Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 7 из 7

– Ты-то куда, Акулина?

– Мне везде одинаково, а без меня вы, барыня, пропадете. Пойду с вами, а там как Бог даст.

Прихватив свои вещи, они вышли из монастыря и направились к лесной дороге. Но только подошли к лесу, как остановились в испуге. Навстречу им шла схимонахиня Антония. На своих сгорбленных плечах схимница несла вязанку хвороста. Хотя в монастыре было всегда достаточно дров, но схимонахиня, жившая в отдельном домике среди монастырского сада, топила его только хворостом, который сама приносила из леса. Матушка Антония пристально посмотрела на беглянок, сняла с плеч вязанку с хворостом и молча поклонилась им в ноги. Аня с Акулиной упали на колени.

– Я не встану, – сказала схимница, – пока ты, сестра, не дашь мне слово вернуться в келью.

При этом схимница обращалась только к Ане, будто Акулины и вовсе здесь не было. Аня заплакала и, поклонившись схимнице до земли, сказала:

– Помолитесь за меня, матушка Антония, я иду в келью.

Все трое встали и молча вернулись в обитель.

Монахиня Корнилия не осуществила своих угроз и ничего не доложила о самоваре игуменье, и это очень обрадовало Аню и вселило в нее новые надежды. Еще одна радость пришла, когда Акулина начала самостоятельно читать Псалтирь. Аня сказала об этом матушке игуменье, и та захотела убедиться лично. Девушки очень волновались перед таким экзаменом. Акулина прочла, хоть и по слогам, указанный матушкой Варварой псалом, и та похвалила их. К себе обе девушки возвращались вприпрыжку от радости.

Глава 8. Послушница

Вот и прошло лето. Родители, вернувшись с дачи, пришли в монастырь навестить дочь. Анастасия Аркадьевна, увидев Аню, всплеснула в огорчении руками:

– На кого ты похожа, дочка? Ты только посмотри на себя. Как ты огрубела, Боже мой!

В этот день Аня как раз была на риге, где молотила рожь. Когда ее позвали, поспешила как есть, не успев переодеться. На ней были большие сапоги, все в пыли, голова замотана ситцевым платком, а поверх платья фартук из грубой мешковины.

Отец, глянув на Аню, горько ухмыльнулся и покачал головой, но промолчал. Кое-как успокоившись, Анастасия Аркадьевна поведала Анне, что Александра Всеволодовича переводят в Петербург, в Министерство просвещения Временного правительства, на важную должность. Анастасия Аркадьевна выдержала паузу, ожидая реакции дочери на эту новость. Аня, потупившись, стояла молча, выдавая свое волнение лишь тем, что теребила руками фартук.

– Доченька, ты слышишь, мы переезжаем в Петербург, тебе надо собраться и попрощаться с матушкой игуменьей.

Аня упала перед родителями на колени:

– Папа, мама, умоляю вас, не губите меня! Оставьте здесь, в монастыре. Я не могу больше в миру, я там помру.

Анастасия Аркадьевна заплакала.

– Ладно, ничего, видать, не поделаешь, – как-то отчаянно махнул рукой Александр Всеволодович. – Если ты действительно нашла свое счастье в монастыре, живи. Но если в конце концов поймешь, какую ошибку совершила, приезжай. Мы дочь свою всегда примем.

В это время подали коляску, и Аня кинулась на шею сначала матери, а потом отцу.

Слез у нее не было, просто все сжалось внутри и похолодело. Хотела попросить благословения у родителей, но так и не решилась.

Когда коляска подымалась в гору, Аня увидела спины родителей. Мамина голова склонилась на плечо отца. «Бедные мои, милые и одинокие», – пронеслось у нее в сознании, и вдруг пришло чувство, что видит она их в последний раз. Хотела бежать вслед, но подкосились ноги. Она села прямо на землю и горько зарыдала.

Вечером схимонахиня Антония, которая после случая с самоваром стала Аниной духовной наставницей, позвала ее к себе в домик.





– Как ты себя чувствуешь? – спросила она и тут же, не дожидаясь ответа, продолжила: – Знаю, тебе трудно, особенно сегодня. Мир оставлять нелегко. Вспомни святых, какую борьбу выносили они, порывая с миром, с язычеством.

Мать Антония долго утешала Аню и молилась вместе с ней. К себе Аня вернулась обновленная и окрепшая духом.

В Петербурге случился переворот, к власти пришли большевики. Может быть, все эти события сократили срок Аниного испытания. В конце ноября, когда выпал первый снег, матушка игуменья позвала Аню вместе с Акулиной и объявила им об окончании испытания. Одевали новых послушниц у матушки в гостиной. Вот уже пропеты трипеснцы и принесли сшитые апостольники, рясы и скуфьи. Собрались сестры посмотреть на чин облачения. Аня с Акулиной стояли перед игуменьей на коленях и их облачали при пении псалма: «Господь просвещение мое и Спаситель мой, кого убоюся». Но вот они одеты, и игуменья произносит краткое наставление. Теперь Аня и Акулина, радостные и взволнованные, спешат в храм. По благословению игуменьи Аня становится на клирос. Пела она с таким чувством, словно все песнопения приобрели для нее какое-то новое, доселе неведомое значение. Каждое слово падало в ее душу и зажигало огнем пламенной веры и любви к Господу.

Мало что изменилось в быту Ани. Те же послушания и те же труды. Только перешли из гостиницы в сестринский корпус и обедали вместе с сестрами обители на втором этаже трапезной.

Трапезная в обители была двухэтажная, каменная, светлая, с иконостасом, расписанная картинами библейского содержания. Как-то раз Ане довелось впервые читать в трапезной за обедом. Пропели молитву, а читать никто не шел. Благочинная, мать Павла, подошла к Анне, слегка подтолкнув ее к аналою:

– Иди, сестра, читай.

Аня робко пошла. По мере чтения ее голос окреп, и читала она ясно и выразительно. По окончании трапезы сестры окружили Аню и благодарили, говоря:

– Как хорошо ты читаешь, похоже на то, как покойная наша матушка Елиферия читала.

Анне было приятно слушать эти похвалы, и улыбка не сходила с ее лица.

После вечерней службы матушка игуменья повелела Анне зайти к ней в келью. Шла Аня с неспокойным сердцем. Подойдя к келье матушки игуменьи, дрожащим голом произнесла:

– Господи, Иисусе Христе Боже наш, помилуй нас!

Услышав ответное «аминь», она вошла в игуменские покои и подошла к настоятельнице под благословение.

– Больше на трапезе не читай, – сказала игуменья, благословляя ее.

– Почему? – вырвался у Ани невольный вопрос, когда она поцеловала руку игуменьи.

– У послушницы нет слов «почему». Твое одно слово должно быть – «благословите». Ты читала хорошо, получила похвалу от сестер, но я издали наблюдала за тобой и видела, как наслаждалась ты похвалой, а похвала – ржавчина для души и особо опасна для монаха. Все в тебе не твое: голос, ум, здоровье – все это дал тебе Господь. Он привел тебя в эту святую обитель, а люди монастырские у Бога наперечет, немного их. Монах тот, кто совершенствуется внутренне. Как заметишь помысел, так и гони его. Поползнуться в грех дело человеческой немощи, попускается для смирения и уязвления совести, а пребывать без внимания к своим помыслам, без желания искоренить худые мысли – дело постыдное и гибельное. Написано: «Елико падеши, толико восстани и спасешися».

Аня земно поклонилась матери настоятельнице и просила у нее прощения.

Глава 9. Тураньев

Начавшаяся Гражданская война до поры до времени обходила уездный городок Кузьминск стороной. Революционные события в России насельницам монастыря казались не только далекими, но и малоправдоподобными. И только когда пришла весть о расстреле царской семьи, смятение, граничащее с ужасом, охватило весь монастырь. «Почему же небо не упало, когда подняли руку на помазанника Божия? – в страхе шептали сестры. – Никак последние времена наступают?» Действительно, наступали последние времена, но не мира, а обители, за стенами которой сестры думали в безопасности пережить смутное время.

Власть большевиков в Кузьминске была установлена без особых осложнений. Просто из губернского центра прибыли уполномоченные представители новой власти и взяли всё в свои руки. Право властвовать они подтвердили не только мандатами, но и отрядом вооруженных матросов. С приходом новой власти в городке стало твориться что-то невообразимое для его жителей, привыкших к спокойному и размеренному укладу провинциального быта. Арестовывали и препровождали в тюрьму каждого, кто вызывал хоть малейшее подозрение, а под подозрение мог попасть любой гражданин непролетарского происхождения. Монастырь пока не трогали, но сердца монахинь уже предчувствовали плохое. Вскоре были арестованы настоятель собора отец Владимир и еще несколько священников и монахов. Поговаривали, что арестовали их за служение панихиды по убиенному императору и его царственному семейству. Толком никто ничего не знал. Игуменья вместе с матерью благочинной уехала в губернский город к архиерею и долго не возвращалась. Еще раньше ее возвращения пришел слух, что арестован архиерей, якобы за участие в контрреволюционном заговоре. Верилось с трудом, что престарелый архиепископ участвовал в каких-нибудь заговорах. Приехавшая игуменья подтвердила арест архипастыря.

Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте ЛитРес.