Машина снов

– Мир тебе, – поздоровался Марко с библиотекарем, неслышно поднимаясь с резного кресла в читальне.

– Si vis pacem, para bellum 4? – засмеялся старик, постучав палочкой по ножнам, болтающимся у бедра венецианца.

– Приходится, – улыбнулся в ответ Марко.

– Тебе надобно бы Сунь Цзы прочесть.

– Я наизусть учил, всё ещё помню. И даже пытался на латинский переводить, да не успел. Кубла‑хан меня в страну Мянь услал.

– А вот меня память совсем подводит – путаю всё: языки, смыслы, образы. Презабавнейшая каша получается иногда. Как катайский дракон – чешуя карпа, тело змеи, ноги петуха, а рога – оленьи, – снова засмеялся библиотекарь, и редкие шёлковые волоски на его белёсом черепе зашевелились в такт. – Так говоришь наизусть?

– Пэй Пэй просила, чтобы наизусть, – помрачнел Марко, поглаживая гарду.

– Пэй Пэй? Жалко девочку… Способная была, образованная. Конфуцианский канон знала лучше многих сюцаев, её отец учил строго, – голубые бельма старика увлажнились. – Чаю?

– Благодарю покорно.

– А я выпью, – задорно сказал старик. – Эй, сопливая, давай‑ка чайничек нам, да шевелись.

Караитка убежала, пятясь назад. Старик был самым добрым существом, которое она видела в жизни: он ни разу её не ударил за полгода и вовремя кормил. Этого было достаточно, чтобы она посчитала его живым божеством. За пазухой у неё притаился тонкий кривой сарацинский нож: если на старика кто‑нибудь поднимет руку, она защитит слепого, а если надо, умрёт за него.

– Я пришёл спросить тебя…

– Конечно, Марко. Хотя за минувший год ты стал совсем другим, взрослым, настоящим мужчиной. Но спрашивай. Тяга к знаниям похвальна…

– Я встретил Шераба Тсеринга…

– Я знаю его, он приехал несколько лет назад из Тебета, вместе с Карма Пакши.

– Ты всё знаешь…

– Ну… уж не всё…

– Но всё‑таки, никто в царстве Юань не знает больше твоего, даже Хубилай.

Старик приложил палец ко рту, оглянулся, словно по старой привычке ещё зрячего человека проверяя, не слышат ли рабы, и негромко поправил:

– Великий хан…

– Да, Великий хан, конечно… – поспешно повторил Марко. – Так вот. Я хотел спросить: кто такой тот Карма Пакши?

Юная рабыня вернулась с подносом горячего чаю и бесстыже уставилась на Марка, одетого в расшитый парчовый халат. Марку стало смешно: вот деревенщина! Через пару лет красоткой будет.

– Он для идолопоклонников всё равно что живой Иоанн Креститель, – улыбнулся библиотекарь.

– Святая Богородица! – быстро перекрестился Марко.

– Человек в чёрной короне. Родом он из Тебета, но говорят, что он рождается каждый раз в новом теле. И многие‑многие годы будет он приходить в Тебет, каждый раз в новом теле.

– Помилуй мя, Пречистая Дева! Это колдовство!

– Я не знаю, колдовство ли это, но говорят, что он останавливает войны, исцеляет больных. В Тебете племён много, а еды никакой, оттого живут там одни разбойники. В каждой долине свой народ, а долин там, как морщин на моём лице. Раньше там все со всеми воевали, а этот усмирил их, – засмеялся библиотекарь. – Великий хан как‑то решил, что неплохо бы ему в империи учредить какую‑то религию, которой бы все подчинялись. Слишком большая страна, надо как‑то её объединить. Сам он надумал или присоветовал ему кто, я не знаю. Но за полгода гонцы ханские со всех земель привезли в Канбалу священников и жрецов всяких. И евреи, и несторианцы, и греческой веры были люди, и чистые идолопоклонники, что деревьям да кустам молятся, и пандиты индийские – всякой твари по паре собрал Великий хан. И говорит: «Кто искуснее будет в спорах богословских, того религия и будет нашей». Святоши‑то на закрома Хубилаевы посмотрели, да и давай спорить! Каждому охота стать в царстве Юань навроде понтифика! – в голос, до кашля, захохотал библиотекарь. – Трое суток эти крикуны горло драли, чуть до драки не дошло, водой разливали. Карма Пакши на спор опоздал, прибыл к исходу третьих суток. Он вошёл, Хубилай его и спрашивает, что, мол, ты скажешь в защиту своего учения? А Карма Пакши посмотрел на него и увидел до смерти голодного старого человека, которого эти многодневные споры замучили до тошноты. И тогда тебетец просто повел руками, и в воздухе появились тарелки с едой, бокалы, и всё это поплыло к Хубилаю. А спорить… он даже говорить ничего не стал.

– Ну точно колдовство! – вскричал Марко.

– Нет, Марко, не колдовство тут, ты не понимаешь. Он увидел в богдыхане обычного человека и пожалел его. Воистину говорят: «Монах не воздаёт почестей императору».

– И что?

– Ну, ты же знаешь Хубилая – на то он и великийхан, чтобы сомнений не испытывать. Он поел и говорит, что всех, мол, спорщиков прошу на двор, там нухуры Ичи‑мергена уже как следует наточили мечи, так что вам будет не больно потерять свои головы, и всё такое, как обычно при дворе. А учение, которое принёс Карма Пакши, и будет всеобщей мунгальской религией. И тут Человек в чёрной короне ему и говорит, что, как негоже лечить разные болезни одним лекарством, так и нельзя всем людям давать одно и то же учение. Кто‑то молится Христу, кто‑то Шиве, а кто‑то верит Мохаммеду. Разным головам, говорит, нужны разные шапки. Тут могучий Хубилай вообще дар речи потерял. Правда, всех спорщиков отпустил и наградил щедро. Казнить не стал за проигрыш.

– Да ну, сказка это, – недоверчиво сказал Марко.

– Я тогда ещё мог видеть, Марко. И я видел это своими глазами, – немного сердито сказал старик, приблизив свои прозрачные, как стрекозьи глаза, голубые бельма к лицу молодого венецианца. – А не веришь – спроси Ичи‑мергена. Его люди как‑то пытались Карма Пакши задержать, ссора у них с катайцами вышла – к кому первому святой человек учить поедет. Так он тебе расскажет, как Человек в чёрной короне повёл рукой и войска встали как вкопанные, неподвижные, как глиной обмазанные.

– А во что ты веришь, хранитель книг? – спросил Марко после недолгого молчания.

Старик встал и на ощупь начал разливать чай. Девчонка поспешно вынула из его дрожащих рук чайник, но старик остался стоять. Потом он не спеша прошёлся, пожамкав воздух пустым беззубым ртом, и медленно сказал:

– Иногда ты достигаешь пределов веры, и кажется тебе, что коснись рукой – и попадёшь пальцами во тьму, настолько она близка. Иногда достигаешь в вере такой глубины, что кажется, всё на земле ничто и люди – как полый бамбук под ветром. Какова та вера? В красивой, безусловно красивой, но малюсенькой Венеции так просто говорить о единой вере. И потом под её знамёнами растоптать град Константина, растерзать сарацинские города, выжечь своих неблагонадёжных… Европа мала. Очень мала. Пока спит катайский дракон, пока мунгальские нойоны каждый день едят баранину и видят рай как большую белую юрту – всё в порядке для твоего мира. Можно объявить его единственным. Правильным. Но это самообман… – старик надолго задумался, потом, тяжело улыбаясь, проговорил, словно с трудом разлепив иссечённые старостью губы: – Не спрашивай меня о моей вере, блюди свою в чистоте. Вера – дело интимное, тайное. Будь чистым сам, и всё вокруг тебя станет чистым.

Они молча сидели у Драконьих прудов, так же, как прошлой осенью, словно ничего не изменилось. Первый снег медленно, как чаинки в глубине чашки, опускался на их тёмные силуэты – огромный холм Хубилая и тонкий кипарис Марка. Снова безмолвное чёрное зеркало воды втягивало их взгляды, как огромная воронка.

Хубилай встал, выпрямившись во весь рост, и неспешно высвободил торс из складок шёлка. Рукава повисли по бокам, как сброшенная пауком прошлогодняя шкурка. Богдыхан оправил полы халата и с лязгом достал мунгальскую саблю. Марко, не говоря ни слова, отпрыгнул назад, вынимая гибкий прямой меч‑цзянь. Невидимый в сумерках Ичи‑мерген со вздохом закрыл глаза и отошёл за колонну, жестом приказав часовым не вмешиваться.

Хубилай раскрыл руки, приглашая Марка атаковать. Замедляя движения, он делал вид, что старость одолела его. Марко ждал. Хубилай наклонил шею, тяжело разминая её, потом переложил саблю в левую руку, чтобы размять правое плечо. и вдруг молниеносно атаковал слева косым ударом снизу вверх, беспощадно целясь в пах противнику. Марко ошеломлённо отскочил в сторону, едва заметив, что левая пола его халата разрезана пополам. Хубилай буквально взвился в воздух, нанося бесчисленные удары, помогая ногами, обманывая вращающимися полами халата. Марко оборонялся изо всех сил, но получил коварный удар ногой в живот и отлетел за камень. Он прокатился за каменной стелой, выпрыгнул навстречу Хубилаю, кувырком подкатываясь под его саблю, и сделал колющий выпад с земли. Богдыхан отклонился, меч Марка распорол ему штанину и верхний расшитый пояс, шумно упавший на землю.