Страница 6 из 28
Володя внимательно смотрел на него, прижимая очки к глазницам:
— Я бы не стал принимать это за истину. Умозрительные выводы… — он пожал плечами.
— Послушай, — сказал Колька. — Вчера у нас была альтернатива: или Земля, или мы пропали. Так? Сегодня тройной выбор. Либо Земля, и нам некуда спешить, либо СП, и мы имеем трое суток на обследование…
— Или пропали, — закончил Володя.
— Да. И опять-таки нам некуда торопиться. Главное, что некуда торопиться, и наши шансы теперь составляют два к одному.
Они посидели рядом, плечо к плечу. «Ах ты, дружище, — думал Колька. — Настоящий исследователь… Мы везучие все-таки, могли же влипнуть черт-те во что, а не-в этот райский зоопарк. И здорово, что мы не супермены, потому что те сначала стреляют, а потом думают. Хороши бы мы оказались; если бы вчера открыли пальбу по врачам, когда они кормили слепых поросят Рафкиной кровью…»
— Ну их всех, — сказал Колька. — Не вешай носа, выберемся.
— Я не вешаю коса. Свисти, пора к Рафаилу.
Явился лохматый охотник, Ахука. Раз-раз, — не слушая возражений, промассировал гостям ноги, еще сведенные после верховой прогулки. Раз-раз
— умыл, накормил завтраком. Он был взбудораженный, очень решительный… За едой прокричал: «Тан, Та-ан-и!» С дерева съехал орангутанг, заковылял в соседнюю хижину. Вынес и подал хозяину подзорную трубу.
Колька чуть не подавился. Охотник передал ему трубу и взволнованно замигал лохматыми ресницами.
— Серьезное сооружение, — одобрил Колька.
Объектив был примерно трехдюймовый. Стекла отличной шлифовки, оправы
— полированные, серебряные. Тубус твердого дерева, в широкой части обтянут той же кожей, из какой были сделаны плавки. Увеличение… ого! Тридцатка или сороковка, очень приличный инструмент…
— Ваше мнение, товарищ инженер? — спросил Володя. — По-моему, работа не европейская.
— Работа ручная, корешок, оправы чеканные, тубусы не вполне круглые…
Колька навел трубу на вершины дальних деревьев. Краем глаза он видел, что Ахука засиял и заулыбался.
— Вовк… Прямо над просекой — еще поющее дерево.
Посмотреть не успели. Из-за кустов, образующих как бы палисадник перед хижиной, вышел Брахак. Свежий, подбритый, поглаживал круглую седую бородку.
— Теперь начнутся дела, помяни мое слово, — сказал Колька.
Дела начались немедля. Ахука возбужденно что-то рассказал Брахаку — старик выслушал неодобрительно. Охотник взял у Володи инструмент, поработал тубусом. Брахак поднял плечи…
— Показывает, что мы знакомы с оптикой, — определил Володя.
— Угу. А старик темнит. Ох, дорого бы он дал, чтобы от нас избавиться.
Брахак проговорил длинную фразу, развел руками, сел. Ахука посмотрел на него с мрачным торжеством и вызвал обезьянку. И пока она подтаскивала — в три захода — овальные листья для рисования, мелки и мокрую губку, парни посовещались, и Николай попросил:
— Рафаи, Рафаи!
Ахука схватил мелок, нарисовал спящего Рафаила и над ним — солнце, чуть приподнявшееся над горизонтом. Рядом второй рисунок, на котором Рафаил сидит, и тут же Володя разговаривает с Ахукой. У всех троих заинтересованный и глубокомысленный вид, а время, судя по солнцу, — несколько после полудня. Рисунки были артистические. Володя сказал:
— Прекрасно рисует! Показывает, что Рафа до полудня не проснется.
— Нет, он чего-то еще добивается…
Ахука досадливо сморщился, подумал, тронул Володины очки, потом прикоснулся к пистолету, потом, совершенно неожиданно, к красному жуку на груди Брахака. Показал своего, голубого, и изобразил удивление — почему, мол, красный? У меня — голубой… Спросил что-то у Брахака. Тот с неохотой показал: не понимаю. А-а! Показывают, что для них многое непонятно! — догадался Колька. Но это ведь само собой разумеется… Чего он хочет, охотник?
Ахука сказал: «Каопу!» и прикоснулся к голове. «Каопу, каопу», — подтвердил Брахак. «Нк-и!» — Ахука похлопал себя по руке, а Бракак успел запомнить кое-что, но первым понял хозяев Володя:
— Это по твоей части, Колюня. Предлагают изучить язык.
— За два-то дня? — горько откликнулся Николай.
— Если мы сумеем уйти через два дня.
— Типун тебе на язык! Сейчас я им нарисую…
Он торопливо изобразил два круга солнца и баросферу — его поняли. Брахак сразу оживился. Честное слово, он хотел поскорее спровадить пришельцев, что за притча такая! Ахука, напротив, помрачнел и нарисовал совсем уже невероятную сценку. Нарисовал себя, Володю и Николая за разговором — ошибки не могло быть. У каждого изо рта выходило облачко, как рисуют в комиксах.
…Брахак был любезен дипломатически. Ахука сверкал раскаленными очами и еще раз, и еще, и еще показывал, что сегодня гости сумеют разговаривать! И Колька поверил и сказал почти благоговейно:
— Вовк, а они могут. Пойдем?
— Собственно, мы ничем не рискуем…
— Пошли! — провозгласил Колька. — Почтеннейшая публика, чудеса продолжаются.
5
Их повели не по просеке, а вроде бы задами, по извилистой аллейке между зелеными куполами хижин. Очень тих был этот город. Шуршали шаги редких прохожих, неизвестно откуда доносилась струнная музыка, да покашливали вверху обезьяны. То и дело попадались узкие, чистые ручейки с травянистым руслом. В них проплывали животные, похожие на бобров. В одном ручье паслась маленькая антилопа.
Встреченные люди были все на одно лицо — крупные, красивые, в стандартных плавках. Прохожие не выказывали особого любопытства и деликатно отводили глаза после беглого взгляда. Колька крякнул. Он думал — толпой побегут, будут пальцами тыкать: гляди, рыжий!
Тут же и Володя зашептал:
— Как вышколены, а? Я себя чувствую неотесанным провинциалом.
— Наше дело исследовательское, — сказал Николай. — Смотри себе, не стесняйся.
…Ахука показал вперед — пришли. Дома кончились. Открылась огромная поляна — холм, покрытый плюшевой травой. С вершины холма вздымался граненый ствол «поющего дерева», массивный, как обелиск. Ниже по склону, редким ожерельем его окружали деревья с чешуйчатыми, мохнатыми, красно-бурыми стволами. Их перистые листья перекрывали всю поляну, как колоссальный тент, а могучие доски корней были разукрашены яркими цветными картинами, другие картины лежали прямо в траве, и было это так здорово, что Колька задохнулся. Дымчатый золотистый воздух висел между деревьями.
Поднимаясь к вершине холма, он старался быть внимательным и спокойным. Старался смотреть и запоминать. Здесь было много людей. Некоторые рисовали, обратив к ним лица с характерным замкнутым выражением,
— вскидывали темные, с голубыми белками глаза и опять опускали к рисунку. Группы в пять — семь человек сосредоточенно разговаривали. К одной компании обезьяна подтащила гроздь бананов. Чуть подальше грохотали струны
— человек сидел и играл на басовом инструменте, сверкая бритым блестящим черепом. Слушатели кивали, раскачивались в такт. Одна женщина лежала в траве, подперев щеки ладонями.
На вершине холма чернел вход а пещеру — узкая, высокая арка. Здесь трава была выбита до земли. Рядом с входом сидел охотник в форме — нагрудник, шорты, шапочка, — и при нем угрюмая обезьяна с дубиной… Колька поежился. Вдруг стало неуютно. Несколько минут они простояли у входа, под бухающие, глубинные удары огромного инструмента — бритоголовый все играл, раскачиваясь: «Баба-бам-м… ба-ба, ба-ба-бам-м… ба-ба…»
Из пещеры вышел белый человек.
— Все-таки Земля, — быстро сказал Николай.
— Заговори с ним.
Белокожий человек прикрывал глаза старческой узловатой ладонью. За его спиной стояли двое «коричневых» с решительными лицами.
— Ду ю спик инглиш? — отчетливо прозвучало на поляне. — Парлата иль испаньола?
Вместо ответа старик поклонился, сделал приглашающий жест и бочком, как краб в глубину, скрылся в пещеру.
Ахука выскочил вперед и — повторил жест белого.
Парни переглянулись и пошли за ним в темноту.