Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 44 из 65

— Значит, это ты? — шепотом спросила я, пытаясь трясущимися пальцами застегнуться.

— А ты не догадалась? — он хищно оскалился, сверля меня злыми стальными глазами.

— Но ведь я… мы… почему? — мне стало обидно. Такого разочарования я пережить не могла.

— Потому что ты — маленькая рыжая дрянь, соблазняющая мужчин своей миловидной внешностью, и при этом не допускающая их к себе, — прорычал насильник, вытаскивая из внутреннего кармана неизвестно когда переодетой на другую сторону куртки, перочинный ножик. — Я искромсаю твою очаровательную мордашку так, что тебя родная мама не узнает. И тогда… ты будешь принадлежать только мне! Ведь на уродину никто не позарится.

Не помня себя от страха, я со всей силы заехала мерзавцу каблуком между ног. Он согнулся пополам, взвыв от острой боли, причиненной мною. Но мне этого было мало. Я принялась бить выронившего свое оружие парня, махая перед его носом ногами, которые время от времени попадали в цель, жаля преступника больными ударами. Я словно сошла с ума, не имея никакого желания останавливаться. Быстров предал меня, убив любовь и доверие, растоптав дружбу и заставив жить все последние дни в кошмаре. Я ненавидела его также сильно, как любила когда-то.

— Идиот проклятый! Маньяк! Убийца! Я лишу тебя того, из-за чего ты называешься мужчиной, чтобы больше ни одна девчонка не пострадала от твоих рук, насильник несчастный! — кричала я на всю парадную, продолжая отчаянно лупить негодяя.

— Успокойся, психованная! — проговорила Верка, швырнув в меня подушку.

Я уставилась на пойманный предмет с полным непониманием. Серые лестничные марши мгновенно исчезли, сменившись уютной обстановкой моей квартиры. Вместо скрючившегося Вали на полу сидела заспанная подруга, слетевшая с кровати вместе со своим одеялом в тот момент, когда я начала усиленно брыкаться, расправляясь во сне с преступником.

— Я больше с тобой не лягу, — потирая ушибленный бок, сказала пострадавшая. — Ты лягаешься, как лошадь, и материшься при этом. Пойду-ка я лучше на пол спать.

— Нет, — мои слова прозвучали виновато. — Я сама лягу на матрас, привыкла уже за последние полгода. Извини, Верунчик, просто кошмар приснился.

— Не сомневаюсь, — она медленно встала, поправляя ночную сорочку. — Ну и не повезло же бедняге в твоем сне. Кто это был?

— Маньяк и… Валентин.

— Ты обоих поколотила? — собеседница улыбнулась.

— Быстров и есть насильник, — горько вздохнув, ответила я, твердо решив держаться от спасателя подальше. Любовь любовью, а жить все-таки хочется и… без порезов на лице.

После утренней прогулки с Лари, мы с Верой разошлись по сторонам. Я отправилась в институт на встречу с Батовым, а она поехала домой за диктофоном, понадобившемся ей для похода к родственникам Каменского, которых подруга надеялась застать в квартире Андрея в его отсутствие. В двенадцать я должна была ей позвонить, сообщив о запуске разработанного с вечера плана, если моя встреча с рокером состоится.

В «Медухе» было, как всегда, холодно. В коридорах кое-где толпились студенты, готовящиеся сдавать экзамены, назначенные на утро. У нашей группы сегодня был свободный день, поэтому встретить кого-нибудь из своих мне вряд ли удастся. Я медленно шла в направлении деканата. В голове крутились обрывки ночного кошмара, то и дело поражая меня своей абсурдностью.

«Следователь, который звонит в полночь, преступник, растворяющийся в воздухе посреди вымершего города и Валя в полосатом „петушке“. Ну и бред, однако, — от подобных мыслей стало смешно. — А самое неправдоподобное в этой истории — моя готовность заняться с Быстровым любовью на лестничной площадке! Такое я бы ни за что не совершила, даже будучи очень сильно влюбленной».

Мне было весело. Страхи, подаренные сном, исчезли с рассветом. Остался, правда, неприятный осадок относительно Валентина, но сейчас он меня, особо, не тревожил, так как спасателя по близости не было, а, следовательно, бояться не кого. Мое хорошее настроение отражалось на лице довольной улыбкой, которая то и дело возникала на губах, когда я вспоминала очередное несоответствие печальных приключений во сне. Хотя самым смешным все-таки было пробуждение. Заспанная Верка, сидящая в обнимку с одеялом на полу — это кадр похлещи, чем в любой комедии.

Поток приятных размышлений бесцеремонно прервали, положив на мое плечо руку. Я остановилась, вздрогнув. В душе вновь поселился липкий страх, вернувший меня на «землю». Обернуться почему-то не хватало смелости.

— Катерина, что с тобой? — голос Кривошеина разрешил загадку лежавшей на плече ладони, но этот факт не повысил мое быстро скатившееся вниз настроение.

— Здравствуйте, Герман Павлович, — сквозь зубы процедила я, повернув к нему голову и холодно взглянув в его мило улыбающееся лицо. — Вы что-то хотели?

Он заискивающе посмотрел в мои ледяные глаза и любезно произнес:

— Катя, прости мне тот печальный инцидент. Я не хотел тебя обидеть.

Моя челюсть отвисла. Вместо ожидаемых угроз я слышу извинения. Либо у меня что-то с ушами, либо этот мерзавец готовит какую-то подлость, раз так мягко стелит. Ну, или… ему дали втык.

— И, если честно, — продолжал доцент, — я считаю тебя одной из лучших моих студенток. Так что ты, девочка, заслужила свою «пятерку». У тебя зачетка с собой?

Не сводя с него прищуренных глаз, я порылась в сумке и достала ему то, о чем он просил. Герман Павлович аккуратно вывел напротив названия своей дисциплины оценку «отлично», поставил роспись и с видом исполнившего долг человека протянул мне зачетную книжку.

— Ну, вот и все! — облегченно вздохнув, сказал он. — Ведомости я уже сдал. Поздравляю тебя с успешно сданным экзаменом!

Я так и осталась стоять с приоткрытым ртом, наблюдая, как Кривошеин, фальшиво насвистывая себе под нос весёлую мелодию, удаляется от меня, едва не приплясывая. Сильно зажмурив глаза, я открыла их снова, но мираж не исчез. Злой, мстительный доцент, по каким-то непонятным мне причинам, превратился в «божий одуванчик», раздающий «пятерки» всем, кому не лень. Что бы это значило? Единственное логичное объяснение я надеялась получить в кабинете Владислава Федоровича, куда и пошла, решив не медлить. «Зав кафедрой» был на месте. Он немного удивился моему столь раннему появлению, но это не помешало ему меня принять.

— Я посмотрел твои оценки, Катерина, — после обмена приветствиями, сказал Батов. — Ты, скорее всего, будешь получать стипендию, если не завалишь последний экзамен и пересдашь предмет Кривошеина.

Я округлила глаза, не понимая, о чем он говорит, но перебивать профессора не стала из уважения к нему.

— Мне удалось договориться с Зоей Ивановной, она примет у тебя эту дисциплину, — сообщил собеседник, внимательно посмотрев на меня. — Условься с ней о времени и сдавай.

Он замолчал, я тоже не произнесла ни слова, не зная, с чего начать. Когда пауза стала невыносимой, а взор Батова недоуменным, я осторожно пробормотала:

— Герман Павлович только что поставил мне «пять» в зачетку, — брови собеседника взметнулись, отразив удивление. — Я думала, он сделал это после разговора с Вами.

— Нет, я его не видел еще сегодня, — пожал плечами профессор. — Может, у него проснулась совесть? Иногда даже такие люди, как доцент, совершают хорошие поступки. Подожди здесь, Катерина, — он вышел из-за стола и куда-то отправился, оставив меня сидеть в его кабинете.

Вернулся старик минут через пять, держа в руках широкую белую ведомость. На его крупном носу красовались большие очки, которые он протер платком, не снимая.

— Действительно, оценки выставлены сегодня утром, — ткнув пальцем в нужную графу, заявил Батов. — У тебя «отлично». Но этого мало. Кривошеин зачем-то исправил все «тройки» на «четверки». Не понимаю, что с ним случилось?..

Я тоже не понимала. Разве что встреча с дьяволом могла заставить Германа Павловича так кардинально изменить свое поведение.

— Значит, вопрос исчерпан, — задумчиво почесав седой затылок, проговорил «зав кафедрой». — Иди домой, Катя. Готовься к следующему экзамену.