Путь Сашки. Гексалогия

— Да?.. Хорошо. Винтольд, побудь с отцом, если ему станет хуже, позвони вот в этот колокольчик…

— Вот мы с тобой и свиделись.

— Папа, я тебя люблю.

— Я тебя тоже. Я скоро умру…

— Нет, папа!

— Винтольд, ты уже взрослый. Почти взрослый. Через несколько месяцев тебе будет девять лет. В девять лет я стал сиротой. И стал взрослым. Когда я умру, ты станешь королем. Запомни: твоей опорой будет дядя Ксандр.

— Я его ненавижу! Он плохой, он злой! Он меня разлучил с тобой. И ты заболел из — за него.

— Кто тебе это сказал?

— Мама и дядя Ильсан. Вот он очень хороший. Я его люблю. А дядю Ксандра ненавижу. Ненавижу!

Дар лежал и молча смотрел на сына. Шесть лет разлуки. И Ильсан рядом.

— Когда мне было девять лет, на Ларск напал Черный Герцог. Он захватил город, убил моего отца, твоего дедушку, и моих братьев. Я бежал на запад. Меня искали все. Если бы я признался, что я Дарберн Ларский, аристократы выдали бы меня Черному Герцогу. Из — за боязни гнева герцога или же за большую сумму денег. И я прибился в воровскую шайку в Гендоване.

— Ты в воровскую? Но ты же граф.

— Я был тогда еще виконтом. Но это роли не играет. Да, Винтольд, а куда деваться? В долговое рабство или на плаху к Черному Герцогу. В удаче меня хотели заставить воровать, но я отказался. Честь не позволила. И тогда мне отрубили руку. Кисть правой руки.

Винтольд скользнул глазами по постели. Обе остатки рук были ужасны.

— А как же кровь?

— Палач сразу же прижег ее факелом.

— Но это же больно…

— Больно… Я все равно не стал воровать. И мне отрубили кисть левой руки.

— Гады! Но это было в Гендоване? Почему дедушка не вмешался?

— Это происходит везде. Кроме Ларска. А теперь и Лоэрна. А твой дедушка… Кто я был для всех? Приблудный сирота, без рода и племени. Простолюдин, как и все.

— И как же ты жил без рук? Там не было слуг?

— Какие слуги? На самом дне городских трущоб. Среди бандитов, нищих и калек. Я сам был таким же калекой. А жил… Я стал парией даже для самого дна. Ходил зимой и летом в рваных обносках, которые стирал, плескаясь в речке только когда наступало лето. Спал на грязном и холодном, продуваемом полу, по которому бегали тараканы и клопы. И крысы. Ел два раза в день. Вечером мне кидали на этот пол кусок подгорелого мяса, в котором жил было больше, чем самого мяса. А утром я выуживал жижу, что еще оставалась в котле. И подбирал с полу брошенные объедки овощей.

— Разве так можно?..

— А по — другому никак. Кому нужен маленький безрукий калека?

— Но ты же аристократ…

— Никто не знал, а я молчал. В первые дни из — за Черного Герцога, а потом, когда отрубили руки, было уже поздно. Никто бы не поверил, что я наследный ларский виконт. Никто.

— А как же ты потом…

— Как? Слушай. Так я прожил шесть лет. Мне уже стало казаться, что прежняя жизнь не более чем сон. И я уже давно смирился со своей участью. Привык к голоду, холоду, побоям, издевательствам и насмешкам…

Дарберн сильно дернулся и напрягся.

— Папа тебе плохо? Я сейчас позову…

— Нет. Не надо. Вот уже лучше. Я потерплю. Тогда терпел и сейчас потерплю… Когда мне было пятнадцать лет, в нашу воровскую удачу привели нового мальчика. С меня ростом. Чистенького такого, опрятного. Уверенного. С деньгами. Мне он сразу понравился. Только я старался не подать виду. Еще больше будут смеяться и издеваться. И мне, знаешь, глядя на него стало завидно. Завидно и обидно на свою судьбу. Но это была хорошая зависть, не злая. Я все время украдкой смотрел на него и представлял себя на его месте. Утром он ушел со всеми, а вечером вернулся. А потом произошло непонятное. Такого не могло быть, но ведь было.

Дар остановился и смотрел на притихшего сына.

— Хм. Да. Когда мне кинули кусок мяса на пол, и я пополз за ним, этот мальчик вдруг встал из — за стола, подошел ко мне, взял этот кусок мяса и стал меня кормить из своих рук. Ведь мне приходилось есть прямо с пола. А потом его избили. Сильно избили.

— Кто, папа? Почему?

— По приказу главаря шайки. Мальчик не спросил разрешения, своевольничал. А за это бьют. Я же был пария и на моем примере показывали всем, что будет с теми, кто не станет воровать. Для меня это было странно. Нет, не так. Я был в шоке, ведь до этого никто за эти годы меня не пожалел. Остаток вечера я старался не смотреть на этого мальчика, боялся себя выдать. Понимаешь?

— Да, папа.

— Утром все ушли. Ушел и тот мальчик. А вечером часть мальчишек вместе с главарем должна была ограбить какого — то торговца. Взяли с собой и того мальчика. Он должен был стоять на стреме.

— А что это такое?

— Охранять подходы, чтобы никто не вызвал стражников. Ведь за это рубили руки. И так уж получилось, что мальчишек обнаружили и послали за стражниками. А выход остался сторожить хозяин — такая большая туша. Мальчик мог спокойно уйти, тогда остальных мальчишек поймали бы. И он бросился на этого здоровяка, а мальчишки услышали шум и бросились бежать.

— А этот мальчик? Его поймали?

— Нет, тоже убежал, откусив здоровяку пол уха.

— Вот здорово!

— Поздним вечером они вернулись в удачу, и тот мальчик был именинником, получив за смелость половину курицы.

— Правильно, заслужил.

— Да, заслужил. А мне снова кинули на пол самый плохой кусок, что был в котле.

Винтольд до этого оживший снова насупился.

— Мальчик встал, подошел и снова стал меня кормить из своих рук.

— Его опять избили? Вот гады!

— Нет, бить почему — то не стали. А утром он взял меня и повел мыться. Я ведь восемь месяцев не мылся, весь оброс грязью и вшами. Пахло от меня. Отскреб от меня грязь. Еще одежду мне купил. А после повел меня в харчевню и накормил. Впервые за шесть лет я наелся. Вечером мы вернулись в удачу. Ведь день я был сам не свой, парил как птица, а как перешагнул порог дома, то сразу все оборвалось. Грязный угол с тараканами и вшами. Но мальчик взял меня за руку и повел к лежанкам, посадил на свой лежак. Потом главарь стал делить еду. Все получали мясо в мисках, свой кусок получил и мальчик, а мне снова бросили на пол. Он подошел, вытер грязь и положил кусок в свою миску к своему куску, сел ко мне на лежак и стал есть и одновременно кормить меня, поделил куски поровну. А потом мы разместились вдвоем на его лежанке. Было тесно, но впервые за эти годы я не замерз. Помню слова, что тогда прошептал. Что он мне как брат.

— Вот кому быть бы тебе братом, а не этому Ксандру. Ну почему же такое! Папа, а что стало с тем мальчиком? Как его звали?

— Его звали Сашка. Мне тогда было пятнадцать, а ему тринадцать, хотя ростом были одинаковые. С такой еды я ростом не вышел. Я и сейчас невысокий, хотя отец и братья были рослыми. Потом в один из дней я решился и предложил мальчику породниться. Я боялся, что он откажется. Страшно боялся.

— Почему, папа? Сашка был из простолюдинов?

— Да.

— А ты ведь виконт.

— Но он этого не знал. Никто не знал. Для всех я был нищим калекой. Чернью. Даже еще хуже.

— И вы породнились?

— Да.

— Но ведь дядя Ксандр тоже с тобой породнен. Это было потом?

— В удаче меня звали Обрубком.

— Обрубком? Я что — то слышал, — Винтольд закусил губу, он вспомнил, как мама как — то упоминала какого — то обрубка. Это она про папу?

— А в Храме Клятв нужно называть свои настоящие имена. Я никому не говорил, а там назвался своим именем. Сашка назвал свое. Я его чуть переиначил.

— И как его звали?

— Ксандр.

— Нет! Папа, нет! Он же плохой, я же его нена…, — Винтольд заплакал.

Дарберн хотел его успокоить, но понимал, что утекают последние минуты его жизни.

— Потом нас всех схватили стражники. Сашка сумел убежать, а нас бросили в подземелье. Всех отправили к храмовникам. Только меня оставили умирать. Меня тогда очень сильно избили, и я валялся без сознания. Даже до городских ворот не дошел бы. Я очнулся в каком — то доме. Был лекарь, служанка.