Бег по кругу

— Ты придумал себе жену и жил с ней, а до меня настоящей тебе не было никакого дела. Ты меня не слышал, не видел, не замечал проблем, которые были между нами! — я перевела дух, собираясь силами. Слова, которые давно должна была сказать, крутились на языке, и впервые я не собиралась себя останавливать.

— Тут дело не в измене. Тут все гораздо сложнее, глубже… Леша, ты сам не замечал, как отталкивал меня: своим равнодушием, занятостью на работе, постоянными посиделками с друзьями и моими одинокими вечерами. Ты привык… Мы привыкли — это норма, что так живут все, и жена должна терпеть. Но я не хочу быть как все, пойми. Я хочу быть собой!

Я не хочу провести жизнь, играя роль, которую для меня придумали другие. А потом, в сорок лет, понять, что живу с нелюбимым мужчиной, и бояться уйти, разорвать этот замкнутый круг… Из-за детей, опасения остаться одной или привычки, неважно. Я этого не хочу!

Леша, ты же знаешь, я бы никогда тебе не изменила, но… Просто нас уже давно нет, и у меня хватило мужества это признать, осознать и двигаться дальше.

И дело тут не в другом мужчине, а в нас… Вернее в том, что нас-то, по большому счёту, уже давно нет.

Казалось, Лёша впервые понял, что я хочу донести до него, и наконец, услышал меня. Возможно, такая встряска была необходима ему, нам, чтобы расставить все точки над «и», а вернее, поставить точку.

— Юль, мы же любили друг друга… — произнес негромко после долгого молчания. И то, что он сказал о любви в прошедшем времени, показало — муж, наконец, принял то, что так старательно пытался не замечать последнее время.

— Именно поэтому, в память о нашей любви я не хочу расставаться врагами. Леша, мы взрослые люди и можем развестись цивилизованно, без скандалов и оскорблений. Ведь в прошлом у нас было столько хорошего.

— Так может все еще можно вернуть?

Я отрицательно покачала головой, и он понимающе кивнул в ответ.

— Я рад, что мы вот так поговорили… А за мальчишку не переживай, нос я ему не сломал — попросту не успел. Мордашка останется такой же смазливой.

— Леша…

Я не могла винить мужа за горечь, которой было пропитано каждое слово. Все же ему нужно время, чтобы отпустить наши отношения, ведь я-то сделала это уже давно. Да и какому мужчине будет приятно знать, что твоя жена, пусть и практически бывшая, спит с другим?

Через пару минут подошли двое охранников и помогли перенести Диму в небольшую комнату на втором этаже бара. Он все еще был без сознания, поэтому ребята, уложив его на кушетку и проверив пульс, оставили меня дожидаться, когда он придет в себя.

Кровь перестала идти, и я попросту сидела рядом, все еще сжимая в руках пакет с почти растаявшим льдом.

— Он не любит вас.

Я вздрогнула и, быстро обернувшись, увидела в дверях Ольгу.

— Что?

— Он не любит вас. Вы — наваждение, навязчивая идея, на которой он зациклен. Не более того. Однажды не смог вас получить, и это терзает его самолюбие. Желание обладать вами превратилось в одержимость, он как мальчишка хочет то, чего не может получить.

— Оля, я…

Хотя, что я могла сказать?

Она была права, и я это понимала. Дима не любит меня. Лишь желает отомстить, убедиться, что смог завоевать, что я люблю и принадлежу только ему. Причинить боль в отместку за то, что я когда-то растоптала его чувства. Но ирония заключалась в том, что я люблю его. Как и два года назад, люблю… Хоть и опять мое чувство совершенно неуместно.

— Юлия, прошу вас, не затягивайте его обратно в это болото! Вы не представляете, в каком состоянии он был в прошлый раз…

Оля сделала несколько неуверенных шагов вперед и остановилась, глядя на лежащего на кушетке Диму.

— Когда мы встретились, он пил, очень много пил, дрался, ввязывался в неприятности. Вы не представляете, из каких передряг я его вытаскивала…

А ещё он все время говорил о вас, особенно когда был пьян, будто для него не существовало никого другого. В первые полгода нашего знакомства я только и делала, что слушала рассказы о вас…

Девушка на мгновение закрыла глаза, будто собираясь с силами.

— Прошу вас, отпустите его.

— Но я ничего не делаю, он сам…

— Он не сможет быть счастлив с вами, не простит предательства. Вы причинили ему слишком много боли. Он будет сомневаться и терзаться до конца, пока окончательно не измучает вас обоих.

По моим щекам текли слёзы, я смотрела в глаза Ольги и видела в них боль и мольбу.

— Уезжайте, пожалуйста. Дима забудет вас, это наваждение пройдёт, и он будет счастлив со мной. У нас все было так хорошо до возвращения. Я слишком его люблю, чтобы потерять, поверьте, я сделаю все, чтобы он был счастлив… Отпустите его…

Дима закашлялся, и Оля тут же подбежала к нему, присев рядом, осторожно касаясь ладонью его щеки.

А мне не оставалось ничего, кроме как стоять и смотреть, ведь у меня нет никаких прав быть рядом с Димой, равно как и находиться в этой комнате. Те крупицы счастья, выстраданные и горькие, которые мне достались, были нагло украдены, и теперь пришло время платить по счетам.

Дима приоткрыл глаза и непонимающе уставился в потолок.

— Все хорошо, я рядом, — Оля нежно касалась его щеки, успокаивая, как маленького ребенка.

— Оленька, я опять накосячил?

— Да, — девушка смахнула слезу и грустно улыбнулась, — опять.

Видимо такая ситуация и такого рода разговор были привычны для этой парочки.

— Прости меня, — Дима все еще был пьян и с трудом проговаривал слова, да и рассеченная верхняя губа вовсе не способствовали этому. Он смотрел на Олю, едва фокусируя взгляд, но, несмотря на это, на его лице без труда можно было увидеть нежность, светившуюся во взгляде, — Оленька, ты — мой ангел хранитель.

Теперь уже я не могла остановить слез, поспешно отступая за порог и прикрывая дверь, не желая больше видеть этих двоих, понимая: то, что сейчас происходит между ними, и есть настоящая любовь.

Они давно знают друг друга, живут вместе, их отношения построены на чем-то большем, чем желание отомстить или затащить в постель.

А то, что между нами — это болезнь. Да, вот самое точное определение. Наваждение, одержимость, помешательство, все, что угодно, но не любовь, тем более с Диминой стороны. Сегодняшний вечер во всей красе показал мне, как все обстоит на самом деле.

Моя любовь с самого начала была обреченной, и наконец, у меня появилась достаточно мужества, чтобы, отбросив иллюзии, признаться в этом самой себе и решить, наконец, что делать.

Я больше не хотела играть в жестокие игры со своей совестью и чувствами. Моя душа разрывалась на осколки, но, несмотря на это, я чувствовала какую-то странную опустошенность внутри, будто все эмоции разом умерли, уступив место одному единственному чувству — отчаянью.

Франция- Париж.

Год спустя.

Открыв глаза, я позволяю себе пару минут поваляться в постели, глядя как солнечные зайчики, пробившиеся сквозь штору, рисуют замысловатые узоры на стене.

Переведя взгляд на соседнюю подушку, замираю, не сдержав беззаботной улыбки, в очередной раз осознав, насколько я счастлива.

Дима лежит на спине, раскинув руки в стороны, и безмятежно улыбается во сне, от чего на щеках проступают едва заметные ямочки. Самые любимые ямочки на свете. До сих пор не до конца верю, что это происходит со мной, что можно быть такой счастливой.

Касаюсь темных волос на его затылке, нежно, почти благоговейно, будто проверяя не снится ли мне все это. Он поворачивает голову, и его зеленые глаза тут же распахиваются, сонно глядя на меня.

— Сынок…

Касаюсь губами его щеки, с восторгом отмечая, как детское личико расплывается в ответной, радостной улыбке.

Чувствую себя самой счастливой женщиной на свете, лишь от того, что этот комочек радости, на который я не могу наглядеться уже второй месяц, просто лежит рядом. Меня распирает от восторга и восхищения.