Русский Египет

Среди товарищей Пенякова по оружию во время африканской кампании его соотечественников не было. Но одна из глав книги называется «Иван и Николай». Она о двух русских, примкнувших к «Личной армии Попского» осенью 1943 года, уже в Италии.

Во время одного из рейдов по югу Апеннинского полуострова группа Пенякова остановилась, как обычно, в небольшой деревне, чтобы расспросить крестьян о расположении фашистских застав. Потом устроилась в саду на отдых. Некоторое время спустя в лагерь пришли двое. Одеты они были, как все крестьяне, но внешне на итальянцев не походили: крепкие, русоволосые, с голубыми глазами. Чувствовалась в них и военная выправка. Один из пришедших заговорил с Владимиром на ломаном итальянском языке. Оказалось, что оба — русские солдаты, попавшие в плен под Смоленском. Сначала их держали в концлагере в Германии, затем — во Франции, а потом перевели на север Италии. Оттуда они бежали и пробрались на юг страны. Батрачили вместе с итальянскими крестьянами, всячески помогавшими им. А когда узнали о том, что в деревню прибыл английский отряд, пришли, чтобы проситься взять их с собой. Того, кто говорил, звали Иван, его товарища — Николай.

Пеняков ответил по-русски, что рад был встретиться с ними, что через несколько дней английские войска освободят эту часть страны, позаботятся о них и помогут им вернуться на родину. Что касается его, Пенякова, то он не может взять Ивана и Николая с собой, поскольку в его машинах для них просто нет места. «Но мы солдаты, — ответил Иван, перейдя на русский. — Мы хотим воевать вместе с вами, а вернуться в Россию еще успеем. Пожалуйста, пожалуйста, возьмите нас с собой. Вы говорите по-русски и сможете отдавать нам приказы, как ни один другой английский офицер. Пожалуйста, не оставляйте нас!» Николай же молчал и лишь в знак согласия кивал головой.

«Слова русских произвели на меня сильное впечатление, — признается Пеняков. — Я слишком хорошо понимал, что они чувствовали в этот момент. Я терзался в сомнениях, боясь, что в трудном рейде эти люди могут стать для нас обузой. «Хорошо, — решился я на компромиссный вариант. — Мы берем с собой Ивана, а Николая захватим на обратном пути». Иван с радостью бросил свои жалкие пожитки в мой джип, а Николай пошел прочь походкой побитого ребенка».

Ближе к вечеру группа тронулась в путь. Колонна шла мимо поля, на котором работали крестьяне. Николай подбежал к машине, чтобы проститься с Иваном. По лицу его катились слезы. И сердце Пенякова не выдержало. «Быстро полезай в следующую машину!» — скомандовал он Николаю.

С тех пор до самого конца войны Иван и Николай — фамилий автор не приводит — сражались с фашистами в «Личной армии Попского» и, по словам ее командира, «стали душой нашей группы». Что было с ними дальше — неизвестно.

Читал я воспоминания Пенякова и не переставал удивляться: двое бывших русских пленных встречают на итальянской земле английского офицера — русского по происхождению и бельгийца по паспорту — и вместе с ним борются против общего врага! Такое не придумаешь специально. А вот поступку Ивана и Николая, которые могли спокойно пересидеть войну, да не захотели, я не удивился. Их, как и других наших соотечественников, бежавших из плена и примкнувших затем к союзникам в Европе или в Африке, неумолимо толкало на бой с врагом чувство патриотического долга, хорошо известное едва ли не каждому русскому человеку. Такова уж наша многовековая традиция: когда Родина в опасности, собственная судьба отступает на второй план. Вспомним времена Александра Невского и Дмитрия Донского, Минина и Пожарского, Отечественную войну 1812 года…

Историю Ивана и Николая я опубликовал на страницах «Труда» 16 мая 2001 года. В тот же день в редакции раздался телефонный звонок.

— Это ваш читатель, Игорь Александрович Реформатский, председатель Совета ветеранов 84-й Харьковской Краснознаменной стрелковой дивизии. Спасибо за статью. Теперь я больше знаю о Пенякове, о том, чем он занимался до войны.

— А что вы знали о нем раньше?

— Дело в том, что майор Пеняков подписал акт встречи передовых отрядов советских и британских войск в Австрии. Было это 9 мая 1945 года, в 20.00, в районе городков Войтсберг и Кофлах. С советской стороны этот акт, вроде знаменитой встречи на Эльбе с американскими войсками, подписал майор Лыков, представитель штаба нашей 84-й дивизии. Я даже запрашивал английские архивы о судьбе Пенякова.

— И что вам оттуда сообщили?

— Да ничего особенного. Что родился в 1897 году, прославился в «Личной армии Попского», во время встречи с советскими войсками в Австрии выполнял обязанности офицера связи при командующем 8-й британской армией генерале Маккрири. Писал я и в совет ветеранов 8-й британской армии. Но ничего нового от них не узнал.

— А не могли бы вы дать мне адрес этого совета ветеранов? — спросил я Реформатского.

— Пожалуйста! — И продиктовал адрес.

8-я британская армия — та самая, что сражалась при Эль-Аламейне. Возможно, ее ветераны вспомнят о своих русских товарищах по оружию! Увы, не вспомнили. Зато сообщили, что существует Ассоциация друзей «Личной армии Попского».

Из переписки с координаторами ассоциации Роем Патерсоном и Гайем Харрисом я узнал, что они периодически устраивают встречи ветеранов «Личной армии Попского», работают в архивах, чтобы восстановить боевой путь этого легендарного подразделения британской армии. Я спросил их о судьбе Ивана и Николая. Поначалу они ничего мне сказать о них не смогли. Но в конце 2005 года я получил очередное письмо из ассоциации, в котором говорилось: Иван и Николай были уволены из британской армии вскоре после окончания войны, получив при этом приличное по тем временам выходное пособие. Куда они девались — не известно. Зато известны фамилии: Иван Мораи и Николай Колагин (возможно, Калягин или Кулагин).

Я тут же запросил Центральный архив Министерства обороны в Подольске. Ответ пришел только через год и, увы, неутешительный. «В неполной алфавитной картотеке военнослужащих, находившихся в немецком плену и освобожденных из плена советскими войсками, Мораи Иван, Колагин (Кулагин, Калягин) Николай не значатся».

А тогда, в 1990 году, ответ из архива в Подольске я получил довольно быстро. Судьбы трех командиров-танкистов со «съедобными» фамилиями оказались совершенно различными. Полковник Капустин благополучно прошел всю войну и уволился в запас в 1946 году. Очевидно, что он не мог быть прототипом Хлебникова. Полковник Чесноков погиб 29 декабря 1942 года. Правда, место его захоронения не указано, но это явно не Северная Африка. Путь туда пролегал только через плен, а в этом случае в архивных документах даты смерти быть не могло. И, наконец, полковник Студнев. Пропал без вести в 1941 году. 29-я танковая дивизия, которой он командовал, в первые же дни войны была разгромлена фашистами и уже 14 июля расформирована. «Пропал без вести» — значит, скорее всего, оказался в плену. Стало быть, с героем книги Борзенко совпадают не только звание и должность, но и судьба. В общем, подходит и возраст. «Раскрасавец парень, косая сажень в плечах, годов тридцати пяти, не больше — так характеризует Хлебникова в книге один из его друзей-танкистов. Николай Петрович Студнев родился в Тверской губернии в 1902 году, значит, к началу войны ему было от силы 39.

Так что же, комдив Студнев и полковник Хлебников — одно и то же лицо? Возможно. И вполне объяснимо, почему при такой фамилии у англичан отложилась в памяти ассоциация с хлебом. Ведь студень — блюдо им чужое, а хлеб — первая еда, даже у англичан.

Но прототипом полковника Хлебникова мог быть и русский эмигрант, воевавший, как И. Д. Звегинцов, в рядах союзников. Скажем, подполковник-танкист князь Дмитрий Георгиевич Амилахвари (1906–1942), храбро сражавшийся в войсках Свободной Франции и погибший при Эль-Аламейне. Этот человек, получивший из рук самого генерала де Голля высшую награду — Крест Освобождения, был легендарной фигурой. «Среди солдат Свободной Франции создался настоящий культ памяти подполковника Амилахвари», — писал в 1947 году другой участник североафриканской кампании, эмигрант Владимир Алексинский.