Страница 1 из 28
Екатерина Риз
В погоне за мечтой
1
— Саша! — голос отца слышался уже совсем близко, и он уже готов был открыть дверь в мою комнату. Открыть без стука, он никогда не утруждал себя излишними церемониями. Конечно, что может скрывать от него его любимая маленькая дочурка? Ничего, кроме сумки с вещами, которую складывает впопыхах, собираясь сбежать из дома.
Я поспешно засунула оставшуюся одежду обратно в шкаф, а спортивную сумку задвинула ногой под кровать. Очень вовремя!
Папочка распахнул дверь и посмотрел на меня весьма недовольно.
— Санька! Сколько ещё мне придётся за тебя объясняться с Максимом?
Я вздохнула.
— Папуль, ну в чём опять дело?
— В том, что он уже телефон оборвал, пытаясь до тебя дозвониться, а ты трубку не берёшь!
— Я трубку не беру, потому что с ним не разговариваю, и ты это прекрасно знаешь!
— Опять! Как же мне надоели все ваши разборки! Сколько можно? Поговори с ним, наконец, иначе он меня с ума сведёт своими звонками!
— Хорошо, хорошо, — пошла я напопятную, надеясь, что он отстанет от меня и уйдёт. — Я с ним поговорю. Если ты так настаиваешь.
— Я настаиваю? — изумился отец.
— Папочка! — устало воскликнула я и бросилась ему на шею. — Всё у меня хорошо!
— И в кого ты такая, — посетовал он и покачал головой. Потом всё-таки подобрел и поцеловал меня в лоб. — Подлиза ты, Сашка. Упустил я тебя.
— Я у тебя самая лучшая, ты сам говорил. Что же, теперь от своих слов отказываешься?
На столе запрыгал мой мобильник.
— Не отказываюсь я, — вздохнул отец. — Иди вон, опять звонит твой телефонный террорист! Поговори с ним, наконец!
Отец вышел, я проводила его настороженным взглядом, а потом недовольно покосилась на трезвонивший телефон. Вот ведь действительно террорист! Упрямый, никак не успокоится!
На Максима я злилась уже третий день. Отказывалась с ним разговаривать, видеться и уж тем более стараться понять. Мы встречались почти два года, но я до сих пор задавалась вопросом, зачем мне это нужно. Иногда он просто страшно меня раздражал, хотелось завизжать и затопать ногами в бессильной злобе. Но в тоже время у Максима было одно качество, которое я очень ценила — он умел меня удивлять. Делал что-то такое, от чего у меня перехватывало дыхание, и от восторга кружилась голова. И, наверное, я его любила. Мне так казалось, хотя, что можно знать о любви в мои годы?
Максим был надёжный, воспитанный, из хорошей семьи, просто идеальная пара для дочери солидного человека, одного из ведущих бизнесменов нашего города. Придраться не к чему. Студент юрфака, практически взрослый человек. И симпатичный. Да мне все девчонки в школе завидовали, когда он заезжал за мной на собственной машине после уроков. А я, наслаждаясь ситуацией, не спеша спускалась по ступенькам школьного крыльца, под завистливыми взглядами окружающих, такая красивая и уверенная в себе и гордилась собой в этот момент чрезвычайно.
Наш город, конечно, не столица нашей родины, но довольно крупный областной центр, а вот для меня как был провинцией, так и остался. Мне хотелось большего, мне хотелось в Москву, ощутить жизнь по полной. Чтобы вокруг всё крутилось в бешеном темпе, менялось, а я была бы в эпицентре. Я прочитывала от корки до корки все глянцевые журналы, особенно те, в которых рассказывалось о частной жизни звезд, и представляла себя на их месте или рядом с ними. И я собиралась поехать в Москву и добиться всего этого. Сама.
Я посмотрела на стену напротив и улыбнулась. С плаката на меня смотрела ослепительно красивая блондинка, холодный, даже немного высокомерный взгляд фиалковых глаз приводил в смятение, уж слишком он не сочетался с ангельской внешностью, но именно это мне в ней и нравилось. Завораживало как-то. Впервые я увидела её лет пять назад, в каком-то французском фильме и просто влюбилась в эту актрису. Начала изучать её биографию, и каково же было моё удивление, когда я узнала, что она русская. Из небольшого городка нашей области. Бывает же такое совпадение!
Она снималась в России, во Франции, в Германии, просто потрясающе! Я скупала все журналы и газеты, где были её интервью или малейшее упоминание о ней. Её фотографии, плакаты, всё я собирала и трепетно хранила. Старалась быть похожей на нее, даже как-то сделала такую же прическу, но выглядела я, прямо скажем, смешно и быстренько перестриглась.
Отец называл это манией, даже к психотерапевту меня водил. Несколько раз срывал плакаты со стен, выкидывал фотографии и кассеты с фильмами, но ничего не помогало. Я упорно покупала всё вновь. Папа только головой качал и становился очень грустным. А потом так тяжело махал рукой и уходил в свой кабинет.
Его реакция на моё увлечение Тиной Луганской всё-таки была слишком болезненной и как-то в пылу ссоры я посоветовала отцу самому сходить к психиатру и поговорить об этом. Как он тогда на меня посмотрел!.. Я думала — убьёт! Но нет, опять смолчал и ушёл к себе, а потом вообще уехал. Я тогда почувствовала себя безмерно виноватой.
Но сама мысль о том, что Луганская смогла пробиться наверх, взойти на пьедестал, вселяло в мою душу надежду. Раз она смогла, то чем я хуже? Я тоже смогу.
Поэтому и решила сбежать из дома сразу после выпускного.
Именно сбежать, потому что по доброй воле папа никогда бы меня не отпустит. Лет в пятнадцать я сделала глупость, рассказав ему о планах на свою будущую жизнь, о том, что собираюсь стать актрисой. Он тогда пришёл в ужас, долго кричал и топал ногами, а потом категорически запретил даже думать о поступлении в театральное и о Москве. Его реакция меня тогда серьёзно напугала и я затаилась, планами своими больше не делилась, и он успокоился, решив, что моя юношеская блажь прошла. А вскоре в моей жизни появился Максим, и папочка окончательно расслабился.
А зря.
Я своего привыкла добиваться. И в этот раз будет так же.
И вот когда я получу "Оскар"… хотя нет, "Оскар" это не у нас… "Нику" получу, приеду сюда, меня будут встречать с оркестром и красной ковровой дорожкой, как настоящую кинозвезду, тогда папочка и поймёт, какую ошибку он совершал все эти годы.
Размечталась я не на шутку, присела на кровать, перестав обращать внимание на упрямо пиликавший телефон, но палец случайно соскользнул и нажал на кнопку приёма. Голос Максима даже без громкой связи заставил меня вздрогнуть.
— Санька! Не смей вешать трубку, я поговорить хочу!
Я вздохнула и недовольно нахмурилась. Но телефон к уху поднесла.
— Я слушаю вас, Максим Викторович, — произнесла я официальным тоном.
— Опять Максим Викторович, — безнадёжно вздохнул он. — Ты долго дуться-то будешь?
— Я не дуюсь. Просто мне некогда с тобой разговаривать. Мне ещё собираться надо. У меня сегодня выпускной, не забыл?
— Не забыл. Я заеду за тобой в семь, да? — в его голосе звучала надежда.
Я же только мстительно усмехнулась. Нашёл дуру! Чтобы я просто так тебе всё простила! Гадкий изменник!
— За Галкой Лесновской поезжай, — язвительно предложила я ему. — Ты к ней в последнее время очень большую симпатию испытываешь.
— Саш, ну ты опять начинаешь, — заныл он. — Нужна мне эта Галка! Мы же уже говорили с тобой об этом, тебе всё это показалось. У меня в принципе не могло с ней ничего быть!
— Что так?
— Не будь гадкой! Я только тебя люблю, Сашуль!
— Не верю я тебе, Большаков, вот что хочешь, со мной делай, а не верю!
Но я уже начала сдаваться и он это понял. И обрадовался.
— Значит в семь?
Я помолчала пару секунд, испытывая его терпение, потом как бы нехотя сказала:
— Ладно уж, приезжай. Но смотри у меня, Большаков, если я узнаю…
— Санечка, всё будет, как ты захочешь!
Как захочу! Если бы!
Я выключила телефон и легла на кровать, стала задумчиво разглядывать потолок.
Большаков всё-таки гад. Думает, что я такая дура, что вот так сразу ему поверила и простила этот финт с Сорокой. Не успела я уехать на выходные на дачу, как он тут же свернул налево. А папа его ещё оправдывает!