Индекс страха

В коридоре прозвучал звонок, и Александр от неожиданности подскочил на месте.

— Наверное, «Скорая» приехала, — предположила жена. — Я открою ворота.

Когда она вышла из комнаты, Хоффман сказал:

— Полагаю, эта история непременно просочится в газеты?

— А вы видите в этом проблему?

— Я не люблю, когда туда попадает мое имя.

— Мы постараемся ничего не разглашать. У вас есть враги?

— Насколько мне известно, нет. И уж, конечно, я не знаю, кто мог такое сотворить.

— Какой-нибудь богатый инвестор — может, русский, — который потерял деньги?

— Мы не теряем деньги. — Однако Александр все-таки мысленно перебрал своих клиентов на предмет их участия в случившемся. Но нет, это невозможно. — Как вы считаете, для нас не будет опасно оставаться здесь, пока маньяк разгуливает на свободе?

— Наши люди будут находиться здесь большую часть дня, а вечером и ночью мы можем установить наблюдение за вашим домом — может быть, поставим на дороге машину… Но, должен сказать, что, как правило, люди вашего положения предпочитают предпринимать собственные меры безопасности.

— Вы имеете в виду телохранителей? — Хоффман поморщился. — Я не хочу так жить.

— К сожалению, дом вроде вашего обычно привлекает ненужное внимание. А банкиры в наше время не так чтобы очень популярны, даже в Швейцарии. — Леклер окинул взглядом комнату. — Могу я поинтересоваться, сколько вы заплатили за дом?

В обычной ситуации Хоффман послал бы его к черту, но сейчас у него просто не было сил.

— Шестьдесят миллионов долларов.

— О господи. — Инспектор поджал губы, словно испытал мучительную боль. — Знаете, я больше не могу позволить себе жить в Женеве. Мы с женой перебрались в домик на границе с Францией, где все дешевле. Разумеется, мне каждый день приходится ездить оттуда на работу, но у меня нет выбора.

С улицы донесся звук работающего дизельного двигателя, и в двери показалась голова Габриэль.

— «Скорая» приехала. Пойду, соберу одежду, которую мы возьмем с собой.

Хозяин попытался встать; Леклер подошел помочь ему, но тот отмахнулся. «Швейцарцы, — мрачно подумал он, — делают вид, что рады иностранцам, но на самом деле терпеть нас не могут. И какое мне дело до того, что ему приходится жить во Франции?» Хоффману пришлось несколько раз качнуться из стороны в сторону, чтобы набрать достаточно инерции и встать с дивана; удалось сделать это только с третьей попытки, и он остался стоять, покачиваясь, на обюссонском ковре. В голове пульсировала боль, и его снова затошнило.

— Надеюсь, этот неприятный инцидент не заставил вас плохо думать о нашей стране, — сказал инспектор.

Александру пришло в голову, что он так шутит, но лицо инспектора оставалось совершенно серьезным.

— Ни в коей мере.

Они вместе вышли в коридор. Хоффман старательно делал каждый шаг, точно пьяница, который хочет, чтобы все думали, что он совершенно трезв.

В доме было полно народа из самых разных служб. Прибыли еще жандармы, следом команды двух машин «Скорой помощи», мужчина и женщина ловко управляли каталкой. Глядя на форму окружавших его людей, Александр вновь почувствовала себя голым и уязвимым, почти инвалидом. Но в следующее мгновение он с облегчением увидел Габриэль, спускавшуюся по лестнице с его плащом в руках. Леклер забрал его и накинул на плечи Хоффмана.

У входной двери хозяин заметил огнетушитель в пластиковом мешке. Ему хватило одного взгляда, чтобы в голове вновь вспыхнула острая боль.

— Вы намерены обнародовать словесный портрет злодея? — спросил он.

— Возможно.

— Знаете, мне тут в голову пришла одна мысль: вы должны кое на что взглянуть.

Это было похоже на вспышку в сознании, нечто вроде откровения. Не обращая внимания на протесты докторов, твердивших, что он должен лечь, Александр развернулся и двинулся по коридору в сторону своего кабинета. «Терминал Блумберга» на его столе все еще был выведен на экран, и краем глаза он заметил красное сияние. Почти все цены упали. Судя по всему, дальневосточные рынки истекали кровью. Хоффман включил свет и принялся перебирать книги на полке, пока не нашел «Выражение эмоций у человека и животных». От возбуждения у него дрожали руки, когда он листал страницы.

— Вот, — сказал он, повернувшись, чтобы показать свою находку Леклеру и жене; даже постучал пальцем по странице. — Человек, который на меня напал.

Это была иллюстрация ужаса — старик, глаза широко раскрыты, беззубый рот распахнут. Знаменитый французский доктор Дюшенн, специалист по гальванике, прижимал к его лицевым мышцам электрические клещи, чтобы вызвать нужную эмоцию.

Хоффман почувствовал скептицизм остальных — нет, гораздо хуже, их ужас.

— Прошу меня простить, — озадаченно проговорил Леклер, — вы хотите сказать, что этот человек сегодня ночью находился в вашем доме?

— О, Алекс, — выдохнула Габриэль.

— Ну конечно же, я не говорю, что это именно он — тот человек умер больше века назад; я хочу сказать, что преступник на него похож.

Инспектор и Габриэль не сводили с него напряженных взглядов. «Они решили, что я спятил», — подумал Хоффман и сделал глубокий вдох.

— Ладно. Книга Дарвина, — начал он старательно объяснять Леклеру, — появилась в моем доме совершенно неожиданно. Понимаете, я ее не заказывал. И мне неизвестно, кто ее прислал. Возможно, тут простое совпадение. Но вы должны согласиться, что это довольно странно — через несколько часов после того, как я ее получил, мужчина, который выглядит так, будто сошел с ее страниц, забирается к нам в дом и нападает на нас.

Оба его слушателя молчали.

— В любом случае, — заявил в заключение Хоффман, — я хочу сказать, что, если вы собираетесь опубликовать словесный портрет грабителя, начните с данной иллюстрации.

— Спасибо, я буду иметь это в виду, — сказал инспектор.

Все молчали, и Габриэль весело объявила:

— Ладно, а теперь нам пора в больницу.

Леклер проследил за тем, как они вышли из передней двери.

Луна скрылась за тучами, и небо было совершенно темным, хотя до рассвета осталось не больше получаса. Американскому физику с забинтованной головой и в черном плаще, из-под которого выглядывали тощие розовые щиколотки и дорогая пижама, один из санитаров помог забраться в заднюю часть машины «Скорой помощи». После безумного заявления о викторианской фотографии пострадавший помалкивал, и Леклеру показалось, что он смущен. Книгу Хоффман забрал с собой. Жена последовала за ним, держа в руке сумку, полную одежды. Они напоминали пару беженцев. Двери с грохотом захлопнулись, и машина сорвалась с места в сопровождении полицейского автомобиля.

Леклер наблюдал, как они добрались до поворота подъездной дорожки, ведущей к дороге; тормозные огни коротко моргнули алым светом, и машины скрылись из вида.

Инспектор вернулся в дом.

— Большой дом для двоих, — пробормотал один из жандармов, стоявших на пороге.

— Большой для десяти человек, — проворчал в ответ Леклер.

И отправился на экскурсию по дому, чтобы понять, с чем он имеет дело. Пять, шесть… нет, семь спален наверху, каждая с собственной ванной комнатой, причем не вызывало сомнений, что ими не пользовались; громадная спальня хозяев, большая гардеробная с зеркальными дверями и ящиками; плазменный телевизор в ванной комнате; его и ее раковины; космических размеров душевая кабина с дюжиной разных насадок. На противоположной стороне лестничной площадки спортивный зал с велотренажером, гребным тренажером, беговой дорожкой, гирями и еще одним большим телевизором. Игрушек нет. Нигде никаких признаков присутствия детей, даже на фотографиях в рамках, расставленных по всему дому и изображавших Хоффманов во время дорогостоящих отпусков — разумеется, лыжи, яхты, а вот они держатся за руки на веранде, построенной на сваях в какой-то немыслимо голубой коралловой лагуне.

Леклер спустился вниз, пытаясь представить себе, что чувствовал Хоффман полтора часа назад, когда шел вниз по лестнице навстречу неизвестности. Он обогнул пятна крови на полу и открыл дверь в кабинет. Вся стена была отдана книгам. Инспектор взял одну наугад и посмотрел на корешок: «Толкование сновидений» Зигмунд Фрейд. Он открыл ее и обнаружил, что она напечатана в Лейпциге и Вене в 1900 году. Первое издание. Леклер взял другую книгу. «Психология народов и масс», Густав Лебон, Париж, 1895 год. И еще одна: «Человек-машина», Оффре де Ламетри, Лейден, 1747 год. Также первое издание. Леклер не слишком разбирался в редких книгах, но понимал, что эта коллекция стоит миллионы. Теперь ему стало понятно, почему в доме столько датчиков дыма. Книги по большей части были научными: социология, психология, биология, антропология — и нигде ничего про деньги.