Страница 53 из 61
Михайловский замок стоит в северной столице особняком, как Эскуриал в Мадриде. По стилю подобных зданий в городе нет, но от него, однако, веет своеобразной и мрачной прелестью. Первые чертежи Михайловского появились еще в 1784 году, но за 13 лет, вплоть до начала строительства в 1797-м, было уже 13 различных вариантов будущего дворца. Причем большинство из них созданы самим Павлом. Случайное совпадение цифр с чертовой дюжиной никого не смущало, к тому же, если верить легенде, строительству предшествовало доброе знамение.
По воспоминаниям современников Павла записана легенда, которая, кроме прочего, дает еще одно объяснение неожиданному названию замка. Караульному, стоявшему возле старого Елизаветинского Летнего дворца (прежде размещавшегося на месте Михайловского замка), привиделся светлоликий юноша. И повелел передать императору приказ: разобрать деревянное строение «веселой императрицы» и построить на этом месте церковь в честь архистратига Михаила, а над главными воротами сделать надпись из Библии. Однако что за надпись, простой солдат не разобрал. Но оказывается, что и у самого императора было подобное видение, и он понял, что это за текст.
Некоторые скептики уверяют, что слух о галлюцинациях караульного был пущен специально, дабы оправдать дорогостоящую затею. А что касается Елизаветинского дворца, то это место Павел выбрал лично: «Здесь я родился, здесь хотел бы и умереть», – таковы были пророческие слова Павла. А родился Павел Петрович, наследник российского престола, 20 сентября 1754 года в летнем деревянном дворце, построенном архитектором Растрелли для Елизаветы Петровны.
Как бы там ни было, но в полном соответствии с видением на фронтоне главного фасада была сделана надпись: «Дому твоему подобаетъ святыня Господня въ долготу дней». Что она означает, вопрос второстепенный, зато число символов в этом изречении оказалось равным числу прожитых Павлом лет – 47. Незадолго до смерти Павла I блаженная Ксения Петербургская предрекла скорую кончину императору Павлу Петровичу, добавляя при этом, что жить ему на земле столько лет, сколько букв в тексте изречения над главными воротами Михайловского замка. Из уст в уста передавалось в Петербурге это мрачное предсказание, пока не стало повсеместно распространенным поверьем. С суеверным страхом и тайной надеждой ждали наступления 1801 года. Считали и пересчитывали буквы библейского текста…
На самом же деле изречение было предназначено для украшения фасада Исаакиевского собора. Но вместе с облицовочными мраморными плитами и другими строительными материалами каменная надпись была изъята со строительства храма, что, возможно, и стало поводом для суеверных предположений.
Но это лишь часть загадки. Дело в том, что надпись эта исчезла с фронтона в начале ХХ века. «В 1901 году в очерках, изданных к 200-летнему юбилею Петербурга, В. М. Суходрев упоминает об этом тексте как о существующем. То же самое повторяет В. Я. Курбатов в 1913 году. В дальнейшем упоминания о нем как будто исчезают. Исчезает и сама надпись, от которой осталась таинственная петербургская легенда да темные точки на чистом поле фриза над Воскресенскими воротами замка – давние меты крепления мистических знаков», – читаем мы у Синдаловского в книге «История в преданиях и легендах», выпущенной в 2003 году. А летом 2005 года эти мистические знаки проступают вновь… Загадка!
Но вернемся во времена постройки Михайловского замка. В общем, с Божьего благословения или нет, но Летний дворец был разобран, и на его месте началось строительство резиденции Павла I. Замок был отделен от города лугом и рвами.
Император торопил художников и мастеров, он самолично контролировал все работы по сооружению своей резиденции. Главным архитектором дворца был назначен Винченцо Бренна, сумевший соединить все 13 вариантов чертежей замка. Сам император постоянно интересовался трудом зодчих. Это здание проникнуто его настроением.
Работы велись с такой поспешностью, будто надвигалась война. На строительной площадке одновременно трудилось около шести тысяч человек. Мастеровые не знали отдыха ни днем ни ночью. С наступлением темноты вокруг замка разводили костры и зажигали факелы, но работы не прекращались. Вопреки здравому смыслу, логике и строительному опыту рытье рвов под фундаменты начали глубокой осенью, а кладку стен – зимой! Штукатурные и отделочные работы велись почти одновременно. Не оставалось времени на просушку и необходимую выдержку. Строительных материалов катастрофически не хватало. И Павел дает распоряжение использовать мрамор Исаакиевской церкви (кроме вышеупомянутой надписи). Попутно разоряются имения Екатерины в Пелле и интерьеры Таврического дворца, которые использовались для внутренней отделки замка.
В Михайловском не было ни одной случайной детали. Все несло в себе глубокий смысл, зачастую понятный только Павлу. Петербуржцы XVIII века с ужасом взирали на рождающегося монстра. Такого город еще не видел. Все фасады строения были разными. Люди с любопытством ходили вокруг Михайловского, удивляясь странному эффекту, благодаря которому казалось, что замок постоянно меняется. К тому же он был полностью окружен каналами и рвами, наполненными водой. Вход во дворец осуществлялся через единственный мост, который с заходом солнца разводился.
Необычен был и красновато-кирпичный цвет замка. О его происхождении ходила романтическая легенда. По преданию, когда строительство Михайловского замка приближалось к завершению, на одном из дворцовых балов взволнованная танцами будущая фаворитка императора Анна Лопухина вдруг обронила перчатку. Оказавшийся рядом Павел I, демонстрируя рыцарскую любезность, первым из присутствующих мужчин поднял ее и собирался было вернуть владелице, как вдруг обратил внимание на странный, необычный, красно-оранжевый цвет перчатки. На мгновение задумавшись, император тут же отправил ее архитектору Бренне в качестве образца для колера дворца.
Хотя вряд ли перед Павлом всерьез стояла проблема выбора цвета фасадов замка и вряд ли в этом выборе такую решающую роль сыграла Анна Лопухина, но чего только не бывало в российской истории!.. скорее всего, архитектура Михайловского замка, необычная для северной столицы, исключала применение традиционных классицистических тонов петербургских зданий. Так или иначе, загадочный цвет Михайловского замка оказался настолько удачным, что другую окраску этого «памятника тирана» невозможно представить. Но история с покраской фасадов Михайловского замка на этом не закончилась. Легендарная рыцарская любезность императора по отношению к даме вызвала волну верноподданнических чувств у приближенных. И фасады многих петербургских особняков были поспешно перекрашены в мрачноватый цвет царской резиденции.
Михайловский замок в Петербурге. Гравюра XIX в.
Замок еще не был окончательно готов, когда 1 февраля 1801 года к нему двинулась торжественная процессия. Еще не просохли стены, когда император повелел двору переехать в полюбившийся ему дворец. Но лишь сорок дней довелось Павлу прожить в нем.
А 2 февраля был маскарад. Приглашено было три тысячи человек. Гости робко бродили по залам, пораженные необычайностью обстановки. Но трудно было оценить роскошь и великолепие убранства, потому что от холода, сырости и дымных печей все залы были наполнены синим туманом, и, несмотря на множество свечей, люди в них были похожи на привидения.
«Ничто не могло быть вреднее для здоровья, как это жилище, – рассказывает один из современников, – повсюду видны были следы сырости, и в зале, в которой висели большие исторические картины, я видел своими глазами, несмотря на постоянный огонь в двух каминах, полосы льда в дюйм толщиной и шириной в несколько ладоней, тянувшиеся сверху донизу по углам». Темные лестницы и жуткие коридоры, в которых постоянно горели лампы, придавали дворцу таинственный вид. В нем легко было заблудиться. На площадках дул непонятный ледяной ветер. Везде были сквозняки. И неожиданно хлопали двери, наводя ужас на окружающих.