Сын

Мальчик и мужчина вышли в коридор, и мальчик взвыл от радости при виде черно-белой полицейской фуражки, которую мужчина достал с полки в шкафу, но сразу застыл в благоговении, как только мужчина опустил фуражку ему на голову. Они подошли к зеркалу. Мальчик ткнул пальцем в дядино отражение и воспроизвел звуки выстрелов.

– В кого это ты стреляешь? – удивился мужчина.

– В бандитов, – прошипел мальчик. – Бах! Бах!

– А может, в мишень? – спросил Симон. – Потому что полицейские не стреляют в бандитов без крайней необходимости.

– Стреляют! Бах! Бах!

– Иначе нас посадят в тюрьму, Матс.

– Нас? – Мальчик остановился и удивленно посмотрел на дядю. – Почему это? Мы же полицейские.

– Потому что, если мы стреляем в человека, не сумев поймать его, мы сами становимся бандитами.

– Но… но если мы его задержали, мы же можем стрелять?

Симон засмеялся:

– Нет. Тогда уже судья решает, сколько времени преступнику предстоит провести в тюрьме.

– А разве это не ты решаешь, дядя Симон? – Во взгляде мальчика промелькнуло разочарование.

– Знаешь что, Матс? Я рад, что не мне приходится это решать. Я рад, что мне надо всего-навсего их поймать. Потому что именно это самая интересная часть работы.

Матс зажмурил один глаз, и фуражка сползла ему на затылок.

– Слушай, дядя Симон…

– Да?

– А почему у вас с тетей Эльсе нет детей?

Симон встал позади племянника, положил руки ему на плечи и улыбнулся его отражению в зеркале:

– Зачем нам дети, если у нас есть ты? Или как?

Пару секунд Матс задумчиво смотрел на дядю, а потом его лицо осветилось улыбкой.

– Хорошо!

Симон засунул руку в карман и извлек вибрирующий телефон.

Звонили из Операционного центра. Симон выслушал сообщение.

– В каком месте у Акерсельвы? – спросил он.

– Напротив Кубы, у Академии художеств. Там есть пешеходный мост…

– Я знаю, где это, – ответил Симон. – Буду через тридцать минут.

Поскольку Симон уже стоял в коридоре, он нацепил ботинки и снял с вешалки куртку.

– Эльсе! – крикнул он.

– Да? – Ее лицо появилось над перилами лестницы.

Он снова поразился ее красоте. Длинные волосы, струящиеся рыжей рекой вокруг изящного бледного лица. Веснушки на носу и на щеках. И внезапно ему в голову пришла мысль, что у нее по-прежнему будут веснушки, когда сам он уйдет на тот свет. И вслед за этой пришла другая мысль, которую Симон попытался отогнать, но не смог: кто будет тогда ухаживать за ней? Он знал, что со своего места она его не видит, а просто делает вид, что видит. Он кашлянул:

– Мне надо идти, дорогая. Позвонишь и расскажешь, как прошла встреча с доктором?

– Да. Езжай осторожно.

Двое пожилых полицейских шли по парку, который в народе называли просто Куба. Почти все считали, что название это как-то связано с островом Куба, возможно потому, что здесь проходили политические митинги, а район Грюнерлёкка всегда был рабочим. Надо было достаточно долго прожить в этом городе, чтобы узнать, что раньше здесь, в парке, стоял большой контейнер с газом, над которым имелась надстройка в форме куба. Они вышли на пешеходный мост, ведущий к старым фабричным корпусам, переданным Академии художеств. На прутья решетки моста были навешаны замки с написанными на них датами и инициалами влюбленных. Симон остановился и посмотрел на один из них. Он любил Эльсе все десять лет, что они прожили вместе, каждый из более чем трех с половиной тысяч дней. В его жизни не будет другой женщины, и для того, чтобы понимать это, ему не нужен никакой символический замок. Да и ей он не нужен, будем надеяться, что она переживет его на столько лет, чтобы в ее жизни появилось место для других мужчин. Ну и ладно.

С того места, где они стояли, был виден мост Омудт, скромный мост через скромную речку, разделяющую скромную столицу на западную и восточную части. Однажды, давным-давно, когда Симон был молодым и глупым, он сиганул с этого моста. Пьяная троица, три парня, двое из которых были непоколебимо уверены в себе самих и своем будущем. Двое из них были уверены в том, что они лучшие из этой троицы. Третий – а это был Симон – уже давно понял, что не может конкурировать с двумя приятелями по части ума, силы, общительности или тяги к женщинам. Но он был самым мужественным. Или, говоря другими словами, самым рисковым. А прыжок вниз в грязную воду не требовал ни ума, ни владения телом, лишь безрассудной смелости. Симон Кефас часто думал, что в молодости его единственным конкурентным преимуществом был пессимизм. Из-за этого пессимизма ему хотелось играть с будущим, которое он оценивал весьма невысоко. У него было врожденное чувство, что потерять он может меньше, чем остальные. Он встал на перила и дождался, когда два приятеля заорали, что не надо, что он сбрендил. И прыгнул. Вниз с моста, прочь из жизни, в чудесное крутящееся колесо казино под названием судьба. Он прошел через воду, у которой не было никакой поверхности, только белая пена, а под ней – ледяные объятия. И в этих объятиях он ощутил тишину, одиночество и покой. Когда он снова показался над поверхностью, совершенно невредимый, они ликовали. Да и сам Симон тоже, хотя он чувствовал небольшое разочарование оттого, что вернулся. Вот что может сделать с молодым человеком простая любовная неудача.

Симон отогнал от себя воспоминания и перевел взгляд на поток между двумя мостами. А точнее, на тело, висящее там, как на фотографии, застрявшее прямо на середине водопада.

– Скорее всего, тело плыло вниз по течению, – произнес пожилой криминалист, спутник Симона. – А его одежда зацепилась за что-то торчащее из водопада. Река по большей части такая мелкая, что ее можно перейти вброд.

– Ну конечно, – сказал Симон, засунул в рот пакетик с жевательным табаком и свесил голову набок.

Тело висело строго вертикально, с руками, расставленными в стороны, а вода обтекала его по обеим сторонам, словно белый стальной венок. Как волосы Эльсе, подумал Симон.

Криминалистам наконец удалось спустить лодку на воду, и сейчас они пытались снять тело с водопада.

– Спорим на пиво, что это самоубийство?

– Думаю, ты ошибаешься, Элиас, – сказал Симон, засунул скрюченный указательный палец под верхнюю губу и вытащил пакетик табака.

Он хотел бросить его в воды протекавшей под ними реки, но остановился. Наступили новые времена. Он оглянулся в поисках урны.

– Ну что, споришь на пиво?

– Нет, Элиас, я не буду спорить на пиво.

– Ой, прости, я забыл… – смутился криминалист.

– Да ладно, – сказал Симон и ушел.

На ходу он кивнул высокой белокурой женщине в черной юбке и короткой куртке. Он бы подумал, что она банковская служащая, если бы у нее на шнурке на шее не висело полицейское удостоверение. Симон выбросил пакетик табака в урну на обочине дорожки у моста и пошел вниз, к берегу реки, а потом стал подниматься, исследуя взглядом поверхность земли.

– Комиссар Симон Кефас?

Элиас посмотрел вверх. Женщина, которая произнесла эти слова, выглядела так, как, наверное, иностранцы представляют себе типичную скандинавку. Он подумал, что сама она считает себя игроком высшей лиги и именно поэтому стоит сейчас в своих туфлях без каблуков, слегка склонившись вперед.

– Нет. А вы кто?

– Кари Адель. – Она вытянула в его сторону удостоверение, висящее у нее на шее. – Я новый сотрудник отдела по расследованию убийств. Мне сказали, что я найду комиссара здесь.

– Добро пожаловать. А зачем вам Симон?

– Он должен меня обучить.

– Тогда вам повезло, – произнес Элиас и указал на маленькую фигурку мужчины, идущего вдоль берега. – Вон ваш человек.

– Что он там ищет?

– Следы.

– Но они ведь должны были остаться вверх по течению от трупа, а не вниз?

– Да, и он исходит из того, что там мы уже все осмотрели.

– Другие криминалисты говорят, что это похоже на самоубийство.

– Да, я совершил ошибку и хотел поспорить с ним на пиво, что так и есть.