Имита

Луис снова сглотнула и пошла к кушетке. Сон будто мягко надавил на её плечи. Заснуть — забыть о голоде. И радоваться, что хоть такая возможность есть — поспать в доме, в котором никто тебя не ищет, а не на скамейке в здании космопорта, где взгляд каждого полицейского воспринимается как изучающий. Рядом с человеком, который ничего о тебе не знает. И с которым, возможно, уже завтра придётся расстаться… Девушка легла с другой стороны квадратной кушетки — что оставило между двумя лежащими метра полтора пространства, одёрнула с обеих сторон плащик, стараясь как можно плотней укрыться им. Движения становились всё более вялыми. И вскоре Луис соскользнула в глубокий сон…

… За окном медленно погас фонарь. Предутренняя мгла неприятно резала глаз серой неопределённостью.

Мужчина проснулся, словно только что закрыл глаза: распахнул ресницы — и уже на ногах. Бесшумной тенью обошёл кушетку. Скорчившаяся в попытках удержать тепло девушка заставила его только приподнять бровь.

Футляр у стены привлёк большее внимание. Хозяин комнаты присел, взял за шкирку неподвижного зверя. С трудом разомкнулись веки, будто склеенные гноем и кровью. Мутно блеснули зелёные глаза «воротника», пытаясь сосредоточиться на человеке. Но, слабые, закрылись сразу, и стрелок оставил зверя в покое. Затем его внимание привлекла бумажка перед носом зверя. Хозяин брезгливо встряхнул её от крошек и, направив свет от включенного вирта на бланк, прочитал все записи. После чего, открыв футляр, безо всякого удивления увидел гитару.

Оставив всё, как есть, он вернулся к девушке. Теперь он присел перед ней и, отогнув край капюшона, осмотрел её лицо в свете вирта. Сказать, хороша собой незнакомка или нет, он не смог: всю левую сторону лица перечёркивала уродливая царапина — от переносицы к краю челюсти. И царапина эта была не то что свежей, но поблёскивающей по краям, кажется — незаживающей.

Выключив экран вирта, он осторожно лёг позади девушки, а потом подвинулся к ней так, чтобы спиной она прижалась к нему.

Минута, другая… Он усмехнулся. От тепла незнакомка распустилась, словно цветок на солнце — как говорят поэты, и прижалась спиной к хозяину сама. Тот уже уверенно обнял её и уснул…

… Зверёк снова приоткрыл глаза, как только два человека затихли во сне. Прямо перед носом что-то пахло явно съедобным. Отталкиваясь рудиментарными лапками от ворса покрытия, передвигаясь почти гусеницей, зверёк подтянулся поближе к еле ощутимому запаху. Высунулся язык, подобрал крошку. Другую.

Кошачий дракончик, которого учёные, исследующие фауну Кэссии, признали всего лишь чем-то вроде здешней крысы, бесполезной и для людей безопасной, приподнял шерстистую мордочку, с трудом сопя и принюхиваясь разбитым носом. Человек, от которого теперь пахло, как от него самого, лежал неподалёку. Зверёк попробовал почистить свою грязную шкурку. Но синяки и кровоподтёки мешали — они ныли, когда дракончик привычно пытался изогнуться. Он огляделся, медленно дополз до человека и, с трудом встав почти на хвост, уцепился короткими лапками за край кушетки. Самка. А за ней — самец. Самец им, дракончиком, не пахнет. Но он пахнет симпатией к самке. Наверное, не выгонит.

Дракончик прополз дальше. Тепло. От самки тепло. А ему, зверю, холодно, пока он ранен. Надо пригреться в человеческом тепле и потихоньку выздороветь. Самка — его. Она приняла зверя и сделала своим, значит — не выгонит. И зверёк влез в пространство сложенных рук — Луис. Так зовётся эта самка. Он вычитал имя из пространства, которое окружает эту самку. Особенно понравилось, как оно заканчивается. Засыпая в уютном и мягком тепле человеческих рук, дракончик снова попробовал на вкус имя самки: Луиссс…

2

Она проснулась, когда кто-то под носом провёл мягким и тёплым клочком шерсти. Проснулась и чихнула. И, когда что-то с шипением отпрянуло от её чиха, уставилась в круглые зелёные глаза, возмущённо посмотревшие на неё из кучи всклокоченной серой, с кофейным оттенком шерсти. Возмущение ощущалось довольно живо.

— Ты кто? — прошептала она.

— Здешняя крыса, — ответил ей низкий голос. — Странно, что ты её приручила. Обычно они не поддаются дрессировке.

Луис прикусила губу и села на краю кушетки, прихватив ту самую крысу, которая нисколько не возражала против рук. А потом девушка встала. Несмотря ни на что, она не хотела бы, чтобы на неё смотрели сверху вниз. Шерстяной «воротник», который она наконец узнала, недовольно что-то хрюкнул и не сразу, но с рук влез ей сначала на плечо, а потом забрался выше — и на затылок… Луис невольно улыбнулась: странно, но «здешняя крыса» ощущалась частью удобной одежды, вроде как меховая отделка капюшона. Тёплая. Теперь она рассмотрела хозяина комнаты лучше. Этому мужчине она разрешила бы смотреть на себя, будучи самой собой. И вспомнила, и, вспыхнув, снова надвинула капюшон на левую сторону лица.

— Я уже видел, — невозмутимо сообщил тот, отпивая из чашки кофе. — И меня это не напугало. Не хочешь позавтракать?

— Мне бы сначала… — хрипло со сна начала она и смущённо откашлялась.

Он кивнул в сторону.

— Там.

Эту дверь в ночной тьме девушка не разглядела. Закрывшись в душевой, она сняла наконец плащик. Умывшись, Луис старательно расчесала тёмно-русые волосы — чуть ниже лопаток, затем отпустила пряди по вискам, закрывая царапину, и, покопавшись во взятом с собой рюкзачке, вынула круглую коробку с театральным гримом. Из ванной комнатушки вышла спокойная за свой внешний вид и присоединилась к хозяину, который устроился на той же кушетке, положив тут же поднос с предметами для настоящего пиршества: большую чашку дымящегося кофе и тарелку с бутербродами, сделанными чисто на мужской манер, потому что большие ломти хлеба чуть не прогибались от наложенной на них начинки.

— Спасибо, — сказала Луис и села на край кушетки напротив хозяина. И нерешительно добавила: — Меня зовут Луис.

— Знаю, — сказал хозяин и протянул ей бланк из центра занятости.

Она взяла и успела заметить: он быстро взглянул на её щёку, загримированную оттеночным гримом. Правда, он и не скрывал, что посмотрел. Гриму он усмехнулся, слегка ощерясь, — и тут девушка вздохнула с облегчением: мужчина очень хорош собой — темноволосый, большеглазый, с отлично вылепленным носом, чуть большеротый, но, стоило ему слегка саркастично усмехнуться, вздёргивая при этом верхнюю губу, — и Луис заметила, что улыбка, какая-то узкая, с необычным прикусом, превращается в крысиный оскал. И эта маленькая деталь его безупречной внешности почему-то успокоила её.

Он дал ей время насытиться, сам наслаждаясь свежезаваренным кофе, и только после этого сказал:

— Меня зовут Дэниел. — И снова усмехнулся. — Как ты здесь… оказалась?

Луис улыбнулась его усмешке, странной, но притягательной, и рассказала о вчерашнем происшествии, одновременно кормя зверушку, свесившуюся с плеча, — отщипывая ей крошки от бутерброда. Отщипывать пришлось недолго: зверушка решительно вцепилась пастью и когтями в край ветчины (без хлеба, естественно) и принялась жрать без перерыва на проглотить, постепенно заглатывая весь кусок. Зелёные глаза чем дальше, тем больше светились не столько удовольствием, сколько наполняющим их изумрудным оттенком. Луис решила считать этот оттенок признаком здоровья. Кажется, Дэниел не возражал, что его угощение для девушки стало угощением и для «здешней крысы».

— Как змея, — удивлённо сказала Луис. Потом взглянула на бланк. — Я не буду вам долго докучать. Мне бы сориентироваться, где я сейчас, и пойду дальше — искать работу.

— Давай на «ты», — сказал Дэниел, пальцами зачёсывая густые тёмные волосы назад и открывая высокий лоб, отчего лицо почему-то стало сумрачным. — Итак, ты ищешь работу имита. Кому ты подражаешь?

— Тайре, — насторожённо ответила она.

— Тайра? Слишком распространённо, — хмыкнул он. — У неё голос довольно-таки яркий… Легко сымитировать. Но, кажется, я смогу тебе помочь. Судя по тому, какие кабаки остались в твоём списке, тебе всё равно, где работать?