Драконье гнездо

Сколько глупостей пришлось передумать. А ответ прост. Он тоже боится.

— Дрейвен…

Мои губы скользнули по его ждущему рту движением его имени. Он выдохнул и жадно приник ко мне… И вскоре я уже не понимала ничего: ни где мы находимся, ни почему наплевать на то, что в помещение могут ворваться какие-то смешные «пауки» или какие-то посланные глупым Адэром глупые убийцы… Самое важное было именно в том, что этот чёртов конкретный уиверн мой и только мой! И пусть он думает себе, что хочет, например, такую глупость, что я стала его личной собственностью, потому что откликнулась на его поцелуй, что мне нравится откликаться на его по… ой… уже не только на поцелуй… Какие у него руки… А какое имя… Дрейвен… Дре-эйвен… Дрейв!..

… Солнце Уиверна мягко заглядывало в окна, не зашторенные с вечера.

Я следила, как его пока тёмно-жёлтый свет начинает играть на потолке спальни. Головой я удобно и уютно устроилась на плече мужчины, который спал крепко-крепко. Пусть кто-то скажет, что это не я его вернула. И пусть кто-то скажет, что ему ещё придётся после этой ночи носить линзы. Нет, ему я ничего не скажу о том, что знаю про линзы. Но, кажется, он узнал главное, из-за чего в глубине души вернулся к слепоте. И должен проснуться зрячим. Могу поспорить…

Его дыхание изменилось.

— Могу поспорить, что ты больше не двоишься, — прошептала я.

— Кому чего, а тебе важно только это? — пробормотал он. — Ты не совсем права. Мне бы хотелось ещё кое-что узнать и понять, но уже не смогу.

— Но это потом, — сказала я уже вслух, хоть и негромко. — Тебе сейчас надо готовиться к суду. Даг-ин Рэдманд должен с тобой много беседовать, чтобы сделать тебе хорошую защиту. И потом…

— Лианна… Защита уже не нужна.

— Почему?

— Потому что уиверны только в одном случае видят один сон. И даг-ин Рэдманду только достаточно узнать об этом, как суд будет отменён вообще. Или ты не хочешь, чтобы даг-ин Рэдманд узнал об этом?

Я повернулась и ткнулась носом в его щеку. Обняла за плечо.

— Ты ведь больше никуда — ну, по своей специальности?

— Больше — нет. Хозяйство большое — придётся разбираться в нём на пару с тобой.

Он осторожно приобнял меня, и заглянул в глаза. Я рассиялась — видит! Поэтому он сказал, что хочет ещё кое-что понять, но уже не сможет! Не сможет вернуться на Керу, в её коридорные лабиринты и ярусы! Он и правда узнал главное!

— Чему ты улыбаешься? — невольно улыбнулся и он.

— Вспомнила, каким ты строгим был ночью. А как будет счастлив Брендон!

— Логика истинной женщины, — проворчал он, всё ещё улыбаясь.

— Логика! — подтвердила я. — Ведь это самое главное, что у меня есть — ты и твой сын. Поэтому у меня всё логично. Дрейвен…

— М?

— Ты знал меня всего два дня на Уиверне…

— Ты забыла приплюсовать неделю на Кере.

Да, забыла. И теперь, кажется, понимаю, почему он ослеп наново. Не оттого, что хотел узнать, что именно там произошло. А потому что ему надо было знать, почему его ко мне тянет. Я всё ещё держусь настороже. Но напоминаю себе, что мои слова: того уиверна, с Керы, я могла бы полюбить, — Дрейвен, кажется, воспринял всерьёз.

И с трудом удержалась от насмешливой улыбки: не каждая женщина начинает свой любовный роман через секунды после взрыва мощной гранаты!

Один сон на двоих

Лианна

Уиверны не говорят друг другу: «Я тебя люблю». Они видят друг друга в своих снах — и этого достаточно, чтобы женщина и мужчина поняли, что они любимы взаимно. Оттого на Уиверне нет разводов. Двое всегда вместе. Даже во сне.

Древняя история планеты, полная войн и катаклизмов, выработала в уивернах сдержанность в выражении своих чувств. Но мне, человеку, позволено то, что негласными правилами уивернов недоступно другой женщине, уивернке, так что я часто говорю Дрейвену эти сокровенные слова, любовно глядя в его пронзительно серые глаза: «Я тебя люблю». Он молчит в ответ. Может поцеловать, но чаще насмешливо улыбается. Фи… Меня не проведёшь. Я гуляю в его снах — рядом с ним. Я бегу в его снах бок о бок с ним, но чаще — едва мы закрываем глаза, он переплетает свои пальцы с моими… Мы вместе даже во сне. И это — счастье.

Дрейвен

Между землянами и уивернами есть определённое согласие в поэтическом определении слова «месть». Дрейвен пересмотрел множество высказываний по этому слову. Особенно ему понравилось следующее: месть — это блюдо, которое надо подавать холодным… Конечно, не все земляне однородны в своём составе. Были и такие, что не соглашались совершенно — по религиозным или этическим соображениям — даже с существованием понятия мести. Но у уивернов свои законы.

Дрейвен не чувствовал законченности недавних событий. Всё прошло мимо него. Он не чувствовал логики в своём трёхгодичном невольном забытье, потому что не смог отомстить. Иногда он смотрел с высоких этажей Драконьего гнезда и думал, как жаль, что нельзя убить дважды. Даже то, что дела Драконьего гнезда, его рода, полностью перешли в его руки, а Лианна в основном занимается самим домом и ребёнком, не отвлекали от мыслей о мести. И это томило его так, что беспокойство перешло в сны.

У Лианны вторая беременность. Она кокетничает: «Неплохо бы, если б появилась девочка!» Но Дрейвен, будучи окончательным эмпатом после слияния двух личностей и уже через сутки сообразив, что она беременна, сразу понял, что будет снова мальчик. Это счастье для уиверна — второй мальчик. Хуже, что на первом месяце, на стадии формирования нервной системы ребёнка, Лианна стала очень чувствительной. Теперь она проникает не только в отчётливые сны Дрейвена, но и в тот лёгкий налёт смутных видений, которых в обычном своём положении не рассмотрела бы. Она не помнит этих снов, но Дрейвен видит её глаза, встревоженные внутренним беспокойством, и понимает, что от таких снов надо избавляться.

Месть — это блюдо, которое подают холодным. А готовить надо с удовольствием и тогда, когда появляются интересные для этого блюда и даже необходимые ингредиенты. И ещё — когда обстоятельства складываются самым лучшим образом.

Сначала Дрейвен сделал то, что сделал бы любой уиверн, который хочет защитить беременную жену от ненужного беспокойства. Его сны вызывали в ней тревогу, значит, он должен успокоиться сам.

В один прекрасный вечер он подошёл к зеркалу и, глядя себе в глаза, совершил ритуал самовнушения.

Вроде успокоился. Но всё спокойствие пошло прахом, когда перед самым сном с ним связался Монти.

— Дрейв, ты знаешь, что я держу руку на пульсе.

— Знаю.

— Он умирает.

— Можно увидеть его? — после недолгого молчания спросил Дрейвен.

Лианна привыкла, что по своим делам: восстановлению статуса в уивернском обществе и профессиональным делам, с которыми давно надо покончить официально, — Дрейвен часто уезжает в самое невообразимое время суток, поэтому спокойно восприняла его предупреждение, что надо бы, на ночь глядя, посетить в обществе Монти «одно местечко». Только зашла вместе с ним в спальню Брендона, где Дрейвен немного поговорил и поиграл с сыном перед сном, а потом проводила его до входной двери. Чтобы уж заодно поприветствовать Монти.

Уже в машине Дрейвен поинтересовался:

— Кто там директором?

— Уиверн. Ещё трое уивернов на руководящих должностях. Остальные — люди. Но с их разрешения и с официального одобрения они защищены от внушения. Я договорился с одним, чтобы он передавал информацию, когда бывает вне стен лечебницы. И, как только он связался со мной, перезвонил тебе.

— Сколько ему осталось — по твоим прикидкам?

— Неделя. Как максимум. Лучше посмотри ты. У тебя точней.

Они приехали в лечебницу, и в качестве посетителей личный смотритель провёл их в палату. Со времени своей ипостаси на Кере Дрейвен не видел Адэра. Немного предполагал, что предстанет его глазам, но увиденное потрясло даже его.

Адэр лежал на кровати, скрючившись. Точней — не Адэр, а то, что от него осталось.