Страница 89 из 91
— Нет, не должна. Ты вообще ничего мне не должна. После такого-то… Но только поедем завтра со мной в Москву, я тебя очень прошу. Домой.
— Серёж, я же сказала, что поеду.
— Со мной?
Она помедлила секунду. Потом кивнула.
— С тобой.
Он поцеловал её в лоб, и Настя в растерянности замерла, потом немного нахмурилась, когда Серёжка замер, продолжая прижимать её к себе.
— Серёжа, может, мы пойдём? Мне здесь как-то не по себе.
Он кивнул и отстранился, снова взял её за руку. Они вышли на аллею, Настя очень осторожно ступала, боясь споткнуться или ногу подвернуть, и позволила себя обнять, чтобы теплее было.
Муж молчал, дышал сдавленно, и вроде бы переживал из-за того, что сказал ей недавно. Настя вдруг улыбнулась, прислушиваясь к его дыханию и чувствуя, как его рука двигается по её телу, словно ощупывая.
— Странно, что здесь ничего не изменилось за десять лет, — проговорил он, когда они во двор входили.
— У тебя прямо вечер детальных воспоминаний.
— Я пользуюсь возможностью.
Намёк Настя поняла, но решила не реагировать, попыталась свести всё к шутке.
— Через кусты я не полезу, так и знай. Не смотря на все твои воспоминания.
Серёжа весело хмыкнул.
Оказавшись дома, Настя снова затряслась. Накинула на себя махровый халат, и лишь наблюдала, как муж включает везде свет и шторы на окнах задёргивает. Потом за диван взялся. Легко его разложил, бельё из шкафа достал, а Настя неожиданно занервничала, чем саму себя насмешила. Сидела на стуле, на стол облокотившись, куталась в тёплый халат и посмеивалась. Маркелов, в конце концов, оглянулся на неё, услышав выразительное фырканье.
— Ты чего?
Она головой покачала.
— Ничего. — Помолчала, и всё-таки призналась: — Чувствую себя глупо. Будто мне опять девятнадцать.
— А тебе сколько?
— А тебе? — передразнила Настя.
— Ой, много. Ты долго сидеть-то будешь? Давай в постель, я тебе чай принесу. В душ пойдёшь?
— Попозже. А чай мне…
— С молоком, знаю. Ложись.
Он вернулся в комнату совершенно неожиданно, Настя снимала платье, и замерла, когда в дверях его увидела. Шикнула, как на подростка.
— Что ты смотришь?
Маркелов головой качнул, не спуская с неё глаз. Затем подошёл.
— Давай помогу.
Молнию расстегнул, спустил платье с её плеч, наклонился, чтобы поцеловать. Потом волосы с её шеи убрал. Настя руки опустила, платье упало на пол, и она осторожно через него перешагнула. Повернулась к мужу, когда почувствовала его руки на своём теле. Прикоснулся требовательно, и взгляд уже не просительный, не умоляющий. Он тянулся к ней, а Насте не хотелось отталкивать его. Завтра они уедут в Москву, домой, вместе, они ведь решили. Неизвестно, получится ли начать всё сначала, но у них позади столько всего — и взлётов, и падений, — что забыть и начать новый отсчёт, вряд ли получится. Да и зачем забывать о том, как жизнь их учила, и чему именно научила? Это их история. Как и когда она закончится — неизвестно, но сейчас, именно в этот момент, хочется, чтобы судьба дала им ещё шанс. Правда, это, наверное, снова трусость, списывать всё на судьбу. Шанс они должны дать себе сами, причём не друг другу, а каждый себе. Постараться смирить гордыню, не думать о прошлых обидах, а любить — друг друга и семью, которую сумели построить не смотря ни на что.
Прежде чем уложить её на постель, Сергей одеяло откинул, а потом накрыл им сверху себя и Настю, и рассмеялся вслед за женой.
— Что? Грейся.
— Теперь мне тепло.
— Очень хорошо. — Целовал её, руки с жадностью скользили по её телу, и в какой-то момент одеяло стало мешать. Под руку попадалось, стало жарко, и Сергей его в нетерпении скинул. Жену снова поцеловал, когда она его за шею обняла. Её пальцы запутались в его волосах, ногти впились в кожу на затылке, и он чуть слышно застонал. Поцелуй прервал, а когда в лицо жене посмотрел, с удовольствием отмечая румянец, появившийся на её щеках, она сказала совершенно немыслимую для этого момента вещь:
— Серёжа, чайник кипит.
— Какой чайник?
— На кухне.
Он прислушался. В голове шумело: и от выпитого этим вечером, и от возбуждения, но негромкий свист Сергей всё-таки расслышал. Глупо выругался и скатился с кровати. Прошлёпал босыми ногами по голому полу, прежде чем из комнаты вышел, успел футболку снять и бросить её на стул, а на кухне выключил фыркающий на газу чайник, и приостановился лишь на минуту, чтобы глотнуть воды. А когда в комнату вернулся, несколько долгих секунд смотрел на жену, ждущую его в постели. Довольно улыбнулся, встретив её нетерпеливый взгляд, потом свет выключил.
— Всё, — выдохнул он ей в губы, выпрыгнув из джинсов и оказавшись рядом с ней в постели.
— Всё? — переспросила она. — Ты готов?
— Пошути.
Она всё-таки рассмеялась, но он ей рот поцелуем закрыл. И проговорил еле слышно:
— Я люблю тебя.
Насте в первый момент показалось, что она ослышалась. Даже на поцелуй не сразу ответила, пыталась осмыслить, а когда губы мужа спустились к её шее, сделала глубокий вдох. Волосы его перебирала, чувствовала прикосновения его губ, рук, потом зажмурилась и повторила за ним:
— Я люблю тебя.
Он тут же замер. Словно удивился её словам. Приподнялся на локте. Настя ничего не говорила, ждала, а ощущения такие, словно всё у них впервые. По плечу его погладила. Лица видеть не могла, но провела пальцем по его высокой скуле.
— Люблю, — повторила она. — И я очень хочу, чтобы мне больше никогда не пришлось об этом жалеть.
Он так и не ответил. Осторожно опустился на неё, и щекой к её щеке прижался.
— Ты моя жена, — шепнул он, наконец.
Настя слабо улыбнулась и согласилась:
— Жена.
Всё напоминало ту самую, их первую ночь. Прохладные стены хрущёвки, старый диван, издающий характерные поскрипывания, тот же жар и нетерпение, и даже голоса и смех подзагулявшей компании за окном. Именно их голоса и вернули Настю в прошлое. Она в какой-то момент от мужа оторвалась, прислушалась. Рукой до стены дотронулась. Та на самом деле была прохладной, раньше на ней ковёр висел, а вот сейчас только обои с выбитым на них рисунком. Настя ладонью по ним водила, затем к Серёжке наклонилась и поцеловала его. Он зубами её нижнюю губу прикусил, правда, отпустил почти сразу. Ладони легли на Настину поясницу, чуть надавили, а она застонала. А когда спустя несколько минут на мужа опустилась, рассмеялась, услышав его довольное бормотание. Поцеловала его в щёку. — Всё так, как ты хотел?
— Лучше.
— Ого, какой комплимент жене, с которой десять лет прожил.
Она специально потёрлась об него грудью, а Маркелов её руками обхватил, уткнувшись носом в её плечо. Затем губами прижался.
— Не помню, чтобы ты меня разочаровывала когда-нибудь.
— Негодяй ты.
Настя пристроилась у него под боком, устало вздохнула, а Серёжка её одеялом укрыл. Рукой по её волосам провёл. А Настя призналась:
— Я помню, как мы здесь с тобой любовью занимались. Потом Вика появилась.
— Да, ты тогда была очень смелой девушкой.
— Я просила тебя быть поосторожнее.
Маркелов лишь хмыкнул.
— Хорошо тебе говорить. — Провёл пальцем по её щеке. — Ты не хочешь продавать квартиру?
— Я не знаю, — честно ответила она. — Здесь столько воспоминаний. Вот, например Вика. А с другой стороны, воспоминания ведь не в самой квартире, а в нас. Да?
— Да.
Настя прижалась к нему, зажмурилась сильно, потом кивнула.
— Всё правильно. И дом уже не здесь. Я завтра всё подпишу.
Он ещё раз провёл по её волосам рукой.
— Спи, солнце.
Настя кивнула, глаза послушно закрыла, стараясь не думать о том, что завтра она уедет из этой квартиры навсегда. Хотя, не из квартиры, из своего детства.
Свой чай с молоком Настя всё-таки получила, в постель, как Маркелов и обещал, правда, утром. Серёжка ненавидел завтраки в постель, считал это глупым — есть в постели, не успев, как следует проснуться, глаза открыть. Но иногда хотелось побаловать жену, он дожидался, пока она проснётся, и приносил чай или кофе, но никакой романтики в этом не было. Забота — да, желание сделать приятно, но приятно, это когда две чашки с чаем, а не одна, два бутерброда на тарелке и утренний поцелуй в щёку. И этим утром устроились вместе в постели, Настя одеяло на груди придерживала, пила чай маленькими глотками, щурилась от удовольствия и смотрела, как Серёжка жуёт уже второй бутерброд, который ей предназначался. Маркелов выглядел воодушевлённым, и снова принялся рассуждать об отпуске. Настя слушала, но сама никак не могла проникнуться его стремлением уехать подальше, туда, где море и тёплый песок. Этим утром её другое беспокоило. Вот завтра или через пару дней, когда она проснётся дома, в своей постели, по сторонам оглядится, вернётся к своим обычным делам, то, возможно, и захочется в отпуск. А пока… пока она ещё здесь.