Страница 63 из 88
Успешно дебютировала Плевицкая и в молодом кинематографе. Актер и режиссер Владимир Гардин вспоминал о том, как она снималась в фильмах «Крик жизни» и «Власть тьмы»: «Плевицкая работала с забавным увлечением. Она совершенно не интересовалась сценарием, ее можно было уговорить разыграть любую сцену, без всякой связи с предыдущей».
Ее партнеры на съемочной площадке удивлялись «стихийному драматическому чутью», которым обладала Плевицкая.
Слушателями певицы были и царь Николай II со своими домочадцами и приближенными. Когда певицу приглашали на выступление перед императором, опытные люди уговаривали не исполнять некоторые песни из ее репертуара. Полагали, что они могут не понравиться знатным особам. Но упрямая Плевицкая не прислушивалась к подобным советам и исполняла то, что хотела.
И звучали в салоне Царского Села песни, которые никто не посмел бы исполнять перед монархом:
И поклонники, и недоброжелатели Плевицкой отмечали некий перелом в ее творчестве в годы Первой мировой войны.
На какое-то время она оставила сцену и добровольно отправилась на фронт. Там знаменитая певица работала сестрой милосердия. Иногда устраивала концерты для раненых.
После нескольких лет триумфов и радостных перемен для Надежды наступила пора утрат. На фронте погиб ее жених — поручик Шангин. Уже проживая в Париже, Плевицкая писала:
«Был тяжелым для меня тот 1915 год: 28 января на фронте смертью храбрых пал мой любимый, жених, а 5 июля я похоронила мою матушку, родную старушку.
Тяжкое горе тогда закрыло от меня мглою весь Божий свет. Я осиротела. Точно пустыней стал мир. Никого. Я одна в нем. Кто мне заменит мать?..
Много лет прошло с той печальной минуты, а и теперь я не могу писать спокойно…»
Война продолжала уносить ее близких. Погиб второй муж Надежды — штабс-капитан Левицкий. Умирали от ран и болезней друзья, родственники, давние знакомые.
В годы Гражданской войны Плевицкая познакомилась с молодым врангелевским генералом — Николаем Скоблиным. Он стал третьим ее мужем. С ним она и покинула Россию.
Вначале была Турция и Галлиопольский лагерь для эмигрантов. Здесь долгое время находились тысячи белогвардейцев. Плевицкая нередко выступала перед ними, стараясь хоть как-то скрасить их дни на чужбине.
Один из эмигрантов, Дмитрий Мейснер, вспоминал: «Эта удивительная певица… была кумиром русской галлиополийской военной молодежи. Ее и буквально и в переносном смысле носили на руках».
Своеобразным гимном русской эмиграции стала песня в исполнении Плевицкой:
Пребывание в Галлиополийском лагере наконец завершилось. Начались гастрольные поездки по городам послевоенной Европы: Бухарест, София, Белград, Берлин… Париж.
В столице Франции и поселились Плевицкая и Скоблин. Они приобрели небольшой старый дом в местечке Озуар ла Феррьер, расположенный рядом с Парижем.
Как отзывалась сама Плевицкая, «из этой скромной обители, поначалу выкрашенной в цвет прошлогодней травы, я пыталась сотворить маленькую Россию».
Впадали в уныние и отчаяние от горькой эмигрантской доли и нужды многие русские изгнанники. Но ей ли, простой курской крестьянке, взрощенной в лишениях, страдать от бедности?
Правда, злые языки утверждали, что Плевицкая сумела вывезти из России достаточно золотых украшений и драгоценных камней, чтобы обеспечить безбедное существование себе и супругу.
Понятно, что эмигрантская среда в Париже была не однородна — и по социальному, и по национальному составу. В некоторых беглецах из рухнувшей империи проявлялась ненависть ко всему русскому.
В Европе можно было отыграться за былые унижения. В двадцатых годах прошлого века, по наущению единоверцев из большевистской Эс-Эс-Эс-Эрии плелись сплетни, интриги, распускались пошленькие слухи о русских офицерах и писателях, актерах, художниках, ученых, аристократах и успешных предпринимателях. Словом, о тех, кто не сник, не «кончился» в эмиграции.
«Как же так, русские — и вдруг что-то могут?.. Русские — и вдруг нужны в Европе и в Америке?..».
Какое удовольствие — очернить знаменитости!.. Тем более когда в эмигрантском Париже это ничем не грозит. Какая там угроза? Деньги на очернение русских тайно поступали из Москвы и от европейских банкиров. Усердствовали те, кто решил возвращаться в Россию. С ними проводилась соответствующая работа со стороны советских специалистов: возвращение на родину надо было «отрабатывать».
Впрочем, большинство из них сами захлебнулись: кто — в советском ГУЛАГе, кто — при странных обстоятельствах вдалеке от России.
Конечно, сплетни начались и против таких ярких личностей, как Плевицкая и ее муж.
В советской прессе нарком просвещения Анатолий Луначарский изощрялся: «как низко пала» Надежда Плевицкая!.. Ее имя вычеркивалось из истории русского искусства.
А в Европе и того похлеще: стукачи, осведомители превратили Надежду Плевицкую в супершпионку большевистской России.
Ее благостные намерения — разведение курочек, поросят, высаживание березок и яблонек в Озуар ла Феррьер — вызывали негодование у «антирусской русской» эмиграции.
«Все это — ложь и прикрытие», — заявили усердные искатели компромата. Не помогло и то, что во время гастролей по США в 1926 году Плевицкая дала благотворительный концерт в пользу беспризорных детей Советского Союза.
Известно, что для воров и в XX, и в XXI веке самое главное — громче всех крикнуть: «Держи вора!..».
И в прошлом, и в наше время стукачам самое главное — обвинить в стукачестве других…
В Париже Плевицкая выступала не только перед соотечественниками, как пытаются это представить некоторые исследователи. Французская публика тоже с интересом слушала русскую певицу, несмотря на языковой барьер. Даже старинные русские песни, которые давно никто не исполнял, были востребованы в Париже в 20–30-х годах.