Страница 34 из 46
Впрочем, с другой стороны, полностью отрицать факт сотрудничества владыки было бы неверным, ибо, как свидетельствовали современники, о. Виктор неустанно служил напутственные молебны японским войскам и возносил молитвы о победе японского оружия.
Несмотря на декларируемую православным духовенством благожелательность к японским властям, некоторые харбинские священнослужители вспоминали те нередкие случаи, когда японские оккупационные власти напрямую участвовали в разграблении и разрушении разнообразных объектов православной церкви, что со временем приняло почти массовый характер в Северо-Восточном Китае. Во время периодических грабительских рейдов оккупационными властями Японии был разрушен храм-памятник в Тянь-зине, а в Чжалайноре был убит иеромонах Павел; до смерти был замучен настоятель храма в Калгане о. Александр Жуч, убит священник Федор Боголюбов. В довершение всего японцы захватили приличную часть церковной недвижимости в Тяньзине, где у прихода были отобраны школа, больница, дом милосердия и библиотека.
В 1939 году японцы дополнили список своих преступлений против человечества новым делом, отстроив вблизи станции Пинфань, в 20 километрах от Харбина, военный городок, получивший название Лагерь Хогоин («Приют»), в котором был размещен так называемый «Отряд № 731». Основанный по секретному указу еще в 1936 году, он вначале был размещен в Харбине. На новом месте у него появились многочисленные лаборатории и службы, вокруг которых была создана запретная зона. Отряд имел даже собственную авиационную часть, а на станции Аньда — полигон. Лагерь в Пинфане носил официальное название Управление водоснабжения и профилактики Квантунской армии, однако на самом деле это был научно-исследовательский отдел, в котором, как и в отряде № 100, шла подготовка к практическому применению бактериологического оружия. Он был оснащен оборудованием для культивирования чумных и тифозных бактерий, бактерий сибирской язвы, брюшного тифа, паратифа, дизентерии и холеры. Проверка изготовляемых образцов бактериологического оружия и изыскание способов лечения эпидемических заболеваний велись путем производства опытов над живыми людьми. Среди заключенных были китайцы и русские. Одно время там находилось несколько женщин, из которых две были русские. У одной из них в тюрьме родился ребенок. Все содержавшиеся в камерах были закованы в ножные кандалы. Из заключенных русских большинство составляли перебежчики из Советского Союза и советские граждане, задержанные японскими пограничными и полицейскими отрядами на территории Маньчжурии. Остальные были эмигрантами. Опыты производились различного характера. Велись исследования с целью изучения способа усиления токсичности смертоносных бактерий — возбудителей различных инфекционных заболеваний и применения их на живых людях. Заключенных подвергали заражению, следили за процессом болезни, лечили, пробуя различные методы лечения. Подопытных людей нормально кормили, и, если они выздоравливали, подвергали другим видам заражения. Выздоровление заключенного не спасало его от повторных опытов, которые продолжались до тех пор, пока он не умирал от заражения.
Вступление во Вторую мировую войну Японии, ознаменовавшееся ее нападением на американскую воєнно — морскую базу Пёрл-Харбор в декабре 1941 года, изменило многое в жизни харбинской. Для иностранцев, в том числе и русских, наступили весьма тяжелые времена. Японские оккупационные власти постоянно ужесточали административный и политический контроль над проживавшими европейцами и немногочисленными американцами, создавали всевозможные препоны для их коммерческой деятельности, усилив идеологическое давление на харбинскую прессу. Надо признать, что с началом Второй мировой войны в среде харбинской русской диаспоры произошел традиционный для всей русской эмиграции в целом раскол. Самые «правые» из эмигрантов, особенно активно боровшиеся все эти годы с советской властью, и наиболее враждебно настроенные к СССР руководители эмигрантских организаций, созданных японцами, таких как БРЭМ и его филиалы, приветствовали начало войны и желали выступления Японии на Дальнем Востоке. Их руками японское командование создавало малочисленные русские военные отряды для участия в планировавшейся войне с СССР. Начиная с 1942 года, все молодые русские жители Харбина подлежали мобилизации для прохождения военной службы в отрядах Асано. Незадолго до начала войны японские власти в Маньчжурии ввели повсеместное обучение молодежи школьного возраста строю. Военно-воспитательная подготовка была введена в таких учебных заведениях как Железнодорожный институт, Русский техникум, колледж и институт Христианского союза молодых людей, гимназия под управлением Бюро российских эмигрантов, Школа языковедения, Лицей Св. Николая, Духовная семинария. Было открыто даже военное училище, курс которого был рассчитан на два года и выпускникам которого предоставлялась последующая возможность службы в Квантунской армии. Первый отряд из числа русской молодежи, прошедшей начальную военную подготовку, был сформирован в 1937 году. Располагался он неподалеку от Харбина, и во главе был поставлен японский полковник Асано. Отряд так и называли «Асано», а тех, кто служил в нем, — асановцами. В 1944 году самурай Асано «пошел на повышение» и с достоинством отбыл из Харбина. Его сменил русский полковник Я. Я. Смирнов, его заместителем стал майор Михайлов, из забайкальских казаков. Ну а тех, кто служил в отряде, по сложившейся традиции продолжали называть «асановцами». Каждый призыв в отряд состоял из 45–50 новобранцев, прибывавших с восточной стороны железнодорожной ветки КВЖД. Чуть меньше прибывало в отряд из Хайлара и Трехречья. Пехотным отрядом, расквартированным на станции Ханьдаохедзи, командовал майор маньчжурской службы А. Н. Гукаев.
Еще накануне войны, в 1938 году, отряд Асано использовался японцами в боях с корейскими партизанами, а годом позже, в 1939 году, в составе 250 человек участвовал в боях против советской армии на реке Халхин-Гол. И уже в самом конце 1943 года этот отряд был развернут в «российские воинские отряды» армии Маньчжоу-Ди-Го, состоявшей из регулярных частей кавалерии, пехоты и отдельных иррегулярных казачьих частей. Харбинское отделение Союза казаков по заданию штаба Квантунской армии сформировало собственные казачьи части, численностью в 5 полков, двух дивизионов и одной отдельной сотни, входивших в так называемый Захинганский корпус. Второй русский отряд был сформирован в Хайларе, в 1939–1940 годы, во главе с полковником Иваном Александровичем Пешковым, почему и получил неформальное название «Пешковский». По мнению историков, этот отряд входил в состав Квантунской армии, и какое-то время его казаки были даже вооружены самурайскими мечами. Ежегодный призыв в отряд составлял около 250 человек, преимущественно из казаков Трехречья и Хайлара, а также из поселков западной ветки КВЖД. И хотя оба отряда к январю 1945 года уже достигли численности в 1500 человек, в августе началось их спешное расформирование японцами, не доведенное, впрочем, до конца. 9 августа 1945 года оставшимся казакам-пешковцам японцы приказали грузиться в вагоны, направив с ними по сотне маньчжур и японцев. Выгрузив казаков на станции Бухэду, куда неспешно прибыл состав, японцы повелели устроить привал и сложить оружие в пирамиды. Едва казаки расположились на отдых, они были окружены ехавшими с ними маньчжурами и японцами: к окруженным подтянулась японская конница. По сигналу начались избиение казаков. Связывали по несколько человек и расстреливали из пулеметов, а раненых добивали штыками на месте. В этой неожиданной расправе над собственными союзниками японцы уничтожили более 100 человек, в том числе и полковника Пешкова, и его помощника Бориса Зимина.
Глава девятая
Харбинцы русские и «советские»
Не лучшим образом, хотя и не всегда столь трагично, как это происходило на родине, складывались судьбы русских людей, продолжавших жить и работать в Харбине при японцах. Долгие годы японская оккупационная власть рассматривала русскую диаспору в основном в качестве исправных налогоплательщиков и поставщика кадров для решения тактических военных задач. Учитывая продолжавшее оставаться сравнительно большим количество русского населения в Северо-Восточном Китае, и в Харбине в частности, японская военная спецслужба создала Бюро по делам российской эмиграции в Манчжурии (БРЭМ), которое строго регламентировало каждый шаг русских эмигрантов. Именно это бюро направляло русских молодых людей в Монголию, Чахар и Жехэ в помощь японским властям в качестве переводчиков и даже разведчиков. В 1932 году по поручению начальника харбинской военной миссии полковника Комацубара из русских эмигрантов были сформированы два вооруженных отряда для несения охранной службы на Мукден-Шанхай-Гуаньской железной дороге и на строившейся Лафа-Гиринской железной дороге. Позже по распоряжению того же Комацубара из мобилизованных русских создали полицейские отряды для борьбы против хунхузов. Нередко японская разведка прибегала к форсированному способу вербовки в агенты лиц, не желавших добровольно идти на эту работу. Устраивались аресты, длительное подследственное заключение, во время которого применялись угрозы, издевательства и пытки, включая такие, как вливание из чайника через нос воды, смешанной с керосином.