низко сидят на его узких бедрах. Его загорелое тело блестит, а волосы мокрые и колючие, зачесаны назад, открывая его красивый лоб.

Мое сердце вздрагивает, кажется, успокоительное уже перестало действовать, потому что стоит он прямо, держась рукой за проем двери, может для равновесия. Я привстаю на руках.

— Ты в порядке? — спрашиваю я обеспокоенно.

Его голос звучит грубо и резко.

— Я хочу спать с тобой. Просто спать.

У меня в животе все переворачивается.

Он ждет, что я отвечу, но я не могу. Мне хочется разрыдаться, не знаю почему, списываю это на похмелье и то, как опасно близка я, чтобы влюбиться в человека, которого совсем не знаю.

Он подходит, поднимает меня на руки и несет по коридору обратно в свою спальню, к широкой кровати.

Он опускает меня, ложится рядом под одеяло, прижимает меня так, чтобы мое лицо оказалось у него на груди, и носом утыкается мне в макушку. Я даже представить не могу, какое количество гормонов счастья вырабатывает мое тело, но это… он… быть в этой постели с ним… заставляет меня чувствовать себя очень хорошо. Спокойно. Счастливо.

Мне позарез нужно, чтобы он сказал, что не так. Что случилось? Он не может себя контролировать? Почему они так реагируют? У него проблемы с насилием и неразрешенные проблемы с контролем гнева? Кто так навредил ему? Я думаю, почему его вышибли из бокса, о том, как его разозлил Скорпион тогда в баре, как близок он был к тому, чтобы снова загубить свою карьеру. Но не думаю, что он хочет сейчас говорить об этом. Он кажется таким расслабленным и спокойным, мне не хочется нарушать эту темноту и тишину.