Страница 53 из 64
28 апреля 1896 года у них родилась дочь Лидия, будущая известная пианистка, ученица композитора-симфониста из Болоньи Отторино Респиги.
В 1897 году они переехали в крошечный городок Аренцано близ Генуи. Там, уже весной 1899 года, и застала будущих супругов новость о благополучном завершении ее бракоразводного процесса.
В августе 1899 года, в нарушение всех гражданских и церковных законов, запрещавших венчанным супругам повторный брак, они были повторно обвенчаны в греческой православной церкви в Ливорно.
Свою дочь Лидию они крестили в конце 1900 года уже в Мюнхене. Дело в том, что и венчание и крещение не могли быть совершены без нарушения законов: дочь невенчанных родителей не могла быть официально признана их ребенком. Именно поэтому летом 1899 года Иванов заплатил большие деньги за получение нового паспорта взамен «утерянного», в котором уже не было пометки о первом браке, но и с ним всяких сложностей хватало, поэтому и пришлось ехать в Баварию.
Лидия Дмитриевна была женщиной независимой, самолюбивой и вызывающе умной, но при этом доброжелательной и открытой самым разным людям, начиная от утонченного петербургского эстета и кончая простой крестьянкой из деревни. Она была человеком ярким, сильным и талантливым. Философ Н. А. Бердяев, высланный из России в 1922 году и живший во Франции, писал о ней:
«Л. Д. Зиновьева-Ганнибал была совсем иной натурой, чем Вячеслав Иванов, более дионисической, бурной, порывистой, революционной по темпераменту, стихийной, вечно толкающей вперед и ввысь».
А вот портрет Лидии Дмитриевны, данный художницей Маргаритой Сабашниковой, первой женой известного поэта Максимилиана Волошина, эмигрировавшей в Германию:
«Ее лицо походило на лицо «Сивиллы» Микеланджело. В посадке головы было что-то львиное; крепкая прямая шея, отважный взгляд, а также маленькие, плотно прилегающие уши усиливали сходство со львом. Но самым своеобразным в ней были ее краски: волосы белокурые с розовым отливом, а кожа смуглая, благодаря чему особенно выделялись белки ее серых глаз. Она происходила из рода абиссинца Ганнибала, знаменитого арапа Петра Великого».
Сам Вячеслав Иванов восторженно писал:
«Друг через друга нашли мы — каждый себя и более, чем только себя: я бы сказал, мы обрели Бога. Встреча с нею была подобна могучей весенней дионисийской грозе, после которой все во мне обновилось, расцвело и зазеленело. И не только во мне впервые раскрылся и осознал себя, вольно и уверенно, поэт, но и в ней: всю нашу совместную жизнь, полную глубоких внутренних событий, можно без преувеличений назвать для обоих порою почти непрерывного вдохновения и напряженного духовного горения».
Закончив работу над диссертацией, Вячеслав Иванов в дальнейшем все свои жизненные интересы сосредоточил на религиозно-исторической и эстетической проблематике, на понимании истории мировой культуры и движения истории как религиозно-мифологического феномена. Он работал в Афинах, посещал Египет и Палестину.
В начале века он вместе с новой женой обосновался в Женеве, где изучал санскрит.
Ранние стихотворные публикации Иванова в русских журналах «Космополис» и «Вестник Европы» остались практически незамеченными. А вот его первый сборник стихотворений «Кормчие звезды», вышедший за счет автора в Петербурге в 1903 году, критика встретила вполне благожелательно.
Одновременно Вячеслав Иванов продолжал разрабатывать свои философско-религиозные исследования, связанные с античностью. Весной 1903 года в Высшей русской школе общественных наук в Париже он читал об этом курс лекций и там познакомился с поэтом В. Я. Брюсовым, с которым у него надолго завязались дружеские отношения.
Летом 1904 года Вячеслав Иванов с женой гостили в кругу московских символистов, где поэт и философ быстро приобрел заслуженный авторитет. В Москве он познакомился с Б. Н. Бугаевым (Андреем Белым) и К. Д. Бальмонтом, а в Петербурге — с Д. С. Мережковским, З. Н. Гиппиус и А. А. Блоком. Одновременно он начал сотрудничать в московском критико-библиографическом и литературном журнале «Весы», учрежденном В. Я. Брюсовым, надеясь сделать его рупором нового религиозного теургического[9] искусства. Однако его расчеты не оправдались, что, видимо, и побудило его по возвращении в Россию выбрать местом жительства не Москву, а Петербург, в котором ярко разворачивалась общественная деятельность четы Мережковских.
В 1904 году была написана трагедия «Тантал», а в Москве вышел второй сборник лирики Иванова «Прозрачность», радостно встреченный символистами.
В июле 1905 года Ивановы окончательно переехали в Россию, сняв в Петербурге квартиру на Таврической улице, на последнем этаже в башне углового дома. С начала осени «башенные» среды Вячеслава Иванова стали одним из наиболее известных литературных салонов, в котором перебывал практически весь цвет богемно-интеллектуального Петербурга. Вместе с философами и учеными сюда приходили писатели и поэты, артисты, художники и музыканты. Часто приезжали гости из Москвы, среди них композитор Михаил Гнесин, музыкальный критик Эмилий Метнер, московские символисты Валерий Брюсов и Андрей Белый.
В 1907 году вышел третий поэтический сборник Иванова «Эрос».
А 17 октября 1907 года в Загорье, в дальнем поместье Могилевской губернии, куда чета Ивановых уехала на лето, от скарлатины умерла Лидия Дмитриевна, его жена, возлюбленная, друг и литературный единомышленник. Внезапная смерть близкого человека стала тяжелым ударом для Иванова, и вместе с тем она же явилась переломным моментом в его творчестве и духовных исканиях: он глубоко ушел в теософию и мистику.
Через много лет после смерти жены Вячеслав Иванович напишет:
«Боль смертная той смерти все жива».
Максимилиан Волошин утверждает, что Лидия Дмитриевна умерла прямо в объятиях Иванова. Такое скоро не забывается, если забывается вообще. После смерти любимой жены Иванов написал 42 сонета (столько лет было ей, когда она умерла) и 12 канцон[10] (столько лет они прожили вместе).
После кончины жены Вячеслав Иванович был неутешен в своем горе, а его старшая падчерица Вера, дочь Лидии Дмитриевны от первого брака, была так похожа на мать. Это трудно понять, но в Вере поэт видел лик покойной, ее отсвет. Каждую ночь она являлась ему в снах, беседовала с ним, давала советы. А в одно из таких посещений «завещала» ему свою дочь, сказав: «Дар мой тебе дочь моя, в ней приду». А может быть, и не «завещала». Может быть, несчастный вдовец просто чувствовал мистическую связь с умершей (известно, что он записывал связанные с ней сны и видения) и сам себя убедил в том, что именно покойная супруга велела ему жениться на ее дочери от первого брака.
В любом случае, это определило выбор Иванова: в 1911 году двадцатилетняя Вера Константиновна Шварсалон стала Ивановой.
Вячеславу Ивановичу было в то время уже сорок пять. Новый брак не заслонил для него живой памяти о покойной, однако 17 июля 1912 года от этого нового брака родился сын Дмитрий.
После смерти Лидии Дмитриевны Иванов принимал активное участие в работе Петербургского религиозно-философского общества, сотрудничал в журналах «Весы», «Золотое руно», «Труды и дни», «Русская мысль» и др.
В 1910–1911 годах он преподавал историю древнегреческой литературы на Высших женских курсах, то есть в первом высшем учебном заведении для женщин (до 1869 года высшее образование в России могли получать только мужчины).
В 1913 году, после почти двухлетнего пребывания в Швейцарии и Риме, Ивановы возвратились с годовалым сыном Дмитрием в Россию и поселились в Москве.
9
В рамках эстетики символизма В. С. Соловьевым было развито мистико-религиозное понятие свободной теургии — качественного и активного преображения творчества с помощью божественных сил для созидания высшей формы Красоты.
10
Канцона (шпал, canzone, буквально — песня) — лирическое стихотворение о рыцарской любви. Каноническая канцона — это строфическое строение (5–6 строф); последняя строфа укорочена и содержит обращение к лицу, которому посвящена канцона.