Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 57 из 66



Я обнаруживаю пыльную красную вельветовую коробочку, спрятанную между ее носков. Открываю ее. Внутри лежит серебряный браслет с подвесками, старый и немного потускневший.

- Что это? – никогда не видела, чтобы она его надевала.

- Ты наденешь его на кладбище.

Я разглядываю подвески, которые кажутся вполне обычными. Сердце. Лошадь. Пара драгоценных камней, должно быть, поддельных. Рыба.

- Давным-давно он принадлежал мне, - говорит она. – А теперь он твой.

Я сглатываю. – Ты не собираешься сказать мне, что всегда будешь рядом? Разве не это обычно говорят? Что ты будешь в моем сердце, что-то типа того?

- Ты – часть меня, - отвечает она. – А я – часть тебя. Поэтому, да, я буду с тобой.

- Но не по-настоящему, мы не сможем поговорить, да?

Она накрывает мою руку своей. Она кажется такой легкой, легче, чем должна быть рука, ее кожа, как мягчайшая белая бумага. Словно ее может унести ветром.

- Между нами есть связь, которую ничто не сможет разорвать, ни на небе, ни на земле, ни даже в аду. Если тебе захочется поговорить со мной – говори. Я услышу. Но, возможно, не смогу ответить, или отвечу не своевременно…

- Потому что день – это тысяча лет…

Она ухмыляется. – Конечно. Но я услышу тебя. Каждое мгновение я буду посылать тебе свою любовь.

- Как? – я не в состоянии подавить слезы в голосе.

- В сиянии, - отвечает она. – Вот где мы находим друг друга. В свете. – Я снова плачу, а она обнимает меня одной рукой и целует в макушку. – Моя дорогая, милая девочка. На тебя столько всего свалилось. Ты все так глубоко чувствуешь. Но ты будешь счастлива, детка. Ты будешь сиять.

Я киваю, вытирая слезы. Я верю ей. Затем я продолжаю и говорю следующее, что приходит в голову.

- Мам, ты когда-нибудь собираешься рассказать мне о своем предназначении? – Она откидывается назад и задумчиво рассматривает меня.

- Мое предназначение – это ты. – Этим вечером она рассказывает мне иную версию той истории, что мы с Джеффри слышали ранее о дне землетрясения. То, о чем она не упоминала. Что, когда она увидела отца и он вытащил ее из-под завала в ее собственной спальне, когда поднял ее на небеса, она узнала его.

- Он снился мне, - говорит она.

- О чем был этот сон? – я сижу в ногах кровати, скрестив ноги, чтобы смотреть ей в глаза, когда она говорит.

- Поцелуй, - признается она.

- Поцелуй? – едва я слышу это слово, на меня накатывает приступ вины. Воспоминания о губах Кристиана на моих.

- Да. Во сне я поцеловала его. Он стоял на пляже. – Ее взгляд устремляется к телевизору, к блестящей, перекатывающейся воде. – Я подошла к нему, взяла его лицо в ладони и поцеловала. Мы не обменялись ни словом. Только поцелуем.

- Ох, - выдыхаю я. Так романтично. – Поэтому когда ты увидела его после землетрясения, ты узнала в нем того парня, которого поцеловала во сне.

- Да.

- И что ты сделала?

Она легко смеется, почти хихикает. – Я тут же по уши влюбилась в него. В конце концов, мне было шестнадцать, а он был…

- Воплощение сексуальности, - заканчиваю я за нее, немного застенчиво, мы же все-таки говорим о моем отце.

- Он был выдающимся образцом, да, он был таким.

- И что случилось?

- Он провел с нами три дня после землетрясения, в парке «Золотые Ворота», а в последнюю ночь я попыталась соблазнить его.

- И….

- Он бы не согласился. Он отверг меня, довольно грубо, как мне показалось. А утром его уже не было. После этого я не видела его целых три года.

- Ох, мам…



- Не жалей меня, - напоминает она с небольшой улыбкой. – В результате же все получилось. Я добилась его.

- Но что случилось, когда вы снова встретились? Спорю, это было неловко.

- О, к тому времени я решила, что он мне не нужен.

У меня отпадает челюсть. – Он тебе не нужен? Почему?

- По многим причинам. Тогда я уже знала, что он из себя представляет. Я знала, что он захочет на мне жениться, и, хотя я и не догадывалась о последствиях, я прекрасно понимала, что это будет необычный брак. Я не хотела замуж. Я не хотела, чтобы моя жизнь была решена за меня. Наверное, это основная причина. Поэтому, когда мы снова встретились, я предельно четко объяснила ему, что больше не заинтересована.

- Как он отреагировал? – не могу себе представить, чтобы кто-то смог отказать отцу.

- Он посмеялся надо мной. Но это не имело значения. Он не ушел. Я чувствовала его присутствие рядом со мной, хотя он иногда не появлялся годами.

- А что насчет твоих видений?

- Они продолжали мне являться.

- И ты просто игнорировала свое предназначение?

- О, нет, - серьезно говорит она. – Я делала больше. Я боролась с ним. Я сопротивлялась каждой капле силы, которая во мне проявлялась. Я была не намерена позволить кому-либо контролировать свою жизнь.

- Как долго? – спрашиваю я, не в состоянии вдохнуть.

- Хмм, шестьдесят лет, плюс-минус.

- Шестьдесят лет. – Вот она я, Клара – попугай. Мне место на плече пирата. – Так вот почему ты ничего мне не говорила. Не учитывая того, что ты скрывала, что отец - Интенджа. Если бы ты рассказала, что боролась со своим предназначением, вместо того, чтобы принять его, возможно, я бы сопротивлялась своему.

- Именно, - говорит она. – Кроме того, ты и так боролась со своим. Яблочко от яблони…

- И они позволили тебе? Я имею в виду небеса.

- Да, позволили. У меня была свободная воля, и видит Бог, я ей воспользовалась вовсю.

- Что ты делала?

Она вздыхает. Что-то затуманивает ее взгляд. Я чувствую намек на раскаяние. Очевидно, эта часть ее жизни не самое лучшее время.

- Я совершала ошибки, - признается она. – Одну за одной. Я оставляла за собой целый мир боли. Я плохо распорядилась своей жизнью. Причиняла боль людям, даже тем, кого люблю. Стала экспертом по части самообмана. Я страдала, иногда просто невыносимо. И училась.

Я смотрю на нее во все глаза. – Думаешь, тебя так наказывали? За то, что не выполнила предназначение? – Она встречается со мной взглядом. – Тебя не наказывают, Клара. Но да, порой все было ужасно, и было похоже на наказание. Я бы не хотела для тебя такого. Но ты забываешь, что в конце все случилось так, как и должно было быть. В конце концов, на побережье произошел тот поцелуй.

- Почему ты передумала? – спрашиваю я, но, глядя на тихую убежденность у нее на лице, думаю, что знаю ответ.

- Я начала видеть то, что будет после поцелуя, - отвечает она. – И я увидела тебя. И Джеффри. И ощутила частичку того счастливого времени.

Она снова смотрит в телевизор. Сцена поменялась. Теперь мы на тротуаре в Санта Круз. Я поедаю сахарную вату, жалуясь на то, какая она липкая, облизываю пальцы. Мама спрашивает, какая она на вкус, и в кадре остается только вата. Мелькает часть ее лица, ее нос, подбородок, губы, когда она откусывает кусочек.

- Ням-ням, - говорит она, причмокивая губами на камеру.

Четырнадцатилетняя Клара закатывает глаза. Но улыбается. С другой стороны тротуара кричит Джеффри: - Посмотри на меня. Мам, посмотри на меня! – Не могу поверить, что когда-то его голос был таким высоким.

Камера находит Джеффри, стоящего на тротуаре рядом с игрой «Силач». Ему двенадцать, он ужасно тощий и напоминает аиста в своей огромной кепке. Его серебристые глаза светятся от восторга. Он улыбается нам, замахивается резиновым молотом и с силой опускает его вниз. Шарик подскакивает с самого низа платформы и ударяется о колокольчик наверху. Мигают огоньки. Мигают огоньки. Начинает играть музыка.

Мой маленький братишка только что выиграл приз силача.

Владелец аттракциона выглядит удивленным, недоверчивым, как будто Джеффри мог как-то смухлевать. Но все же протягивает Джеффри огромную плюшевую панду.

- Смотри, Клара, - пищит запыхавшийся Джеффри, подбежав к нам. – Я выиграл его для тебя.

- Отличная работа, маленький мужчина! – говорит мама за кадром. – Я так тобой горжусь!

- Я маленький, но сильный, - хвастается Джеффри. Скромность никогда не была его сильной стороной. – Я мистер Великолепный!